Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич. Страница 95

Ах, как грустно без твоих ласк, которые для меня все! С каждым днем все больше и больше тебя люблю, с истинной безграничной преданностью, глубже, чем могу выразить словами! — Но эти дни были ужасно утомительны для тебя, и последний вечер мы не могли даже спокойно посидеть вместе, это очень грустно.

Прошу тебя, следи за тем, чтобы маленький не утомлялся, — заставляй его по обыкновению отдыхать после завтрака, не позволяй ему утомляться на лестницах. Я так жалею, что вы не спите вместе в поезде; но в Могилеве вам будет уютно. “Ненадо” [467] даже слишком трогательно и мило. — Надеюсь, что тебе понравится моя фотография Бэби в рамке. — Наши подарки для Бэби уДерев. [468],— в мешке в вагоне, а пишущую машину и большую игру он получит здесь, когда вернется. Ты ему дай почтовую бумагу и серебряную чашку, чтобы ставить у постели вместо фарфорового блюдечка, для фруктов, когда он их ест вечером. — Прошу тебя, дорогой, спрашивай его от времени до времени, хорошо ли он молится! Родной мой,я люблю тебя и желала бы никогда с тобою не разлучаться и все делить с тобою. Ах, какое было счастье, когда ты был здесь, мое ясное солнышко, — я теперь живу воспоминаниями! — Спи спокойно, мой Ники, женушка твоя всегда с тобою и в тебе. — Когда ты вспомнишь книжку с картинками, подумай о твоей старой женушке. — Господь да благословит и да сохранит, защитит и наставит тебя!

Навсегда твоя

Солнышко.

Благословляю, целую и ласкаю тебя, нежно и с любовью смотрю в твои милые, глубокие глаза,которые меня давно и совершенно покорили!

Любовь всегда растет.

Царское Село. 1 октября 1915 г.

Мой милый и бесценный,

Оказывается, курьер отправляется сегодня вечером, — пользуюсь случаем, чтобы написать тебе словечко. — Вот мы опять врозь, но, надеюсь, теперь тебе легче будет, пока наш Солнечный Луч с тобою. Он внесет оживление в твое жилище и утешит тебя. — Как он был счастлив поехать, и с каким волнением ожидал он этой великой минуты путешествовать одному с тобой! — Я боялась, что ему будет грустно, как было в декабре, когда мы поехали на юг навстречу тебе. Он тогда плакал на станции, но теперь нет, он был счастлив. Татьяна и я старались быть бодрыми и крепились, но ты не знаешь, как тяжело быть без тебя и маленького! Я только что заглянула в свою маленькую книжку и увидела с отчаянием, что буду... 10-го... путешествовать и осматривать лазареты. Первые два дня я совершенно не могу, иначе опять будет припадок моей безумной головной боли. Ну, разве это не нелепо?

Днем мы катались в Павловске, воздух был совсем осенний. — Потом мы зашли к Знамению и поставили свечи. Я горячо помолилась за свое сокровище. — Потом Аня читала мне вслух. — После чаю я приняла Изу, затем навестила бедного мальчика. Он очень изменился со вчерашнего дня. — Я его гладила по голове, тогда он проснулся и сейчас же меня узнал и разговаривал. — Я ему сказала, что ты и Алексей посылаете ему привет. Он был в восторге и очень благодарил, потом опять заснул. Это первый раз, что он говорил сегодня. Когда я чувствую себя очень угнетенной, мне отрадно ходить к самым больным и приносить им луч света и любви. В этом году столько всюду страданий, я совсем измучена!

Итак, Кира поехал с тобою, это хорошо и правильно. — Только бы он не был глуп и соплив!

Очень надеюсь, что тебе удастся завтра осмотреть войска!

Дорогой Ники, целую и крещу тебя без конца, и скучаю без твоих ласк — так тяжело на сердце! Да поможет тебе Господь! Крепко, нежно целую.

Твоя

Женушка.

Спи хорошо, думай о своем старом Солнышке.

Надеюсь, что Павел будет благоразумен и не суетлив. Ответил ли тебе маленький адмирал [469]?

Царское Село. 2 октября 1915 г.

Мой родной, любимый,

Доброе утро, мои дорогие, как вы спали? Я неважно, — впрочем, как и всегда, когда тебя нет, мое сокровище. — Так было странно прочесть в газетах, что ты и Бэби выехали на фронт. Я уверена, что тебе было уютно сидеть и играть с Бэби и не быть больше в постоянном одиночестве. Я также рада и за Н.П., так как он часто чувствует себя одиноким, у него нет там особенных друзей, хотя почти все ему нравятся и он со всеми ладит. Но ему недостает нас, и он по нас скучает. Теперь же Алексей его согреет, приласкает, и он почувствует себя ближе и к тебе.

M-r Жильяр будет счастлив поговорить с французами. — У тебя было столько тяжелой работы здесь, что я рада за тебя, что теперь это более или менее кончилось, и ты сегодня увидишь войска! Ах, как мое сердце дочери и жены солдата радуется за тебя! Хотелось бы быть с тобою и видеть лица этих славных молодцов, когда они увидят того, за кем и за кого они идут в бой! Надеюсь, что ты возьмешь Алексея с собой, — впечатление останется на всю жизнь у него и у них!

Ах, как вас обоих мне недостает! В час, когда он обыкновенно молится, я не выдержала, расплакалась, а затем убежала в свою комнату и там прочла все его молитвы на случай, если бы он забыл их прочитать. Прошу тебя, каждый день спрашивай его, не забывает ли он молиться? — Каково тебе будет, когда я его увезу! Тебе надо будет куда-нибудь поехать, чтобы не оставаться одному. — Мне кажется, что прошел целый век со дня вашего отъезда, такая тоска по вас, и так мне вас недостает, мои ангелы, что не могу этого выразить словами!

Была сегодня утром у А. и взяла ее с собою к Знамению и в Большой Дворец, откуда она поехала в город, а я пошла навестить бедняжку. Он не мог говорить и никого не узнавал, но меня сейчас же узнал и даже сказал несколько слов. Оттуда я пошла в наш госпиталь. — Прибыло два новых офицера. — У одного несчастного засела пуля или осколок в глазу, а у другого — глубоко в ноге и, кажется, в животе; у него такое сильное внутреннее кровоизлияние, что сердце оттеснено в правый бок, и ясно слышно его биение у правого сосца. — Это очень тяжелый случай, вероятно, придется его завтра оперировать; пульс у него — 140, он ужасно слаб, живот вздут, глазные яблоки совсем желтые. — Это будет мучительная операция!

После завтрака мы принимали 4-х только что произведенных новых офицеров Александровцев, отправляющихся на фронт, 2-х Елизаветградцев, 4-х Вознесенцев, 4-х раненых и сына старика Арсеньева. — Потом мы катались, съели по яблоку и груше, и поехали на кладбище посмотреть на нашу маленькую временную церковь для наших умерших героев. — Оттуда — в Большой Дворец, где был молебен перед иконой Божьей Матери, которую я велела принести из Знамения: ее пронесли через все палаты — было очень хорошо. — После чаю видела Русина [470] и передала ему письма для Виктории и Тории, потом — Ресина, и говорила с ним о нашей поездке, — не знаю только, какой день назначить, потому что ожидание Беккер портит все.

Получила твою телеграмму в 5 1/2 часов, мы очень все ей обрадовались. Слава Богу, что ты видел войска, — только ты не упомянул, был ли маленький с тобою. Не произведешь ли ты смотр войскам в Могилеве, тогда они увидали бы Бэби? Наш Друг говорил Ане, что его пребывание в армии принесет благословение — даже малютка наш помогает! — Он возмущен поведением некоторых лиц в Москве. Вот и княгиня Палей прислала мне свое первое надушенное письмо, которое я тебе и пересылаю. — Лично я нахожу, что она не должна бы просить за него. На что это было бы похоже, если бы сыновья Павла жили покойно и без дела в ставке, в то время как их товарищи проливают свою кровь, как герои! — Завтра пришлю тебе миленькие стихи мальчика [471]. На твоем месте я сказала бы Павлу об этом письме, даже показала бы ему и объяснила, что слишком рано отзывать его обратно, достаточно того, что один сын уже не на фронте; и притом это повредило бы ему в полку, уверяю тебя! — Пусть немного послужит, а потом можно будет устроить его ординарцем к одному из двух генералов, но еще не теперь. — Я понимаю, что ее материнское сердце страдает, но она не должна портить карьеру мальчика — не говори ничего об этом Дмитрию. — Сейчас я должна писать Михень и тете Ольге, чтобы пригласить их на освящение нашей микроскопической церкви. Официально я не могу этого сделать, так как церковь слишком мала, но если я не сделаю, Михень, наверное, обидится. — Тогда я должна пригласить и семейство из Павловска [472] (дам), так как их солдаты похоронены на нашем кладбище. Прощай, мой дорогой возлюбленный. Благословляю и целую тебя без конца. — Навсегда твоя старая