Тайна России - Назаров Михаил Викторович. Страница 179

Только в этом случае нам можно будет говорить и о восстановлении легитимной Российской государственности в рамках международного права, в частности, поставив на повестку дня уточнение границ России, искаженных нелегитимными властями после 2 марта 1917 г.

Самый же важный — историософский — аспект проблемы, осознанный монархическими авторами эмиграции, выразился в следующем. Российская православная монархия (Третий Рим) была осмыслена как духовный полюс, «удерживающий» мир от воцарения антихриста; революция в России — как "генеральная репетиция апокалипсиса"; отречение Государя на фоне всеобщего предательства — как жертвенный подвиг, подобный голгофской жертве Христа; явление иконы Державной Божией Матери в день отречения Государя — как указание на последний шанс временного удержания мира Самой Божией Матерью, а борьба за воссоздание православной монархической России — как борьба за воссоздание Удерживающего для всего мира. [См. статью "Смысл истории и тайна России".]

Понятно, что восстановить такую монархию гораздо труднее, чем скопировать ее западные декоративные формы. Она не может быть воссоздана искусственно, чьим-то политическим решением. Монархия может вырастать лишь из соответствующего религиозного правосознания общества, — писал И.А. Ильин, проводя различие между ценностью монархии как идеала и его практической осуществимостью в данных условиях:

"Монархия не самый легкий и общедоступный вид государственности, а самый трудный, ибо душевно самый глубокий строй, духовно требующий от народа монархического правосознания. Республика есть правовой механизм, а монархия есть правовой организм. И не знаем мы еще, не видим мы еще, будет ли русский народ после революции готов опять сложиться в этот организм" ("Основы борьбы за национальную Россию", 1938). "Мне приходилось встречать людей, непоколебимо уверенных в том, что стоит в России "провозгласить монархию" — и все "пойдет гладко и станет на свое место". Но — "монархический строй не может, что называется "повиснуть в воздухе"; необходимы… две основы: во-первых, верное монархическое строение души в народе… и, во-вторых, необходимы те социальные силы, которые понесли бы богоданного Государя — преданностью, верностью, служением… Монархия должна быть подготовлена религиозно, морально и социально" ("Наши задачи").

Да и Тихомиров уже в начале XX в. отмечал, что монархия — принцип вечный, высший и всегда возможный; если же он становится для какой-то нации невозможным, то лишь по нравственному падению самой нации. Так и в России: "если идея русская, хотя и высока, но не по силам самому русскому народу, то… эта идея для России сама собою упраздняется… Вместе с тем упраздняется и мировая миссия России… ("Монархическая государственность").

И если наш народ окажется не способен на это — не были ли утопичны все разработки монархического идеала в русской эмиграции, как это полагают "западники"?

На этот вопрос, с точки зрения русской православной идеологии, ответ у монархистов всегда был один: а имеем ли мы право не пытаться восстановить наш исторический национальный идеал? Дело ведь не в том, популярна или нет монархическая идея в современном поколении человечества; дело в том — верна ли она духовно. Как раз в ощущении ее верности для России в сравнении с двумя другими идеологиями (либеральная демократия, фашизм) и укрепился монархизм в русской эмиграции в 1930-1940-е годы. То есть, даже если монархия в России была бы со всей очевидностью неосуществима, — православный русский не может не стремиться к ее восстановлению, надеясь на Божью помощь, достигаемую через верность нашему православному идеалу. В верности же Истине — и смысл личной жизни.

Так, архиепископ Серафим (Соболев) именно в этом видел суть русской идеи, о чем прочел доклад на Архиерейском Соборе в 1938 г. и после одобрения развил доклад в книгу "Русская идеология", в которой читаем:

"Царскую самодержавную власть мы должны стремиться воссоздать не только потому, что такое стремление будет истинным покаянием в нашем тяжком грехе уничтожения одного из исконных начал русской жизни и попустительства к сему уничтожению. Это стремление одновременно соответствует и истинной русской идеологии, которая есть не что иное, как православная вера и основанная на ней русская жизнь во всех ее областях, начиная с личной и кончая государственной, почему русское государство должно возглавляться царской самодержавной властью. Идеология русского человека никогда не допустит, чтобы в основе государственной жизни была власть не Богопоставленная, то есть не основанная на православной вере власть конституционная или республиканская" ("Русская идеология").

Возможным же путем восстановления российской монархии после падения коммунистического режима может стать, как писал Ильин, "только национальная, патриотическая, отнюдь не тоталитарная, но авторитарная — воспитывающая и возрождающая — диктатура" ("Наши задачи"). Не следует бояться слова «диктатура» — ее сущность зависит от ее целей и средств. Западные демократии представляют собой диктатуру денег, коммунизм был диктатурой партийной бюрократии, а искомая православная монархия — это, по известному выражению, "диктатура православной совести". Ей и должен уподобляться такой русский диктатор, сознавая свою лишь предуготовительную роль очищения больного общества от накопившегося зла — для узаконения добра.

Такой переходный период к воссозданию монархии через национальную диктатуру виделся единственно возможным путем и белым вождям — П.Н Врангелю, Е.К. Миллеру, А.Б. Туркулу. Пример такого сценария позже дал генерал Франко в Испании. Это нужно учесть и в суждениях об авторитарных (профашистских) поисках русской эмиграции в 1930-е гг.: фашизм для русских не был идеалом — идеалом была монархия. Фашизм (диктатура в смысле приведенной цитаты И.А. Ильина) был лишь временным решением на переходный период. Мнение о необходимости авторитарного переходного периода разделяли и иерархи Русской Зарубежной Церкви.

В конце XX в. эта дилемма между необходимостью идеала и трудностью его воплощения кажется еще менее разрешимой. Она кроется в проблеме свободы греховного человека, способного стремиться к идеалам и уклоняться от них, но в наше время это усугубляется сознательной ставкой структур "Нового мирового порядка" на человеческую греховность. Именно поэтому после крушения коммунистического режима на смену ему мудрая национальная диктатура не пришла. Неофеврализм и западничество торжествуют победу. Весь мир сейчас в таком состоянии, что воссоздание российской монархии возможно лишь в виде чуда…

Однако чудо как помощь Божия еще не исключается из нашей истории, если будет кому помогать. В Священном Писании сказано: "В руке Господа власть над землею, и человека потребного Он вовремя воздвигнет на ней" (Сир. 10: 4). В этом и состоит смысл "подвига русскости перед лицом зреющей апостасии", который в наше время порою близок к подвигу юродства. Существование все это время в русской эмиграции, а теперь и в России пусть даже небольших групп, ставящих себе задачей — несмотря ни на что! — восстановление монархической государственности, это еще один пример существования в русском народе его неуничтожимого первообраза, который может исчезнуть лишь с физической гибелью самой страны. Только в этом случае можно будет сказать, что воссоздание российской православной монархии больше невозможно.

С падением российской монархии на земле не стало Удерживающего в виде православной государственной власти. Но Новомученики Российские на небесах, во главе с Царской семьей, не перестали быть Удерживающим для той, пусть сегодня и небольшой, части русского народа, которая держится за Них в своих молитвах. В их подвиге русскости как подвиге удержания Бог все еще продлевает время перед кончиной мира, оставляя нам шанс — путем продолжающихся страданий — осознать происшедшее, восстать против "тайны беззакония" и дать всему миру возможность последнего и наглядного выбора в виде русской власти Помазанника Божия.