Тайна России - Назаров Михаил Викторович. Страница 20

Наивно напоминая союзникам о "мировой опасности большевизма" (на примере революционной агитации в Германии, Польше, Венгрии), о том, что борьба с ним нужна не только для спасения России, "но и для спасения европейской, может быть, более того мировой культуры" [75], - участники делегации не догадывались о роли в этом все того же Уолл-Стрита, который тогда поддерживал эти пропагандистские акции большевиков в Европе (подтверждено документально проф. Саттоном).

Правда, в заслугу "Русской делегации" в Яссах следует поставить то, что после большевицкого переворота представители как левых, так и правых партий, забыв о прошлых спорах, проявили единство в сохранении целостности России: "Отрицание Брестского договора и признание единой, неделимой России в границах августа 1914 года, за исключением, однако, Польши" [76]. На подобной позиции (делая еще одно исключение: для Финляндии) стояли и последующие белые правительства. Однако сохранить единую Россию в союзе с Антантой, при такой ее политике, они не могли.

Следуя инерции Мировой войны, они видели опасность единству страны только со стороны Германии, стремившейся оторвать от России Малороссию и Прибалтику, хотя уже тезисы президента США Вильсона о предстоявшем после войны "самоопределении наций" выдавали те же цели Антанты. И даже когда эти цели стали очевидны, — это мало что изменило в проантантовской ориентации многих февралистов.

Примеры расчленительской антирусской политики Антанты отчасти приведены выше на примерах Прибалтики, Украины, Закавказья. Есть и официальный документ высшего уровня: в мае 1919 г. в ноте Клемансо, подписанной также Вильсоном и Ллойд Джорджем, выдвигалось требование к Верховному Правителю России Колчаку признать фактическую самостоятельность всех новообразованных государств [77]. (Опять-таки заметим, что их почти везде, при поддержке Антанты, возглавили масоны. Так, помимо чехословацких руководителей Т. Масарика и Э. Бенеша, в масонских источниках [78] упоминаются: в Польше Пилсудский, в Грузии премьер-министр Гегечкори и министр иностранных дел Чхенкели; на Украине председатель Центральной Рады М. Грушевский, затем председатель Директории Петлюра, много масонов было среди прибалтийских политиков, например, премьер-министр Литвы М. Слежявичус и будущий президент Латвии Земгал).

Деникин потом горько упрекал союзников, что они, не признав официально ни одно из русских белых правительств (за исключением признания «де-факто» Врангеля ради спасения Польши), охотно и торопливо признавали все новые государства, возникшие на окраинах России [79] (Эти "независимые государства" подобострастно заискивали перед Антантой, отказываясь помочь Белому движению. Потом, когда коммунизм в виде исторического возмездия пришел и на их землю, все они — чехи, поляки, кавказцы, эстонцы и даже наследники знаменитых латышских стрелков — винили в этом только русских…)

И по отношению к самим русским, например, английская политика на Севере России "была политикой колониальной, т. е. той, которую они применяют в отношении цветных народов": солдаты и офицеры "до такой степени грубы в отношении нашего крестьянина, что русскому человеку даже и смотреть на это претило", писал ген. Марушевский (по оценке демократа с. Мельгунова — "один из самых объективных наблюдателей"). "Отрезанные почти от всего мира трудностями сообщений и стеснениями, скажем просто, английской «диктатуры», мы были положительно политически слепы. Малейшее желание проникнуть за эту завесу вызывало определенное противодействие со стороны английского командования. Связь с Чайковским в Париже была слаба и заключалась в письмах, доходивших с редкими курьерами, другие сведения были случайными и проходили через английскую цензуру" [80]. Унизительная же зависимость от иностранцев вела к тому, что даже на чисто русских белых территориях, как в Северной области, накапливались "несомненное непонимание и даже вражда между властью и населением" [81].

Можно себе представить, какой нравственной проблемой все это было для многих белых деятелей, сознавая свое бессилие и стиснув зубы, идти на компромиссы ради хоть какой-то возможности борьбы…

Похоже, Россию тогда могло (теоретически) спасти одно: если бы в 1918 г. чудом прозрели и белые генералы, и немцы, заключив между собою консервативный антибольшевицкий союз. Предпосылки для него отмечают многие мемуаристы. Савич (депутат Государственной Думы, участник Ясского совещания, затем сотрудник правительств Деникина и Врангеля) пишет, что даже в кадетских кругах в начале гражданской войны не все надеялись на Антанту; многие (даже Милюков) считали, что "только немцы могут оказать нам реальную помощь, если мы сумеем доказать, что восстановленная с их помощью Россия будет им глубоко благодарна, явится их постоянным союзником и другом. Последняя точка зрения, видимо, разделялась большинством присутствующих" на совещании, описанном Савичем. Самому ему, однако, "казалось невероятным, чтобы немцы решились изгнать во время продолжающейся еще борьбы на Западе своих подневольных союзников и послушных вассалов-большевиков" [82]. В немецкой политике тогда возобладала близоруко-эгоистическая ставка на расчленение России: отторжение от нее Украины и Прибалтики (и опять-таки, как и в странах Антанты, это произошло вопреки мнению многих немецких военных, готовых помочь Белому движению).

По мере накопления горечи от предательств Антанты германофильские настроения распространились даже в Сибири, в окружении Колчака [83] — но было поздно: побежденная Германия вышла из игры и Антанта не позволила ей пойти на союз с русскими белыми (иначе бы наиболее известная попытка такого союза, армия П.М. Авалова-Бермондта, могла принять более серьезные формы). Однако тот факт, что вскоре Германия, стремясь изменить результаты Версальского договора, повела тайное двадцатилетнее сотрудничество с большевицкой Россией, — свидетельствует о том, что потенциал естественного русско-германского союза имелся. И будь в обеих странах более достойные правительства — судьба Европы могла сложиться иначе…

Деникин же, напомним, в начале гражданской войны верил обещаниям союзников по Антанте и сохранял им верность настолько, что действовал даже себе во вред "Мы, русские, мира с немцами не заключили", — любил говорить генерал Деникин. И когда в 1918 году немцы предлагали свою помощь Добровольческой армии, он категорически отвергал ее [однако, соглашаясь получать немецкие боеприпасы через формального посредника, ген. Краснова — М.Н.]. И когда в июле 1918 года немецкая кавалерия, стремясь на Кубань, занятую Добровольческой армией, стала переходить реку Ею через Кущевский железнодорожный мост, последний по приказу ген. Деникина был взорван, несмотря на то, что Белая армия прервала свою связь с Севером: [84], вспоминал соратник Деникина полковник П.В. Колтышев… Тогда же Деникин отказался и от совместного с ген. Красновым похода на Волгу для воссоединения с восточным антибольшевицким фронтом, что обещало важный стратегический успех; он предпочел занять Кубань и ждать там прибытия "союзников":

Инерция войны против Германии и верности «союзникам», их лживые обещания помощи, вместе с масонской солидарностью за спинами военных, — все это вело к тому, что трагедия России должна была завершиться по начатому сценарию: продолжалась ориентация добровольцев на Антанту, которая не собиралась свергать большевиков. Монархисты же в Белом движении, под демократическим давлением, оказались растеряны и были вынуждены свернуть свои знамена, считая, что отбытое провозглашение монархического начала и неизбежно вытекающее из этого название февральского переворота своим настоящим именем было бы равносильно отказу от содействия Антанты, без которого успех борьбы с большевизмом считали недостижимым" [85].

Поскольку выше не раз отмечался масонский фактор, стоит сказать, что в русских делах он все же не всегда имел доминирующее политическое значение. Во-первых, принадлежность к ложе не означала единства политических взглядов у тех или иных русских масонов: сначала их сплачивала борьба против монархии, а в гражданской войне — необходимость борьбы против большевизма; но среди них были более левые и более правые деятели. Во-вторых, само русское масонство занимало по отношению к западному явно подчиненное положение. Поэтому даже то обстоятельство, что в числе белых правительств было немало масонов-патриотов, имевших личные связи с главами правительств Антанты, — не помогло их антибольшевицким усилиям, поскольку они свою роль уже выполнили (в Феврале), и описанные геополитические цели "мировой закулисы" имели высший приоритет.