Тайна России - Назаров Михаил Викторович. Страница 37

Лишь с этого времени и началось противостояние Запада Советскому Союзу, но не столько коммунизму, сколько возможности воссоздания на его месте исторической России. Этому служило и подталкивание «десталинизации» в сторону интернационализма (что при Хрущеве привело к новым гонениям на Церковь), и сведение коммунистических преступлений только к «сталинизму» и репрессиям против «своих», и последующая "борьба за права человека"… Наиболее наглядно в этот период США выразили свою цель в "Законе о порабощенных нациях" (1959) [11], определив своего врага как "русский коммунизм" и официально обязавшись поддерживать против него все сепаратистские движения среди народов СССР.

Разногласия же "мировой закулисы" с марксистской идеологией и в этот период не были принципиально несовместимыми (вспомним активность А. Хаммера). К тому же молодое поколение партийных функционеров взрастало на зависти к материальному уровню Запада и с комплексом неполноценности перед ним. Это было неизбежным следствием экономически неэффективной системы, основанной на очевидной лжи и несвободе, — что вело к невольной идеализации противоположного строя. В годы «перестройки» именно эти иллюзии, умело манипулируемые с Запада, помогли "мировой закулисе" разрушить СССР и укрепиться во всех его обломках.

В 1970-е гг. проф. Саттон ставил вопрос: "Может ли капитализм быть тезисом, а коммунизм антитезисом для достижения цели революционных групп и их финансистов — синтезировать эти две системы в какую-то еще неизвестную мировую систему? [12]. [15] Для обозначения этого синтеза как цели "холодной войны" возникла идея «конвергенции» капитализма с коммунизмом в нечто среднее.

В действительности же после крушения СССР произошла конвергенция в одну сторону: коммунистического общества в западное. Но и западное общество все более обнаруживает умело маскируемые тоталитарные черты это, видимо, и должно стать тем «третьим», к которому стремятся банкиры: всемирной космополитической тоталитарной демократией, называемой "Новым мировым порядком". Уже знакомый нам Ж. Аттали описывает этот "торговый строй" как общество, предельно атомизированное, но и предельно подконтрольное банкирам посредством электронной техники.

Усиление активности "мировой закулисы" по унификации мира и подавлению в нем очагов возможного сопротивления (и альтернативных общественных моделей) мы видим на примерах Ирака, Сербии, а также России, где у власти с 1991 г. поставлены «демократические» силы, обеспечивающие западный контроль.

Как было отмечено уже в 1918 г. в меморандуме банкиров Уолл-Стрита Ллойд Джорджу: "Демократическая Россия стала бы величайшим военным трофеем, который когда-либо знал мир" [13]. В 1990-е гг. она стала таким трофеем…

1991–1993 гг.

Этот материал — отрывок, взятый из помещенной ранее в данном сборнике статьи — "Уроки Белого движения".

II. «Перестройка» и Новый мировой порядок

Статьи до 1991 г. имели целью предупредить об опасностях западной демократии, показать подлинный масштаб идейного выбора, перед которым стоят "прорабы перестройки", и дать им конструктивный ориентир. Не все в тех надеждах оказалось бесспорным, если смотреть с руин получившегося результата. Тем не менее три статьи того периода, открывающие этот раздел, кажутся уместными в данном сборнике, поскольку отражают и эволюцию автора: от оптимистических надежд на оздоровление России и мира в русле "социального христианства" эмигрантских философов — до осознания нашего времени как предапокалипсического.

Автор надеется, что эти статьи могут быть полезны и сегодня так называемым "просвещенным патриотам" (особенно христианско-демократического склада), готовым изжить те же иллюзии и осознать религиозный масштаб драмы мировой истории, главной ареной которой в XX в. стала Россия. К тому же молодые читатели, которые не помнят баталий «перестройки», смогут лучше понять, почему рухнула сверхдержава СССР.

Статьи после Августа 1991 г. вскрывают механизм современного разрушения России и подводят нас вплотную к историософии нашего смутного времени. Ключевые аргументы кое-где повторяются, поскольку каждая статья писалась для самостоятельной публикации и в каждой было необходимо показать общий масштаб проблемы. Поэтому иногда сделаны сокращения повторов и общих мест, ставших теперь излишними. Анализ трех путчей Ельцина (1991, 1993, 1996) дополнен новыми данными, важными и для символики нашей эпохи, и для будущего суда над преступниками — если ему будет суждено состояться…

О том, что происходит в Советском Союзе и называется «перестройкой», можно писать по-разному.

Можно, например, взять точкой отсчета признаки правового государства и утверждать, что существенных перемен в СССР не произошло, и не произойдет, поскольку партия настаивает на реформах "в рамках социалистической системы". Что происходит очередной обман народа, и партия лишь хочет заставить людей лучше работать. Что ничего не изменится, пока существует однопартийная диктатура, ее монополия на средства информации и т. д. — можно добавить к перечню этих условий много других, столь же правильных, сколь и часто повторяемых.

Однако повторять лишь правильные перечни все же скучно. Время от времени хочется всмотреться в процесс «перестройки» и с другой точки зрения: написать не о том, чего не происходит, а о том, что происходит. Попытки такого рода я уже предпринимал (см., напр., «Посев», 1987, с. 3; "Вестник РХД", 1987, с. 150). Эта статья как бы продолжение тех размышлений, все еще не очень популярных. [16] Для лучшего понимания дальнейшего сначала вкратце повторю тезисы предыдущих статей.

Они исходили из предпосылки, что, конечно, только с независимой от партии активностью общества связаны надежды на оздоровление страны. Но поскольку в процессе перемен важна и официальная сторона, определяемая правящим слоем, — интересно рассмотреть поведение той его части, которая понимает необходимость демонтажа системы. Ведь всем, в том числе правителям, ясно, что причина кризиса — историческое банкротство коммунистической идеологии. Отказ от нее объективно необходим. Однако для партийных инициаторов "перестройки сверху" этот отказ от "единственно верного учения" невозможен, ибо оно — единственная легитимация их власти. "Ветхое тряпье" идеологии партия не может сбросить, [17] чтобы не предстать перед народом голой. Кроме того, вся государственная система, как крутящийся волчок, держится на собственной идеологической инерции, и если его остановить — он упадет вместе с реформаторами. В этих условиях им не остается ничего иного, как поступить с идеологией по методу Колумбова яйца: реформами взломать скорлупу социалистической системы, продолжая еще длительное время называть разбитое яйцо целым и утверждать, что именно это и есть настоящий социализм, который хотел строить Ленин. По мере же приобретения авторитета «сталкеров», выведших страну из тоталитарной «зоны», у них, возможно, возникнет новая, практическая, легитимация власти, которая заменит негодную старую.

Примерно такой ход мысли, возможно, присущ хотя бы части верховных реформаторов. В принципе он приемлем и для большей части народа, которому не так уж важно, называть ли более достойное человека общество все еще социализмом или как-то иначе — потомки разберутся. Не нужно быть лингвистом, чтобы согласиться с Шекспиром: "То, что зовем мы розой, и под другим названьем сохранило бы свой чудный запах"…