Божественная Зефирина - Монсиньи Жаклин. Страница 20
ГЛАВА XI
БОЖЕСТВЕННАЯ ЗЕФИРИНА
– Успокойся, мое сокровище!
Пелажи хотела смочить виски Зефирины винным спиртом. Девушка отвела руку кормилицы и с голодной жадностью набросилась на ножку фаршированной курицы.
Несколько часов назад Зефирина, переходя поочередно от отчаяния к яростному бунту, заперлась у себя в комнате. Она ходила из угла в угол, ложилась на кровать, плакала, вновь поднималась; ей хотелось поджечь поместье, убить Рикардо, покончить с собой; она сжимала кулаки, рвала на себе кружева, пинала ногой сундуки, царапала лицо, рвала на себе волосы. Короче, она предавалась отчаянию так, как было свойственно ее возрасту. Решив в конце концов уморить себя голодом, она не спустилась к ужину. Таким образом, она ничего не знала о реакции мачехи и о решении отца.
Должно быть, уже наступила полночь. В замке догорали последние свечи. Закончив дневную работу, в комнату своей обожаемой девочки проникла Пелажи, неся миску с едой.
– Я убегу к Ронсарам! – решительно заявила Зефирина, приподнявшись на локте.
Остренькими зубками Зефирина разрывала кабанью отбивную, уписывая ее за обе щеки.
– Это ничего не даст, мое сокровище… Они приедут за тобой, и твои друзья будут бессильны. Нет, послушай, Зефирина, – прошептала Пелажи на ухо своей воспитаннице, – …надо опередить «ее». Отправляйся к королю, никого не предупреждая… Один только король может изменить то, что сам решил. Я предупредила Бастьена, он будет держать Красавчика оседланным с самого рассвета. Отправляйся к королевскому двору, мое сокровище. Маркиз с маркизой не поедут. Я знаю, что завтра они здесь будут разбираться с испольщиками. Поезжай в Амбуаз. Твое имя откроет перед тобой все двери, будет твоим просителем.
– Но в конце концов, Пела… – возразила Зефирина, наконец-то насытившись, – отец меня любит, он не может… не может…
Слезы вновь потекли по щекам Зефирины.
Пелажи, собрав разбросанные по одеялу кости, направилась к двери. Голосом, в котором слышалась печаль, она прервала Зефирину:
– Ты не очень хорошо поняла, что здесь происходит, Зефи. Ты совсем одна против нее, моя дорогая, ведь кроме меня нет у тебя никого, а я не очень-то много могу сделать…
– Одна! – машинально повторила Зефирина.
Как раз в это мгновение какой-то скрежет или, скорее, хруст, похожий на звук, который издает какой-нибудь грызун, послышался из-за стены. Пелажи с Зефириной одновременно подняли головы и посмотрели в сторону Святого Михаила, поражающего дракона.
– У тебя завелись мыши? – спросила Пелажи.
– Да… А что находится по другую сторону перегородки?
– Заброшенный гардероб!
– Попроси Ипполита или Сенфорьена поставить мышеловки.
– Будет сделано завтра же утром, – пообещала Пелажи. – А теперь спи, мое сокровище… и поступи так, как я тебе сказала!
Пелажи вернулась назад и наклонилась, чтобы поцеловать Зефирину, а та заставила ее присесть на постель.
– Пела, ты ведь тоже ее не любишь!
Как всякая нормандка, Пелажи ограничилась тем, что наклонила голову в белом чепце.
– Что ты знаешь достоверно?
Материнским движением Пелажи погладила очаровательное треугольное личико, обрамленное воздушной пеной золотисто-рыжих волос.
– Ты так похожа на свою бедную мать, мое сокровище, однако у тебя нет такого кроткого выражения лица; ты более отчаянная, более решительная, чем она. Берегись, моя Зефи!
Смущенная взглядом этих проницательных зеленых глаз, Пелажи потупилась и попыталась высвободиться из рук Зефирины.
– Почему ты тоже ненавидишь «ее», Пела? – вновь заговорила Зефирина, не выпуская руки своей кормилицы.
– Я ничего не могу утверждать, моя Зефи! Я только знаю, что ты должна постоянно всего остерегаться, каждое мгновение…
– Перестань говорить загадками, Пела. Знаешь ли ты что-нибудь об этой Сан-Сальвадор? Да или нет? – уже с раздражением спросила Зефирина.
– Да… Нет… – тотчас же спохватилась Пелажи. – Действительно, в течение многих лет у меня были какие-то подозрения, кое-что казалось мне странным, но все это настолько невероятно, что иногда твоя Пелажи спрашивает себя, не помутился ли у нее рассудок… вот и сегодня я обнаружила нечто настолько безумное, настолько невозможное… это касается Беатрисы…
– И что же? Немая заговорила с тобой? – не смогла удержаться от улыбки Зефирина.
– Почти, Зефи… Но это был голос из могилы… – прошептала Пелажи, вздрогнув.
– В самом деле, Пела, если ты знаешь о каком-нибудь злодеянии этой Сан-Сальвадор, то почему не скажешь об этом моему отцу? – воскликнула Зефирина.
Неясная тень легла на доброе толстое лицо Пелажи.
– Теперь надо поспать, моя малышка… все, в чем я могу тебе поклясться – это что я не дам прикоснуться ни к единому волоску на твоей голове.
Когда свеча погасла, Зефирина попыталась уснуть. Внезапно она застыла от испуга. Статуя Святого Михаила уставилась на нее сверкающими в темноте глазами. Уверенная, что бредит, Зефирина натянула себе на голову стеганое одеяло. Сжавшись под одеялом в комок, она услышала, как на деревенской колокольне пробило два часа ночи, а затем быстро заснула.
Тусклый свет зарождающегося дня внезапно разбудил девушку. Первым ее желанием было влезть на скамеечку, чтобы осмотреть статую. В нише ничто не пошевелилось. Как всегда невозмутимый, Святой Михаил все также воздевал копье над драконом. Однако Зефирина нахмурила тонкие брови: несколько черных зерен было рассыпано вокруг цоколя статуи; они располагались в виде звезды. А ведь Зефирина была уверена, что вчера там их не было. Она взяла зерна в руки. Это походило на темный перегной или на древесный уголь. Она пожала плечами, ничего не понимая, потом спустилась, чтобы как можно быстрее одеться.
Через несколько минут Зефирина без помех выскользнула из объятого сном дома.
Пелажи обо всем позаботилась. Бастьен ждал ее с Красавчиком. Для пущей осторожности юноша обернул копыта лошади тряпками. Зефирина безмолвно последовала за своим спутником к выходу из парка.
– Да сохранит тебя Господь, Зефи! – прошептал Бастьен.
Выйдя на дорогу, ведшую через лес, он скрестил руки и пригнул голову, чтобы помочь юной всаднице сесть в седло.
– Спасибо, мой Бастьен!
Легкая как перышко, Зефирина, поднимаясь в седло, коснулась груди юноши. Это прикосновение и этот мужской запах вызвали у нее какое-то тайное смущение. Возможно, осознав, какое волнение ее охватило, Бастьен придержал лошадь. В отчаянии от собственной слабости, Зефирина отвернулась.
– Сними тряпки! – сухо приказала она.
Не говоря ни слова, Бастьен склонился к копытам Красавчика. Зефирина смотрела на крепкий затылок, склонившийся по ее приказанию. От удовольствия, вызванного пьянящим чувством власти над мужчиной, у нее закружилась голова. Она почти физически ощущала разочарование, быть может, даже боль Бастьена. «Все же я не могу разрешить себя поцеловать, только чтобы доставить ему удовольствие», – подумала Зефирина, несправедливая, как и все люди, что кричат «пожар» после того, как подожгли дом.
– Ты кончил? – нетерпеливо спросила Зефирина.
Бастьен едва успел отскочить от Красавчика. Ударив своим хлыстиком по шее коня, Зефирина пустила его рысью.
– Стой… вернись!
Услышав этот крик, Зефирина натянула поводья и увидела, как из-за обвалившейся стены выскочил Каролюс. Он бежал изо всех сил на своих коротеньких ножках, чтобы перерезать Красавчику путь.
– Прочь с дороги! – яростно крикнула Зефирина.
– Подожди, послушай меня!
Каролюс храбро подпрыгнул, чтобы схватить Красавчика под уздцы. Не помня себя от бешенства, Зефирина подняла хлыст. Упав в траву, карлик испустил вопль. Рубец от удара алел у него на щеке.
– Это научит тебя, как совать свой нос повсюду, гнусный карлик! – Пусть он заткнется, Бастьен! – приказала Зефирина.
Повинуясь с видимым удовольствием, юноша бросился на карлика, пытавшегося улизнуть.
– Не бойтесь, я сейчас его свяжу и запру! Теперь езжайте, Зефи! – сурово крикнул Бастьен.