Порою блажь великая - Кизи Кен Элтон. Страница 143

— Попытка не пытка, — говорит старик и отталкивается от бревна. — Попробуем, когда дело дойдет. Но сегодня — сможем добрать до заказа? Всю недостачу? Втроем?

— А то! Конечно, сможем, о да, и ничто нам не…

— Я тебя, Хэнк, спрашиваю…

Да понял уж. Я, прищурившись, поглядел сквозь сизый сигаретный дым, сквозь папоротники и чернику, сквозь частокол этих черных чудовищных стволов — поглядел на реку и задался вопросом: сможем или не сможем? Но ответил лишь: не знаю. Он сказал «втроем». То есть двое и старик. Два усталых малых и один калека старый. Безумие, сказал я себе и знал, что должен ответить старику: «И думать нечего». Слишком опасно, забудь, забей…

Но почему-то в тот момент он не казался мне старым калекой. Передо мной был уже не «дедушка Йети», персонаж городского фольклора. Нет, передо мной был молодой и задорный удалец, вышедший из глубины времен и снова готовый поплевать на ладони да взяться за гуж и топор. Я смотрел на него и медлил. Что ему сказать? Если он говорит, что мы на это дело горазды, так, наверно, знает, что говорит?

— Я тебя спрашиваю, парень… — Потому что сам я знаю лишь, что этого черта из прошлого и канатом на приколе-покое не удержишь, когда он за гуж взяться решил. И я говорю: ладно.

— Ладно, Генри, давай попробуем. — Наверно, ты о таком, ручном повале знаешь больше, чем мы с Джоби вместе. Поэтому — ладно, валяй. Твоя очередь. Я устал править этой телегой. У меня другое на уме и на сердце. Бери поводья. Наставляй меня, направляй меня. Об этом я и мечтал. Я устал, но работать буду. Если только под твоим началом. Если ты направишь меня, наставишь, укажешь мальчику путь…)

Когда Гриссом возымел нахальство попросить меня оплатить магазину издержки за журнал, на который я пролил кофе, я решил пригласить свою хандру в какое-нибудь другое место. Пересек улицу и зашел в «Морской Бриз, кафе и гриль», истинный апофеоз американского общепита: две официантки в дряблой форме болтают у кассы; на чашках губная помада; унылые россыпи матовых шоколадок; сдуревшие от бессонницы мухи пережидают дождь; пластиковое корытце с пончиками; и, поверх крикливого календаря от «Кока-Колы» — кривая минутная стрелка, методично вскрикивая, ковыляет по циферблату часов от «Доктора Пеппера»… идеальное место для медитации и единения с природой.

Я забрался на один из дермантиновых стульчиков, заказал кофе и выкупил на свободу один из томимых неволей пончиков. Официантка, что была пообщеупитанней, приняла мой заказ, взяла деньги, отсчитала сдачу и вернулась к кассе развлекать свою заскучавшую товарку игрой на аккордеоне шеи… так ни разу толком и не осознав мое присутствие. Я жевал пончик и огорчал печаль свежим крепким кофе, стараясь не загадывать наперед и не задавать себе вопроса: «Чего я жду?» Древний холодильник стенал на суматошной кухне. Минутная стрелка скорбела в бессмысленной панихиде, скрипучим криком пролетая над черствыми фастфудными секундами, над нудными минутами, отмеряя бремя унылой диеты, коей обречен довольствоваться Тот, Кто Колеблется…

Дождь разгулялся над склонами, как раз когда трое мужчин взялись за работу. Хэнк дернул веревку стартера своей пилы и поразился ее пушиночному весу (просто возьми поводья в свои руки и сними с меня седло…), когда руки казались такими тяжелыми. Генри прошелся вдоль бревна в поисках места, куда бы завести трос, и пожалел, что не прикупил пакета или пленки какой, чтоб обмотать этот сраный гипс, а то ж водой напитается и будет еще потяжельше против обычного. Джо Бен же, напротив, мчался вприпрыжку обратно к тому бревну, которое обрабатывал до свистка Хэнка, с такой прытью, будто грязь на башмаках сделалась невесомой. Он стал еще энергичнее и шустрее. Все шло замечательно. Прежде, утром, он о чем-то еще волновался — сейчас уж и не припомнить, — но все вышло, как мечтать нельзя лучше: драматическое прибытие старика Генри, известие про приливы-отливы, ответственное планирование, приглушенные голоса, фанфарная эйфория, захлестнувшая всех, битье себя в грудь — Мы сделаем это! — прикрой меня, Джоби, и я всех порву! Да, парень, да! Тот самый медный гонг старшеклассного идеализма и решимости, что был ему милей всего на свете: давай! давай! давай! Снова и снова, пока все слова не сливаются в сплошной рев: «Сделаем, сделаем, сделаем!» — и когда я положил руку на бревно и погладил его, у меня было такое чувство, что если не привязать камни к ногам, я прямо сейчас взлечу в небо — и бревно с собой прихвачу. Оно уж было готово, когда Хэнк свистнул, и теперь ждало лишь хорошего пинка, чтоб сдвинуть комель, уцепившийся за скалу. Ну-ка, ну-ка…

Джо обогнул бревно и осмотрел домкрат. Тот был вывинчен на максимум, один край упирался в скалу, другой — вгрызся в кору. Сворачивать — это значит, что бревно сползет обратно на несколько дюймов, пока он упрет домкрат в другую скалу.

— Нафиг! — громко молвил он, смеясь, и наказал себе: — Не уступай ни дюйма! — Он просочился своим компактным шустрым телом под домкрат, уперся плечами в скалу, а башмаками — в бревно. Я тебббе такого пендаля отвешу, что ты у меня аж в моооре улетишь! Да! Бревно переваливается через камень, набирая скорость, натыкается на пень, перескакивает через него, и стрелой летит по всему склону, остановившись всего в каком-то полуярде от реки! Славно, славно. — Эй… — Джо встал и крикнул через плечо Хэнку и Генри, смотревшим на него. — Видали? О, ребята, тут и возиться нечего. Кого еще вам спихнуть, чтоб ваши силенки поберечь?

Смеясь, он сбежал по склону, с домкратом-пушинкой под мышкой, на крылатых башмаках. И маленький транзистор весело болтался на его шее, радостно попискивал…

Отличненько — я снова скрутил домкрат, завел под бревно и взялся за ручку! Домкрат намертво вцепился в сочную кору на заднице полешка. Деревянный скрип нарастал с каждым оборотом. Бревно откатилось на несколько футов, замерло, и — на этот раз елочка покатилась, круша чернику и папоротники, и прыгнула прямо в речку. Да, сэр, так точно, да! Он подобрал домкрат, закинул лямку на плечо и покарабкался вверх на четвереньках — да-кто-нам-что! — отфыркиваясь и откашливаясь на ходу, будто паучок-водомерка, эмигрирующий на высокую землю. Его лицо раскраснелось и было иссечено царапинами, когда он достиг очередного бревна, над которым трудился Хэнк с пилой.

— Хэнкус, ты еще не закончил с этой ерундовиной? Генри, похоже, нам с тобой придется отдуваться за этого лодыря!

Он перепрыгнул бревно, и грязь на его башмаках превратилась в чистый гелий: и пусть никто-никто даже не сомневается, он это сделает, ей-богу, сделает!..

В своей хижине Индианка Дженни напевала над астрологической картой, которая непостижимым образом покрылась вдруг узором из сплетенных колец, каждое — точно с донце стакана! Ли потягивал кофе в «Морском Бризе». В доме Вив домыла посуду и думает, чем бы теперь заняться. Джен с детьми остались сегодня в своем новом обиталище, хлопот стало куда меньше. Приятно все-таки отдохнуть от суеты. Я, конечно, очень рада Джен и детишкам, и мне будет их не хватать, когда они переедут, но приятно хоть немножко отдохнуть. Ох-ох-ох, как же здесь тихо, когда никого нет…

Стоя посреди просторной гостиной, глядя на реку, наслаждаясь отдохновением и щемящей радостью, почти тревожной… будто я что-то предчувствую, и оно вот-вот разразится. Кто-то из малышей — ревом, наверное. Знаю, что меня успокоит: хорошенько поваляться в горячей ванне. Просто какая-то Принцесса Белоручка-Беложопка, а? Но, бог мой, как же тут спокойно и тихо…

Хэнк утер нос влажным рукавом свитера, торчащим из-под пончо, снова стиснул пилу и вгрызся в дерево, пока еще стоявшее перед ним, чувствуя, как отдохновение труда, простого незатейливого труда, теплой волной разливается по всему телу… (Будто сон, что-то вроде. И расслабуха — больше, чем от иного сна. Никогда я не был против повкалывать. Я бы прекрасно мог работать по-простому, от звонка до звонка, с восьми до пяти, и чтоб только пальцем тыкали, от сих до сих. Только б по уму, конечно, тыкали. Да, мог бы…) Все шло замечательно. Деревья валились куда надо, ветер оставался умеренным. Генри, когда мог, помогал выбирать стволы, прикидывать путь, заводить домкраты, замещая своим опытом кости, которые, как он знал, были хрупче мела… присвистывая, сплевывая, уверенный в том, что можно совладать, даже если во владении остались лишь ноу-хау, даже если ноги как масло, а руки как стекло, и ничего, кроме этого ноу-хау — и все равно можно совладать! Ниже по склону Джо Бен обстригал двадцать пять ярдов своего нового бревна, наслаждаясь визгливым трепетом пилы в руках, что отдавался в спинных мышцах зарядами электрического могущества… пошла зарядка, о да, рубильник на полную, о да, еще немного — и я схвачу эту деревяшку и хрустну об колено! И скажите, что не…