Мальтийская богиня - Гамильтон Лин. Страница 21
Возможно, Галеа убили в Риме, когда он по непонятной причине шатался среди контейнеров, затем его тело запихнули в нечто вместительное из его же контейнера и отправили на Мальту по месту назначения. Или же его убили на борту самолета во время полета через Атлантику. Может статься, что его убил летчик в приступе ярости, обнаружив на борту безбилетника. Я хочу связаться с итальянскими властями и авиакомпаниями, чтобы узнать, вылетал ли Галеа из Рима. К сожалению, я не располагаю сейчас большим количеством сотрудников. Большинство их них находятся на охране государственных объектов.
— Почему? — поинтересовалась я.
— На следующей неделе премьер-министр встречает представителей из ряда Средиземноморских государств. Он хочет, чтобы Мальта вступила в Европейский Союз. Безусловно, это тяжелая задача. Оппозиционная партия против вступления. Она считает, что Европейский Союз проглотит нашу маленькую страну в один присест, при этом наша экономика потерпит крах. В чем-то она, несомненно, права. Но кто знает наверняка? Премьер-министр надеется получить поддержку Италии и Греции, чтобы они пропихнули нас в Союз, а поэтому будет поить и кормить их. А мы посмотрим, что из этого получится.
— А эти люди облечены достаточной властью, чтобы быть приглашенными, предположим, в новый дом Галеа? — поинтересовалась я.
Табоне многозначительно посмотрел на меня:
— Хороший вопрос, моя дорогая миссис Макклинток. Действительно очень хороший.
Весь оставшийся день прошел довольно тихо, если не считать одного странного инцидента. После встречи с Винсентом Табоне я с большой неохотой вернулась в поместье, побродив перед этим по Валлетте.
Мне нужно было получить по кредитке мальтийские лиры, но я решила, что сначала зайду в собор Святого Иоанна. Предлогом посещения были картины, которые я не смогла увидеть в прошлый раз в музее при соборе, в частности работы Караваджо. Подсознательно же я надеялась, что визит в столь сильное по духовной энергетике место поможет мне избавиться от ужаса предыдущего дня.
Солнце уже было высоко и жаркими лучами расплавляло все вокруг, тем более приятно было окунуться в прохладу храма. Я снова восхищалась каждым дюймом его внутреннего убранства. В маленькой капелле слева от главного алтаря находилась лестница, ведущая в кафедральный склеп. В путеводителе указывалось, что посещение склепа возможно только по предварительному письменному разрешению, чего у меня не было. В прошлое посещение ворота у входа в склеп были закрыты, а сейчас я увидела, что замок снят. До сих пор не могу понять, какая сила меня туда поманила: то ли желание увидеть нечто запретное и скрытое от людских глаз, то ли меня преследовало какое-то наваждение, — но, воровато оглядевшись, я быстро прошла за ограду и бесшумно спустилась по ступеням.
В этой усыпальнице чувствовалось что-то такое, что требовало тишины, прохлады и сырости, то есть нечто сродни самой смерти. Подгоняемая любопытством, я пробиралась вглубь почти бесшумно, стараясь не тревожить обитателей, некоторые из которых, как я успела заметить, являлись великими магистрами рыцарей святого Иоанна. Какое-то время я думала, что нахожусь здесь одна, пока не натолкнулась на… Великого Белого Охотника, который, скрючившись, очень внимательно обследовал одну из могил. Не знаю, почему меня это удивило, ведь ВБО был там, где всегда, — около рыцарей. Мой возглас изумления спугнул его. Очевидно, этот «искатель неведомо чего» настолько сосредоточился на чем-то своем, что не услышал моих шагов.
Оглянувшись, он посмотрел на меня, будто загнанный в угол зверь.
— Я дам вам тридцать процентов, — без всякого вступления произнес он.
— Тридцать процентов чего? — Я была ошеломлена.
— Хорошо, сорок, — предложил он, но я молчала.
— Фифти-фифти. Я распилю то, что мы достанем. Больше предложить не могу: слишком велики издержки. — Он говорил хриплым с придыханием голосом.
— О чем вы говорите? — воскликнула я.
— Значит, это не вы, — заключил он.
В полном смущении я принялась, однако, разубеждать его:
— Конечно же, это я. Кто же еще?
Он бросился к выходу, грубо толкнув меня на каменную плиту, и забарабанил башмаками по ступеням. Его шаги отдавались во мне, пока я стояла в полном оцепенении, прислушиваясь к точившим сырые камни каплям воды и растирая ушибленное о плиту плечо.
Только спустя какое-то время я поняла смысл этого происшествия.
Глава седьмая
Но что здесь такое? Обломки кораблекрушения, прибитые к моим берегам. Павел, так люди зовут тебя, Савл из Тарса, последователь Назаретянина. Я вижу соборы, вздымающиеся из моей каменистой земли. Моя сила слабеет перед этим, мольба звоном раздается на протяжении веков. Возлюби ближнего своего. Подавленной, молчаливой, но несокрушимой остаюсь я. Люди снова будут поклоняться мне.
И только на следующий день я наконец-то полностью осознала масштаб случившегося несчастья. Я и думать не могла, что первое увиденное в жизни жестокое убийство сломит меня. За что я себя хвалю, так это за то, что наперекор всем трагическим событиям я держалась молодцом, стараясь быть невозмутимой, даже когда обнаружила труп.
Я знала, что неблагоприятное расположение планет готовит мне что-то вроде сюрприза, но изменить, как это бывает, ход событий не могла. В самом деле, все свои эмоции я растратила на погибшего Галеа, поэтому уже в примерно нормальном состоянии я повстречала озадачившего меня знакомца — ВБО.
В то утро, однако, надо мной сгустились черные тучи. Тоскливо моросящий дождь отражал муторность моего душевного состояния. Туман, нависший над садом, каким-то образом проник в мое тело. Я чувствовала себя так, будто мои глаза, уши и все мои внутренности забиты ватой, и не смогла заставить себя подняться с постели.
Марисса и Иосиф появлялись всегда так же неожиданно, как и пропадали. Уже ближе к полудню я услышала, как они вошли и позвали меня, но, сильно занедужив, я не смогла им даже ответить.
Они принялись искать меня, и вскоре их головы показались в дверях моей спальни. Я помахала им, с трудом оторвав руку от натянутого до носа пухового одеяла всего лишь на несколько дюймов. Очевидно, мое состояние совсем им не понравилось.
Я услышала, но не разобрала их шепот в холле, а затем они спустились вниз. Вскоре меня вывели из дремы шаги на лестнице, и Марисса вплыла в комнату с подносом.
— Сядьте, пожалуйста, — сказала она тоном, который, видимо, производил впечатление на Энтони в моменты непослушания. Я безропотно выполнила ее приказ. Марисса была моложе меня, но ее обращение, очевидно, действовало как на детей, так и на людей всех возрастов, находящихся в шоковом состоянии.
— Выпейте это, — снова приказала она. — Я с отвращением покачала головой. — Я вызову врача, если вы не выпьете это и не съедите чего-нибудь.
Я решила, что нахожусь не в том настроении, чтобы принимать мальтийского врача, каким бы он милым и компетентным ни был, поэтому послушно выпила питье Мариссы. Это был чай, причем очень горячий, с лимоном и с таким количеством сахара, которое можно разве что сравнить с дневным запасом на кондитерской фабрике. Я ощутила, как он похрустывает у меня на зубах. Но это возымело свое действие, и мне почти сразу стало лучше. Затем я в охотку погрызла тост с джемом и маленьким кусочком сыра.
— Вот и хорошо! — обрадовался мой «домашний доктор». Затем она заботливо укрыла меня одеялом и сказала: — Теперь вы можете немного отдохнуть, пока не наступит время вставать. Энтони и София заберут вас около двух.
— Заберут меня, но куда? — с трудом вымолвила я.
— Не говорите мне, что забыли. Вы обещали помочь доктору Стенхоуп с ее пьесой. София рассчитывает на вас, — сказала она сурово.
Действительно, я напрочь забыла о своем обещании, если быть честной, мне совсем не хотелось вылезать из пухового кокона моей кровати. Где-то в глубине души я чувствовала, что любая деятельность будет лучшим лекарством, но нисколько не хотелось делать лишние телодвижения. Рассуждая, я пришла к выводу, что сильно привязалась к Софии, а посему не могу, даже не имею права подвести ее. Я также понимала, что суета вокруг моей персоны — хорошая терапия для Мариссы, которая выглядела изможденной. Ее горящие красные от слез глаза взывали ко мне с мольбой, поэтому мы заключили с ней что-то вроде негласной сделки, и я дала согласие ехать.