Найти человека - Барто Агния Львовна. Страница 16

В те же дни пришло письмо издалека. Инженер Е. А. Мешковский, который работал в Кабуле по оказанию технической помощи Афганистану, тоже сообщал, что знает Шуру Королеву, и указывал те же координаты. Словом, все пути вели в одном направлении.

Появились основания ответить на запрос матери, что, кажется, нам удалось напасть на след. Ответили осторожно, предупредили, что след может оказаться ложным. Тем не менее мать тут же собралась ехать в тайгу, с трудом удалось ее отговорить.

Время шло, а подтверждения от Шуры все не было. Наконец появились вести из таежной партии. Вести были недобрые. Шура утверждала, что она сирота, ее мать умерла в Освенциме. Это могло быть ошибкой: маленькая Шура могла принять другую женщину за свою мать. Но главное — номер на левой руке был не 77325, а совсем другой. Значит, не она? Не хотелось верить. Горько было примириться с тем, что, несмотря на такое количество совпадений (имя, фамилия, почти тот же возраст, название лагеря смерти), — приходится отступить!

Разумеется, далеко не все поиски успешно завершаются. Но на этот раз особенно хотелось, чтобы мать и дочь соединились. Потому неудача была такой ощутимой. Как бы то ни было, но след оборвался, и пришлось сообщить матери, что дочь ее не найдена.

Другие поиски, удачные и неудачные, оттеснили этот случай. Но в мрачной галерее мемориала я вспомнила о нем…

ИЗ ДНЕВНИКА ПОИСКОВ

Почти два месяца никто не находился, и мне уже стало не хватать «счастливых» писем.

Наконец-то сегодня — письмо радостное, даже восторженное.

«Я такая счастливая… Какое же это счастье, я даже не могу представить, хожу целыми днями как дурная… — пишет Нина Петровна Луковецкая. — Я, наверно, умру от радости при встрече с мамой и братом, которых вы помогли мне разыскать».

А нашлись они опять-таки благодаря детским воспоминаниям.

«Помню мальчика, который был старше меня. Он мне выдергивал молочный зуб. Привязал ниточку за зуб и второй конец нитки натянул. Но когда зуб вырвался, мальчик упал. Звали его, кажется, Боря, кем он был мне, не знаю..»

В мальчике, тащившем зуб, узнал себя брат Нины Петровны, так он и нашелся. А вместе с ним нашлась и ее мать.

Розыск этот примечателен для меня еще вот чем — семья Луковецких-Смирновых оказалась «юбиляршей». Она — сотая, найденная по «Маяку». Ведь я считаю находки не по количеству людей, а по числу удачно завершенных поисков. Людей соединившихся, конечно, не сто, а гораздо больше: мать ищет сына, а находит и внуков и невестку. Дочь ищет свою мать, но находит брата или сестер. Если бы я стала в каждом случае считать всех родственников, цифры были бы куда больше. И удовлетворения больше! Но так точнее. А то поди-ка разберись в границах родства. Двоюродных сестер считать? А троюродных? А невесток? А внучатых племянников?

В письме Аллы Пермяковой не сказано ни о любви к Родине, ни о готовности сражаться за нее, но почему-то возникает убеждение, что Алла из породы тех девушек, которые в первые же дни войны надевали стеганки, садились в теплушки и отправлялись на фронт. Не знаю, откуда у меня такое впечатление, может быть от одной фразы: «Хотя соседи осуждали мою маму, что она меня оставила пятилетнюю и ушла на войну, но я ее понимаю.»

Галина Николаева говорила мне: чтобы вплотную приняться за рукопись, ей нужны были бесчисленные, исписанные в поездках блокноты и не единицы, а десятки встреч с людьми на заводах, в колхозах. Она настаивала на десятках встреч, утверждая, что только после десятков что-то начинает для нее вырисовываться. Иногда я задавала ей такой ставший у нас традиционным вопрос:

— Ну, как дела? Единицы или десятки?

Если она со вздохом отвечала: «Пока еще единицы», — это значило, что она еще на подступах к новой вещи.

Ее пытливый интерес к людям выражался, конечно, не только в десятках встреч. Она умела распознать буквально каждого собеседника, вызвать его на разговор, на рассказ о себе и с неподдельным вниманием слушала. Казалось, что она выстукивает, выслушивает человека, как врач, и для себя ставит ему диагноз: этот — здоров, этот — болен (она и действительно была по образованию врачом).

Тысячи писем, которые проходят через мои руки, по существу, тоже встречи с людьми, и я не раз думала о том, что Галина Евгеньевна многое могла бы найти в них для себя.

Читаю письма. Почти в каждом неослабевающая ненависть к фашизму. Не удивительно, что она вспыхивает с новой силой, стоит только человеку прикоснуться к прошлому, пережитому. Может быть, потому люди пишут:

«Хотя смерть пять лет была рядом со мной, но если придется идти против фашиста, не погляжу на года, вместе с сыном пойдем.

Овчинников С. В… Краснодарский край»

«…Есть и моя доля в борьбе с фашизмом, Будут снова бои — сын внесет свою долю.

А. И. Веткина. Бывшая разведчица»

«…Как переживший войну, не стыжусь моих слез, ко и ненависти к врагам во мне хватит.

П.П.Бочин. Кузнецк».

«Отец мой получил посмертно орден. Задаю себе такой вопрос: если бы я попал в бою в тяжелый переплет, сумел бы я действовать так же геройски?

Игорь Митюшин Ленинградская область»

«…Глаза не закрываю, может быть, еще и придется нам рассчитаться с фашизмом до конца.

А. В. Савельев, учитель школы рабочей молодежи»

Из таких записей возникает патриотический образ народа.

СЕДЬМАЯ ИСТОРИЯ В ПИСЬМАХ

Найти человека - i_012.png

Из письма Александра Филипповича Рояк г. Николаев

«Мне, водителю такси, очень часто приходится слушать вашу радиопередачу. У меня в машине радиоприемник… У меня лично нет потерявшихся родственников, мне некого разыскивать, но мне очень приятно слушать, когда через долгие годы встречаются близкие, родные, которых разлучила война. И мне хочется помочь тем товарищам, кто нуждается в этом. Возможно, рядом где-то находятся люди, которых я знал или знаю. Но пока что ничем помочь не могу. По моему совету пишет мой товарищ к вам. Прошу вас передать по программе «Маяк» об этом товарище..»

Из письма А. Э. Щербины

«Я, Щербина Анатолий Эдуардович, года рождения 1939-го, проживаю в городе Николаеве. По совету товарища Рояк Александра Филипповича, решил обратиться к вам с просьбой помочь мне разыскать моих родных… Фамилия моя и год рождения не знаю, точные или нет… Помню, что мать мне купила теплый костюмчик и валенки. Помню, что было это в Киеве. Следующее помню, что меня какая-то тетя привела в детприемник. Кем она была, я не знаю. Когда она привела меня, я, по-видимому, понравился милиционеру, находившемуся там, и он взял меня на воспитание… „Через некоторое время он сдал меня обратно в детприемник, по какой причине, не знаю. Потом я попал в Клеванский детский дом. Все, что я описал, было в период времени, когда освободили Киев, потому что помню, как вели военнопленных. Прошу вас передать обо мне по радио, возможно, моя мать или отец откликнутся, если они живы. Если их нет, то, возможно, жива та тетя, которая меня сдала в детприемник. Или милиционер, у которого я находился некоторое время…»

Но никто не откликнулся на сигнал «Маяка».

Прошло около года, и вдруг приходит письмо от другого Щербины, Александра Кондратьевича. Я подумала, что он брат Анатолия. Правда, Анатолий Щербина ничего не говорил о брате, но бывает, что братьев не помнят. Не смутило меня и то, что у предполагаемых братьев были разные отчества. На опыте поисков я убедилась, что самое шаткое доказательство — это отчества бывших воспитанников детских домов. Их часто придумывали сами дети. Но в пользу родства говорило то, что оба Щербины росли на Украине. И все же после проверки оказалось, что они не братья.