Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 112

РЕЧЬ ГЕНЕРАЛА ПУЛЯ В СОБРАНИИ ЦЕНТРОМУРА:

- Я, главнокомандующий всеми союзными силами в России, говорю вам... Мы здесь нашли способный совдеп, который не только способен, но и желает работать. Но способности работы этого совдепа препятствуют - население и моряки. Мы не можем работать с совдепом, если он не может проводить в жизнь те заключения, к которым он пришел... А потому мы намерены помогать совдепу, чтобы он был в состоянии проводить свои резолюции.

Союзники пришли сюда для работы. Эта работа необходима России! Мы желаем делать дело. И если нам и тем, кто работает с нами рука об руку, будут чиниться препятствия, то мы сумеем их устранить.

До сегодняшнего дня матросы на Мурмане достигли своего первенства в делах тем, что они, вооружены. Сейчас здесь находится власть сильнее матросов - это союзники! Союзники имеют силы. И, если это потребуется, мы готовы применить эти силы.

Мы сумеем заставить работать бездельников! И если матросы, особенно матросы с крейсера "Аскольд", будут продолжать мешать вашей созидательной работе, то скоро им придется убедиться, что сила уже не на их стороне - на нашей...

После этой речи многие задумались. Даже Ляуданский почесывался за столом президиума Но зато бешено аплодировали Пулю контрагент Каратыгин и "комиссар" Тим Харченко (тоже сэр).

Женька Вальронд навестил лейтенанта Басалаго.

- Мишель! - заявил мичман решительно, берясь за аксельбант флаг-офицера. - Эту удавку я, пожалуй, сниму. Мне уже надоело бегать с чайной ложечкой и перетаскивать дерьмо словесных упражнений из русской бочки в английскую, а из французской тащить его в американскую.

- Погоди. Мы тебе подыщем что-либо... По специальности!

* * *

Три дня! И все три дня англичане кидали и кидали с бортов кораблей войска и технику. Наконец 23 июня подошел серый, будто обсыпанный золой, крейсер "Суатсхэмптон" и затопил мурманские причалы новыми боевыми десантами.

- Я придумал! - воскликнул Юрьев, глядя, как сбегает на берег ловкая морская пехота. - Я придумал: для того чтобы унять англичан, нам надо усилить привлечение американцев!

Он так и телеграфировал в Москву: "Считаю необходимым нейтрализовать неизбежную пока исключительность англичан привлечением американцев к большему участию в событиях".

С этого момента Вальронд говорил с Юрьевым на "ты".

- Никак не пойму - дурак ты или умный? Что ты за человек - тоже непонятно. Центр требует от тебя изгнания всех союзников, а ты, наоборот, еще и американцев призываешь сюда - числом поболее англичан. Но англичане перевеса такого не допустят и бросят еще десанты. Наконец, это может не понравиться французам, - народ такой: песенки веселые, на столе канканчики, а... пальца им в рот не клади! Откусят начисто и, заметь, никогда не выплюнут.

Юрьев затравленно огрызнулся:

- Должен же понять Совнарком, что мы, дабы сохранить инициативу, не способны уже опереться на реальную русскую силу. У нас нет своих сил, чтобы противостоять даже финнам...

- Финнам? Ты, Юрьев, сознательно преувеличиваешь финскую угрозу. Южнее с финнами уже расправился Спиридонов.

Это было так. Но французский крейсер, приняв на борт двести британских "томми", уже пошел через океан, минуя Горло, в Белое море - прямо на Кемь, против... финнов. Сейчас решалась судьба всего русского севера, и Владимир Ильич Ленин лично ответил Юрьеву такой телеграммой:

АНГЛИЙСКИЙ ДЕСАНТ НЕ МОЖЕТ РАССМАТРИВАТЬСЯ ИНАЧЕ, КАК ВРАЖДЕБНЫЙ ПРОТИВ РЕСПУБЛИКИ. ЕГО ПРЯМАЯ ЦЕЛЬ - ПРОЙТИ НА СОЕДИНЕНИЕ С ЧЕХОСЛОВАКАМИ И, В СЛУЧАЕ УДАЧИ, С ЯПОНЦАМИ, ЧТОБЫ НИЗВЕРГНУТЬ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКУЮ ВЛАСТЬ... ВСЯКОЕ СОДЕЙСТВИЕ, ПРЯМОЕ ИЛИ КОСВЕННОЕ, ВТОРГАЮЩИМСЯ НАСИЛЬНИКАМ ДОЛЖНО РАССМАТРИВАТЬСЯ, КАК ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИЗМЕНА, И КАРАТЬСЯ ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ. О ВСЕХ ПРИНЯТЫХ МЕРАХ, РАВНО КАК И ОБО ВСЕМ ХОДЕ СОБЫТИЙ, ТОЧНО И ПРАВИЛЬНО ДОНОСИТЬ.

Женька Вальронд подчеркнул ногтем слово "измена".

- Видишь? - спросил. - Ты об этом помни.

- Ну и что?

- Устоишь?

- Пока держусь, - ответил ему Юрьев.

...Он заметался, путаясь в проводах. То рвался на связь с Наркоминделом, то снова вызывал Процаренуса, прося у него защиты от Ленина, то требовал к аппарату Чичерина.

- Если наш Совет, - убеждал он Москву, - посмеет выступить против союзников, то жизнь всего Мурманского края потечет помимо советских организаций... Если мы не будем проявлять инициативы в совместных действиях с союзниками, то мы полетим к черту, как полетели уже во Владивостоке... Поняли? Так вот, дайте нам точные и такие, какие можно исполнять, указания!

Аппарат молчал. Москва не отвечала.

Вальронд сквозь зубы сказал:

- Сукин ты сын, Юрьев! Чего же ты добиваешься от Центра? Чтобы тебе благословили разрешение на оккупацию Мурмана?

Юрьев сгоряча выдал правду-матку:

- Если угодно знать, то оккупация уже есть. Мы давно оккупированы, пожалуйста!

- Тогда именно так и доложи. Так, как просил тебя Ленин: "точно и правильно". А не морочь голову людям в Москве, благо им из Кремля наших дел не видно... Нет такого дальномера еще!

Вбежал совдеповский дежурный матрос.

- В аппаратную! - крикнул он. - Опять... Москва!

Ленин дал Юрьеву окончательный ответ:

ЕСЛИ ВАМ ДО СИХ ПОР НЕУГОДНО ПОНЯТЬ СОВЕТСКУЮ ПОЛИТИКУ, РАВНО ВРАЖДЕБНУЮ И АНГЛИЧАНАМ И НЕМЦАМ, ТО ПЕНЯЙТЕ НА СЕБЯ... С АНГЛИЧАНАМИ МЫ БУДЕМ ВОЕВАТЬ, ЕСЛИ ОНИ БУДУТ ПРОДОЛЖАТЬ СВОЮ ПОЛИТИКУ ГРАБЕЖА.

Юрьев смахнул пот, посмотрел на Вальронда:

- Это значит... война?

- А чего ты еще ждал? - ответил ему Вальронд и вышел.

...Больше он Юрьева никогда не увидит.

* * *

Дело было в "тридцатке". В узком и длинном коридоре, где плинтусы прожраны крысами, где стенки забрызганы людской кровью, Хасмадуллин поставил Сыромятева к косяку двери.

- Стоишь, полковник?

- Стою, пес худой... Стою, и тебе меня не свалить!

К ним приблизился Эллен, благоухая духами.

- Оставь его, - вступился он за Сыромятева. - А вы, подпрапорщик, можете пройти ко мне и сесть.

- Я тебе не подпрапорщик! Я был, есть и буду полковником. Я это звание заслужил не в палаческих застенках, а с оружием в руках... Честью! Кровью! Усердием к службе!

- Вытрите... это, - сказал Эллен, брезгливо морщась.

С разбитого лица полковника струилась кровь. Страшный рубец от плетки пересекал его выпуклый лоб. Сыромятев взялся за графин с водой.

- Я вам предложу портвейну, подпрапорщик, - сказал Эллен, наклоняя бутылку. - Портвейн не мой, а казенный. Чтобы офицеры всегда могли выпить за короля Британии, когда они о нем вспомнят. И вот посеребренный молоток, дабы вызвать подобающую тишину при произнесении тоста. Одним ударом этого молотка можно сделать так, что вокруг станет тихо. И никто никогда не узнает, что хотел сказать перед смертью бывший полковник Сыромятев. Ну, а теперь давайте выпьем с вами казенного портвейну и, убрав молоток, поговорим о наших королевских делах...

- Декадент! - сказал Сыромятев. - Дерьмо собачье!

Эллен, не обращая внимания на ругань, что-то писал.

- Что ты там пишешь? - спросил полковник.

- Заполняю анкеточку для опроса.

Сыромятев выхватил протокол из-под локтя Эллена и порвал его в мелкие клочья:

- Не мудри! Что тебе от меня надо?

- Мне надо, Сыромятев, знать в точности, как ты очутился у большевиков? Тебя заставили?

- Конечно, в моем положении... - И, вытерев лицо, Сыромятев поглядел на красную от крови руку. - Конечно, - продолжил он, - мне было бы лучше сказать, что меня принудили силой. Но это не так!

- Не так? - обрадованно спросил Эллен, качаясь на стуле.

- Не так, - бросил ему в лицо Сыромятев. - Я пришел к большевикам. Честно! Верой и правдой...

- Ты сказал все? - Все.

- Тогда вопрос: к нам вернулся ты тоже честно?

Сыромятев подумал и тихо ответил:

- Да, тоже честно. У меня... тупик!

Эллен выпрямил под собой стул и сел ровно, как палка.