Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 197

- Кажется, кончается, - произнес фельдшер.

Руки Вальронда срывали пуговицы, он мучился, одежда на нем тоже разила фуксином. Зеленый фельдшер склонялся над ним, роняя слова, которые тоже казались зелеными... Левая рука лекаря лежала на пульсе, правая полезла в карман за часами; фельдшер нажал кнопку - крышка часов отскочила, обнажая старенький циферблат и стрелку, быстро скачущую вслед отжитым секундам.

Фельдшер тихо повторил:

- Он кончается...

А через минуту:

- Он умер...

Бойцы обнажили головы. С воем сирена разрезала лесную тишь. Темнело уже. Был включен путевой прожектор, и ночь пробило светом насквозь - до глубины конца. До самого конца этой ночи, этой его последней ночи...

...А в лучезарные моря выходили сияющие, как жизнь, эскадренные миноносцы. Лихо заломлены их трубы и склонены от скорости мачты. Ах, какой волшебный мир лежал перед ним! Ах, какие славные всё имена! Эсминцы вспарывают волну острыми скулами, а на скулах - золотом - надписи: "Свирепый", "Ревностный", "Сокрушительный", "Неистовый", "Достойный", "Разъяренный", "Гневный", "Неотразимый".

...Виден дым по горизонту. Тяжело выплывают в океан титаны русского флота: "Ретвизан" и "Паллада", "Ослябя" и "Гангут", - вот они, славные витязи России, закованные в кольчуги пугиловской брони, с прищуренными линзами вместо глаз, глядят на мир из-под шлемов орудийных башен.

...Кого там выбросил океан в вихрях пены? Это спешит на врага доблестная "Пантера", за нею режет глуби "Кайман", рыскает героическая "Касатка", крадется из пучины свирепый "Ягуар" - славные русские субмарины, узкие рыбины с людьми отваги и мужества в душных отсеках...

Кто сказал, что больше нет флота в России?

И пусть я подыхаю здесь, на полу этой дрезины, и пусть зеленый лес шумит за окном, а не море в иллюминаторе, но разве же это - главное?.. Море! О море! И на золотых пляжах - красивые женщины, которые солнечно сбегут в соленые брызги и уплывут навсегда, взмахивая длинными руками... Море! Боже ты мой, море... море... Зеленое море!

Один из бойцов тронул фельдшера за рукав серенького халата:

- Смотрите, у него открылись глаза...

- Это бывает... от тряски! Но в Петрозаводске ему их закроют. И челюсть подвяжут как надо. Мы всех павших хороним очень аккуратно... Махра есть, ребята?

Когда бойцы еще раз оглянулись, Вальронд сидел, прислонясь к борту дрезины. Его рука - слабая, дрожащая - вдруг стала подниматься, показывая на фельдшера.

- Выбросьте его за борт! - велел он. - На полных оборотах! И чтоб я больше никогда этого пророка не видел...

Рассыпая махорку, фельдшер кинулся к Вальронду.

- Ожил? - закричал он.

- А твое какое дело?.. Ко мне близко не подходи. Иначе я тебе еще до Петрозаводска глаза закрою. И челюсть подвяжу как надо. Чтобы не отвисала от глупости. И похороним мы тебя очень аккуратно... Где мы сейчас?

Уже блеснули из зеленой мглы веселые огни.

- Петрозаводск!

- Это хорошо, - сказал Вальронд. - Не мешает иногда молодому человеку показаться из леса в городе...

А дальше была тоска. Потянулась жизнь через госпитальные коридоры: Петрозаводск, Вологда и - Котлас... Долго еще мир колебался в зеленом свете, словно мичман взирал на него из прохладной морской глубины. Немного оправившись, Женька Вальронд пошел на Двину тралить магнитные мины. Никто не знал тогда, как их надо тралить. Вальронд тоже не знал, но... тралил. Калечились на Двине в этом году крепко - и корабли и люди. Но главные события на фронтах прошли мимо Вальронда: отравление газом долго еще давало себя чувствовать, несмотря на его железное здоровье!

И долго еще мучил его запах фуксина. И часто шла кровь - носом и горлом... "Выживем?.. Конечно, выживем!"

* * *

На пристани в Архангельске, как раз напротив собора, высадился генерал Роулиссон, которого с нетерпением ждали англичане, и - особенно - лейтенант Уилки.

Кто же был этот пожилой энергичный генерал?..

Роулиссон называл себя так:

- Специалист английской армии по скорейшей эвакуации этой армии...

Век живи - век учись; оказывается, бывали и такие специалисты - по смазыванию пяток салом, чтобы удирать было удобней.

Генералу Роулиссону армия большевиков предоставила все возможности, чтобы он с блеском продемонстрировал свои незаурядные способности...

Итак, внимание, читатель: сейчас заканчивается интервенция и начинается миллеровщина.

Глава третья

С фронта сходились к Архангельску отпетые чаплинцы.

- Что? - удивлялись. - Эти подлюги англичане уходят? Шею свернем... Отнять у них пароходы! Оцепить британские казармы! Мы должны удержать их на позициях пулеметами, как они держали французов, сербов и итальянцев. Пусть только попробуют уйти!

Но фронт разваливался, и англичане считали уже абсурдом выправлять его и удерживать. Однако генерал Роулиссон приехал не с пустыми руками: чтобы обеспечить прикрытие эвакуации, он привез с Западного фронта в Архангельск пять мощных танков и батальоны испытанных в войне добровольцев.

Никогда еще британская армия не была так сильна на севере России, как в этот момент. Королевские стрелки Гемпширcкого полка, пехота легкого марша - Оксфордская и Венская, прославленная в войнах! "Каждый отряд, расхваливал подкрепления "Мурманский вестник", - сам по себе представляет законченную отдельную часть всех родов оружия, включая превосходно обученную артиллерию, инженерные войска, пулеметные команды, батареи траншейных мортир, королевский медицинский персонал и персонал тыловой службы королевской армии..." Громадная сила выросла перед армией - Шестой героической, которая была ослаблена и обескровлена, которая лучших своих бойцов отдала на другие фронты республики. Среди белогвардейцев лишь немногие знали о предстоящей эвакуации англичан, - остальные по дурости снова рассчитывали на грандиозное наступление.

Но Лондон упрекал Айронсайда как раз в том, что он засиделся в Архангельске и не вывел свою армию из России гораздо раньше. Теперь эвакуация грозила обернуться постыдным драпанием, а этого англичане всегда боялись: для них престиж значил много! Требовалось уйти с помпой - при развернутых знаменах, чтобы пели торжественные фанфары, чтобы громыхали парадные барабаны, чтобы архангельцы стояли шпалерами вдоль улиц и плакали бы от жалости, что англичане их покидают... За тем-то и прибыл генерал Роулиссон, чтобы стыдное бегство выглядело достойной и приличной эвакуацией. Громадная эскадра транспортов уже спешила из метрополии, задымливая горизонты, дабы снять в Архангельске армию... Целую армию, это не шутка!

На прямой вопрос Миллера:

- Что же будет с областью, когда вы уйдете? - Айронсайд честно ответил:

- Нетрудно догадаться, что вслед за нами, наступая нам на пятки, сюда придут большевики...

- Это предательство! - выпалил горячий полковник Констанди.

Айронсайда громкие фразы смолоду не смущали.

- Где вы видите предательство? Во избежание лишних жертв, правительство моего короля предлагает всей вашей армии покинуть север с нашей армией... Вы еще пригодитесь на юге России!

- Сколько вы можете выделить нам тоннажа? - спросил генерал Марушевский, уже готовый сорваться с места.

- Свободных кораблей нет, - отвечал Айронсайд. - Но мы вас в беде не покинем. Вызовем транспорта даже из Австралии! Даже из Индии! Четырнадцать тысяч тонн мы вам твердо обещаем...

Прослышав об этом, фронтовое офицерство с воодушевлением заговорило об отъезде. Но, как всегда и бывает, мнение штабистов победило мнение офицеров фронта. Миллер и его окружение были в это время загипнотизированы успехами армии Деникина и решили борьбу продолжать... без англичан!

Как раз прибыло и подкрепление из Англии: большой пароход полдня выгружал на пристань русских офицеров. Где их набрали англичане для Миллера, трудно ответить точно: кого из Дании, кого из плена, кого из Германии, - как бы то ни было, но, прекрасно обмундированные, сытые и снаряженные, офицеры выгрузились на причалы. Выгрузились - и сели на доски, как беженцы. Издали бивуак выглядел воинственно. Но подойди ближе - и заметишь другое: лица измучены, в глазах смятение и тоска...