Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 203

Именно в этот день Небольсина навестил Буланов. Старый путеец осмотрел сооружение на рельсах, потом поднялся в конторку к Небольсину. Аркадий Константинович заметил, что Буланов необычайно взволнован, пальцы его слегка вздрагивали. Под глазами - мешочки от недосыпа, передряг, хвороб...

- Господин Небольсин, - суховато спросил старый инженер, - а вы уверены в том, что делаете все правильно?

Аркадий Константинович подумал:

- Это будет неказисто, но устойчиво. Я уверен, что по своей мощи наш бронепоезд не уступит вражеским...

И, ответив в такой форме, он вдруг понял: Буланов спрашивает его совсем о другом. Правильно ли он сделал, что служит большевикам, - вот смысл булановского вопроса Но решил дальше не уточнять - выждать, что последует за этим. Буланов же, в свою очередь, подхватил ответ Небольсина:

- И когда вы думаете выпустить его на пути?

- Скоро, - ответил ему Небольсин...

С гулом прошел кран под сводами, перетаскивая на станину парового молота броневые блинды для колес.

- Так, - сказал Буланов, начиная застегивать шубу. - Надеюсь, - и он задвинул стул на прежнее место, - что большевики еще не вытравили из вас понятия о прежней чести?

Аркадий Константинович хмыкнул:

- Вот вы о чем... Нет. Честь всегда при мне.

Буланов перегнулся через стол и влепил ему пощечину. Это было так неожиданно, что Небольсин растерялся.

- Вы помните, - сказал Буланов, - тот день в Совжелдоре, когда вы... коснулись моей щеки и неосторожно бросили вызов? Так вот, милостивый государь, ваш вызов я принимаю теперь... Извольте не отступаться. Ни в коем случае.

Небольсин встал, и тихой грустью наполнилось сердце.

- Я к вашим услугам, - сказал он, кивнув для верности.

* * *

Спиридонов пригласил Небольсина к себе. На столе лежал большой олений окорок, прокопченный возле костра; дал инженеру ножик и сказал:

- Режь и ешь... От пуза ешь, сколько влезет!

Подобрев от обильной еды, Небольсин рассказал, как к нему приходил сегодня Буланов и прочее...

- Понимаешь, - говорил он спокойно, - я сейчас не тот человек, чтобы дуэлировать. Это глупо, я отдаю себе отчет в этом. Но пойми и ты: я не мог отказаться. Называй это как тебе хочется: барство, дурость, традиции... Но я должен стреляться! Нельзя же прощать такие вещи. Есть положения, которые невозможно выносить на суд, ибо любой суд лишь усугубляет оскорбление. В таких случаях спор может разрешить только оружие...

- Где назначено? - перебил его Спиридонов серьезно.

- За Еловней, возле мостика... знаешь, там такая полянка?

- Хорошо знаю. А - когда?

- Завтра, в шесть утра... Ты молодец, что не смеешься. Сейчас, когда людей убивают, словно клопов, и вдруг... Вдруг почти по Пушкину: "Приятно целить в бледный лоб..."

- Дурак твой Пушкин! - сказал Спиридонов. - В лоб или в задницу - все едино: в живого человека стрелять всегда погано. Уж я-то знаю. Сколько на тот свет отправил, а все равно... Не привыкнешь! Слушай, - спросил потом, а кто же в секундантах?

- Буланов, - ответил Небольсин, - хорошо понимает, что за такие вещи не погладят. Обещал только врача привести. Остальное - между нами. С глазу на глаз! Ты, - повторил путеец, - молодец, что не смеешься надо мною. Ты понял меня, да?

Спиридонов ничего не ответил и, отойдя к окну, долго стоял, оборотись спиною. Наконец повернулся к путейцу, лицо его было в лукавой усмешке.

- И без секундантов, говоришь? - спросил он Небольсина.

- Без свидетелей.

- Ну, это он врет. Как же можно в таком благородном деле, как дуэль, обойтись без секундантов? Мы ведь тоже романы читали... знаем, как это делается.

- Однако так, - заключил Небольсин, играя с ножиком.

Спиридонов расхаживал перед ним: руки назад, голова опущена, метался вдоль одной половицы как маятник. Резко остановился:

- В шесть часов... за Еловней. Ну, а - ты?

- Что я?

- Как ты решил, инженер?

- Пойду и прострелю ему ляжку.

- Знаешь, - ответил Спиридонов, - это, конечно, глупо, но... Я тебя понимаю: ты же у нас барин... А? - И перекинул Небольсину хорошенький браунинг. - Дарю! - сказал. - Иди, черт с тобой, и пролупи ему ляжку. Буланов давно того стоит... На прощание отрезал инженеру кусок оленины и, проводив до дверей, напомнил: - Смотри не проспи... ровно в шесть!

Ровно в шесть, как и было условлено, Небольсин сбежал по узенькой тропке в заросли елочек, но на поляне еще никого не было. Скоро послышались приглушенные голоса: два голоса... три! Вмешался четвертый, раздражительный.

Небольсин пережил большой страх, когда увидел, что следом за Булановым выходят на поляну еще трое незнакомцев, весьма подозрительных.

- Яков Петрович, - крикнул Небольсин, - что это значит?!

- Это идут твои судьи, - ответил ему Буланов.

Небольсина окружили люди, которых он не знал. Длинные шинели, мятые фуражки, рваные перчатки. Но чистые воротнички виднелись на шеях, фуражки были заломлены с лихостью, а перчатки они подтягивали таким гвардейским жестом, что ошибиться в профессии этих людей было трудно...

Но даже не это было страшно для Небольсина сейчас. У одного из офицеров вдруг голубым светом полыхнул глаз - искусственный, стеклянный. И сразу вспомнилось собрание в Совжелдоре, Петя Ронек, Общество спасания на водах и все, что было дальше... Все, вплоть до поездки на катере по тихой Лососинке, и потом это противное нутряное "эк" и всплеск воды за бортом. Выходит, топил, да не до конца утопил. И этот человек с голубым глазом теперь хватко берет Небольсина снова за глотку.

- Узнал? - спросил с улыбкой.

Вырываясь, Небольсин обращался к Буланову:

- Как вам не стыдно? Да защитите же меня, наконец...

Но Буланов и сам вцепился в Небольсина, крича в лицо ему.

- Предатель! О, подлая рептилия... Ты думаешь, мы тебя застрелим? Ты ошибаешься: таких негодяев, которые продались большевикам, мы вешаем, вешаем, вешаем...

Ощупав карманы Небольсина, извлекли браунинг, подаренный Спиридоновым. Дали по зубам - столь крепко, что кувырнулся. Снова поставили перед собой. Лица "судей" были замкнуты, сосредоточенны, движения деловиты, взгляды проницательны и остры... Аркадий Константинович и сам не заметил, как на шею ему накинули веревку - узенькую, впившуюся в горло.

- Может, помолишься? - спросил голубоглазый.

Его поволокли к дереву, и ноги согнулись, словно ватные. Два офицера поддерживали путейца под локти. Сорвало с ноги старую галошину. Буланов в ярости схватил Небольсина за волосы и палачески (откуда в нем это?!) притянул лицом к самой земле.

Небольсин увидел, как маленький жучок мастерит себе хатку на зиму тащит соломинку, надрываясь... Это было расставание с жизнью, и оно было так ужасно ("Вот и жучок переживет зиму, встретит весну"), что Небольсин не выдержал и, потеряв сознание, рухнул кулем.

И потому он не слышал, как затрещали вокруг кустарники, как выскочили на поляну чекисты, а Спиридонов гаркнул:

- Только двинься - угроблю в патоке!

А когда Небольсин очнулся, то увидел, что чекисты выворачивают карманы арестованных, сам же Иван Дмитриевич в бешенстве жестоко лупит Буланова прямо по тусклой морде его.

- Я тебя уже ставил к стенке! - орал он. - Я тебя ставил... Пожалел гниду! Мне твоя спина вот... (и сам согнулся крючком, показывая). Думал - в отцы мне годишься! Думал, ты - человек... Семья, дети, мать твою растак! Ты вот так предо мною стоял... Помнишь? И спина тряслась... Ты мне клялся!

К нему подбежал боец и доложил:

- Путейский-то наш очухался...

Мутными глазами Спиридонов глянул на инженера - мельком.

- Привет, - сказал и резко сдернул с шеи Небольсина веревку.

Снова пошел мимо арестованных, вглядываясь в каждого.

- А-а, вот и ты! - сказал одному.

- О тебе тоже, - сказал второму, - немало наслышаны.

- Ну, а тебя я давно искал! - крикнул он человеку с голубым стеклянным глазом. - Ты мне давно уже светишь. Теперь, Контра, крышка вот с такими гвоздями вышла..