Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 218
- Знаешь, - ответил Самокин, - тяжело тебе будет командовать кораблями без знания той идеи, за которую страна боролась и еще будет много бороться.
- Я же... воевал! - обиделся Вальронд.
- Верно. И хорошо воевал. Но больше наскоком. Сгоряча Трах-пах-тарарах! - и ты победил. Не вдумываясь. Скажи, разве не так?
- Пожалуй, отчасти ты прав, Самокин. Очень мне не понравилось тогда на Мурмане. Бежал куда глаза глядят...
- Вот видишь, - поймал его Самокин. - Куда глаза глядят!
- Но поглядел-то я в вашу сторону, - вывернулся Вальронд. Самокин крепко хлопнул его по плечу:
- Ладно. Может, ты и прав, что не спешишь. Партии ведь тоже не нужны лишние. Учись, мозгуй сам. Придет время - и явишься к нам... Здоровье ничего?
И вдруг Вальронд ответил:
- Не поверишь ты мне - плохо! Задыхаюсь временами.
- Брось курить. Сосешь всякую отраву.
- Надо. Сам понимаю.
- Обедал? - спросил его Самокин.
- Нет, не успел.
- Ну, пошли в нашу столовку...
* * *
С разговорами о магнитных минах, которые еще не все вытралены после англичан, они обедали в шумной столовой Архангельского губисполкома. Самокин между делом, потягивая кисель, спросил:
- Максимыч, ты как теперь насчет этого... не закидываешь? Я ведь не забыл, как тебя на Цейлоне нагишом на крейсер доставили.
Вальронд ответил ему - без улыбки:
- А я вот, знаешь, часто вспоминаю о своей маме...
- О маме?
- Да. Она была умная женщина. И вот она говорила, помню, так: если человек до тридцати лет не женится и продлевает грехи молодости - то этот человек уже пропащий.
- Умная у тебя мама, - согласился Самокин.
- Еще бы! - восторженно подхватил Вальронд. - А если к сорока годам человек не разбогатеет, то ему уже никогда не разбогатеть. Но я сегодня как раз получил за месяц службы полтора миллиона, и будущее меня отныне уже не страшит.
Самокин улыбнулся:
- А сколько тебе сейчас, Максимыч?
- Сейчас двадцать девять... Пора исполнить святой завет моей мамы: остепениться и, остепенясь, жениться.
- Это хорошо, - похвалил его Самокин. - Только дам совет не женись ты никогда на дуре. Лучше пусть старше тебя, пусть урода косая, - только бы умная. А с дурой - наплачешься...
В этот момент Женька заметил женщину. Она была в тужурке чекиста, а под локтем держала остроконечную буденовку. В руке, поднятой над столиками, она несла стакан с чаем. И растерянно озиралась, выискивая свободное место. Это была... княгиня Вадбольская! Вальронд спокойно (он умел быть спокойным) сказал:
- Погляди, Самокин, какая красивая женщина... правда? Кстати, ты не знаешь ли - дура она или не дура?
- Дашу Коноплицкую дурой не назовешь, - ответил Самокин.
- Кто, кто это? - удивился Вальронд.
- Даша Коноплицкая, наш работник... Она оставалась тут при англичанах, и через нее мы знали все, что делается в стане врага... Хочешь, познакомлю? - спросил Самокин.
Женька Вальронд придержал частое дыхание.
- Ну что ж, - сказал, - давай...
- Даша! - позвал Самокин. - Иди сюда, Даша!
Рядом с Вальрондом опустилась рука, поставив на стол чайный стакан. Командир дивизиона поднял голову и встал. Даша сразу вспомнила его:
- Мы уже знакомы... княгиня Вадбольская.
Вальронд отчетливо приударил каблуками:
- В таком случае - граф Калиостро, принц Сен-Жерменский... Прошу, ваше сиятельство! - И пододвинул женщине табуретку.
- А вы оба... красивые, - сказал Самокин. - Да вроде бы и не дураки. Ну, ладно, ребята. Я пойду. Побеседуйте...
Они остались одни. Долго молчали.
- А вы все там же? - спросил Вальронд. - В слободе?
- Да. Привыкла... хозяева оказались хорошими. А знаете, - неожиданно призналась Даша, - ведь я стала тогда княгиней совсем нечаянно. С вашей легкой руки! Вы случайно обмолвились на вокзале в Вологде, оказывали мне всю дорогу такое внимание... Вы шутили, я понимаю. Но ваша шутка подсказала мне все дальнейшее. И я, кажется, удачно развила ваш случайный экспромт.
- А вы, - подхватил Вальронд, - тогда помогли мне с отметкой командировки у адмирала Виккорста. Вы помните, Даша, как все попадали в обморок при виде вас в штабе? А я только успевал складывать в штабеля трупы влюбленных в вас!
- А когда вы сидели на Гороховой, два, - продолжила Даша, - в здании ВЧК, и писали отчет, я его уже тогда читала. В одном поезде с вами (вы не знали этого) я выехала из Петрограда и всю дорогу мучилась... Как? И вдруг - вы: с вами под руку я вошла в Архангельск, как с паспортом. Наша встреча была случайной...
- Сегодня - тоже, - сказал ей Вальронд. - Завтра мы встретимся опять случайно. И я желаю, чтобы каждый день мы встречались с вами... случайно!
Вальронд уже не отпускал Дашу от себя, и женщина все поняла превосходно. Она была постарше Вальронда, опытнее его в жизни, она многое умела читать по глазам. А в глазах моряка плакали тоска, смятение. Женька готов был разодрать себя на сто кусков - только бы она никуда теперь не делась...
- Куда? - спросила его Даша на улице.
- У меня, - похвастал Вальронд, - полтора миллиона в кармане.
- О!
- И если я не истрачу их сегодня - я не успокоюсь.
- Ты всегда так делаешь, командир?
- Неуклонно. Деньги у меня существуют только один день. Иногда, честно признаюсь, мне даже не хватает их до вечера.
Даша сказала:
- Представь! У меня точно такое же положение... Только то, что я мать, у меня на руках ребенок, это еще немного меня сдерживает. Я готова пустить по ветру все деньги. И мне всегда что-нибудь нравится... Так хочется купить! И... нету денег.
- А я совсем не спросил... как ваша дочь? Твоя дочь?
- Ничего. Спасибо. Понемножку занимается домашним разбоем. Уходя на работу, я закрываю, ее. - Даша показала Вальронду ключ. - И никогда не знаю, что меня ждет дома, Евгений.
Это "Евгений" прозвучало так неожиданно, что Женька Вальронд даже отшатнулся.
- Но меня так никто не зовет - Евгением, я - Женька... Самый чистокровный и неподдельный Женька! Бывший мичман и командир носового плутонга крейсера первого ранга "Аскольд"... Где-то он, бедняга, сейчас?
- Крейсер? - спросила Даша.
- Да, - загрустил Вальронд. - Наверное, стоит в доках Девонпорта. И, в лучшем случае, англичане режут его на куски автогеном. Он был очень старенький, этот крейсер! Такой старенький, что когда мы давали на нем фуль-спит, то на корме пулями вылетали заклепки... Боже, как давно все это было!
Кинематограф был еще закрыт, и они направились к цирку-шапито, недавно раскинутому на набережной. Заплатив сто тысяч, Вальронд приобрел места в первом ряду. Он любил цирк, и Даша, как выяснилось, любила тоже.
Два старых льва, подгоняемые стуком бича, лениво вышли на арену. Один лев пережил в Архангельске интервенцию, бока у него ввалились, грива свалялась, - много было переживаний у льва. Своего дрессировщика звери слушались очень плохо и больше зевали, словно не выспались. Один из них уселся на барьер тощим задом, и хвост его просунулся между прутьев решетки. Как раз возле колен Даши, на что Вальронд заметил:
- А что? Совсем неплохая кисточка для бритья... В полумраке шапито блеснули озорные женские глаза.
- Наверное, она очень мягкая, - шепнула Даша. - Приятно провести по лицу этой кисточкой... Что вы делаете? - вскрикнула.
- Как что? - ответил Вальронд, беря льва за хвост. - Мне будет приятно исполнить ваше желание. За льва не волнуйтесь: мы с ним старые приятели...
Лев вдруг глухо провыл, скаля зубы на дрессировщика.
- Держите его... ради бога! Держите, - говорила Даша. Лев видел только одну причину плохой жизни - в своем же дрессировщике. И когда его взяли сзади за хвост, он напрягся всем телом, готовый сорваться в стремительном прыжке. Вальронд понял, что шутки плохи и теперь надо спасать дрессировщика.
Упершись ногами в барьер, он схватился за хвост двумя руками. Прямо перед ним металось лицо несчастного укротителя, которого лев готов был сожрать на месте.