Из тупика - Пикуль Валентин Саввич. Страница 93
У старого сцепщика Вальронд спросил:
- Дяденька, а какая тут власть?
- Советская, сынок.
- Что-то не похоже.
- Похоже, да нам негоже... Оно правда: семь пядей во лбу надо иметь, чтобы раскумекать. Кто говорит - правильно. Кто орет, что нас давно уже за тушенку предали. Добро бы тушенка была, а и той нету... Да разве тут, сынок, без бутылки разберешься! Я уже старый, жизнь прожил, хрен с ыми. Молодым, вам, разбираться!
- Когда в Мурманске-то будем?
- Дотянетесь, - хмуро ответил сцепщик.
Дотянулись до Мурманска только к рассвету следующего дня, и Басалаго распахнул перед Женькой объятия:
- Наконец-то... слава богу!
- Осторожно, - сказал Вальронд, - я вшивый...
Басалаго, дурачась, чмокнул себя в перчатку.
- Тогда, - ответил, отойдя подальше, - прими, бродяга, мой воздушный поцелуй. И пошли, пошли. Сразу же...
Сразу катером - на "Глорию"; британские матросы ловко спустили трап, зашкертовали. Мокрый снег мягко таял на теплой палубе английского крейсера, прогретого дыханием машинной утробы.
- Куда? - не мог опомниться Вальронд после дороги. - Куда?
- Будь как дома. Англичане - хозяева радушные. Стюард, весь в белом, распахнул дверь отдельной каюты.
- Твоя, - сказал Басалаго, подпихнув Женьку в спину. - Ты не смущайся. Английские матросы служат на наших эсминцах, а многие наши офицеры уже давно живут на британских шипах...
- Курить дашь? - оторопело попросил Вальронд.
- Господи! Что же ты раньше молчал? Открой ящик стола, там тебя ждет полный набор. Все, начиная от трубочного.
- Ванна, сэр! - объявил вестовой с почтением.
Жизнь завертелась, снова включенная в корабельное расписание.
Белый кафель офицерских душевых сверкал нестерпимо. Никель, хром, зеркала, фаянс... Воздушная мякоть полотенец. И зубные щетки в несессере. Черт бы их побрал, этих англичан! Они везде умеют устраиваться с комфортом, как у себя дома, в Англии...
Ванна - как бочка, только голова Женьки торчала из нее, взирая на британские удобства сквозь мыльную пену. Басалаго дружески позаботился: старые отрепья мичмана куда-то незаметно унесли вестовые (наверное, прямо в топку котла), а взамен лежало все новое.
Гладко выбритое лицо помолодело. Перед зеркалом, напрягая шею, Вальронд застегнул крючки воротника. Погоны снова привычно, словно влитые, сидели на плечах. Расчесал назад свои волнистые рыжеватые волосы, и вестовой, выплеснув воду из ванны, снова взметнул ее на цепях к подволоку душевого отсека.
- Сэр! - объявил он. - Самое главное в этой скучной жизни вы, узнаете, если откроете четвертую дверь направо по коридору...
Женька Вальронд распахнул четвертую дверь направо по коридору. Там сидели рядком на унитазах молодые суб-лейтенанты, выпускники Дортмутского морского колледжа, и насвистывали, как соловьи, что-то очень печальное.
- Я виноват, будущие Нельсоны, прошу прощения.
- Налево - пятая! - хором ответили ему.
Налево пятая - это уже кают-компания, и стол готовно накрыт.
Как приятно после ванны положить руки на чистую скатерть, а сзади, из-за твоей спины, предупредительный вестовой уже наполняет тебе стакан королевской мальвазией. Резко стучит удар молотка, упавшего вдруг на медную тарелку.
- Джентльмены! - раздается пропитой бас. - Вспомним о короле!
- О-о-о, король, - проносится над закусками.
Женька Вальронд с удовольствием выпил за короля. Тем более что при самых высоких тостах на британских кораблях не надо вставать, ибо подволоки низкие: можно здорово треснуться башкой об железо. Да простит король - они же, слава богу, не солдафоны, чтобы вскакивать навытяжку...
Басалаго, откуда-то появившись, обнял мичмана за плечи.
- Женька, - сказал многозначительно, - сейчас я представлю тебя лейтенанту Уилки из местного консулата, впредь ты будешь иметь дело с ним. Кстати, - добавил Басалаго, - я уже похвастал ему, что ты награжден орденом Британии.
Вальронд рассмеялся на всю кают-компанию:
- Мишель! Ты забыл про бутылку денатурата!
- Ах, прости! - вспыхнул Басалаго, поворачиваясь в сторону англичанина. - Уилки, вот человек, которого я ждал и на которого можно вполне рассчитывать. Он будет великолепным флаг-офицером на связи.
Вальронд увидел перед собой честное и открытое лицо Уилки и сразу понял, что перед ним - жулик. Но, так как и сам Женька был парень не промах, то он ошарашил Уилки своим лицом - еще более честным! еще более открытым! И тогда он понравился лейтенанту Уилки, который дружески тряхнул мичмана.
- Я рад тебе, приятель, - сказал Уилки по-русски. - Денатурат хорошая штука. Я его пил тоже... Меня угощала им в Кандалакше одна симпатичная русская барышня.
Снова ударили молотком по медной тарелке.
- Джентльмены! - раздался бас. - Мы никогда не забудем о нашей прекрасной королеве...
- О-о, королева... - вздохнула кают-компания.
Вальронд проглотил вино и за королеву.
Басалаго сбоку шепнул ему:
- Здесь многие знают русский... будь осторожнее.
- Ты про ордена? - засмеялся Вальронд.
- Не только. Я про все сразу... Ты им понравился. Англичане умеют определять друзей по физиономии. А у тебя морданя славная и добрая... Я уже изучил англичан: если они поверят тебе с первого взгляда, то потом будут верить неизменно, хоть ты стань для них самой худой собакой!
- Слушай, - спросил Женька, - ты тут обмолвился о моем флаг-офицерстве и... связи? Скажи, Мишель, что мне предстоит связывать? До такелажных работ я никогда не был охотником...
Басалаго вкратце объяснил, что Вальронду суждено балансировать между Мурманским совдепом и Союзным военным советом; вот тут и необходима связь в руках надежного (своего) флаг-офицера.
- А русские есть в этом Союзном совете?
- Мичман Носков сидит там... Знаешь, он, кажется, спился, бедняга.
Но как раз в этот день тихоня мичман Носков решил более не жить, чтобы не участвовать в предательстве. Клещами он вытащил пулю из патрона и патрон (уже без пули) вложил в револьвер. Дуло же револьвера заполнил водой и выстрелил себе в рот. Так кончали с собой по негласной традиции только офицеры русского флота - опозоренные, проигравшиеся, те, которым уже было не восстановить своей чести: вода вдребезги разносила им череп.
Носковаскоренько похоронили...
Вальронд с траурной повязкой на рукаве провожал трюмача до кладбища. Носков покоился в гробу, закинутый андреевским флагом с "Аскольда", а головы у него совсем не было. И тут же, прямо над раскрытой могилой, Басалаго стал подсаживать Женьку в Союзный совет вместо покойного...
Вальронд еще раз глянул на носовой платок, который лежал на подушке как раз на том месте, где должна бы, по всем правилам, лежать голова человека.
- Ты с ума сошел? - в ужасе отозвался мичман шепотом, чтобы их никто не слышал. - Я на место самоубийцы не сяду ни за что. Я не могу, мне это претит... я суеверный!
Печальный, он возвращался с кладбища.
- Ты остался один... последний! - сказал ему Басалаго.
- Как это понимать?
- А так из офицеров кают-компании крейсера первого ранга "Аскольд" ты, Женька, уцелел лишь один...
Вальронд был представлен как флаг-офицер связи французу и англичанину, сидевшим в Союзном совете, его познакомили за выпивкой с Юрьевым и всей мурманской шантрапой, которая крутилась вокруг этого Юрьева, горланя и шумствуя. Подвыпив, Женька Вальронд сразу же дал в ухо Мишке Ляуданскому, чтобы не слишком фривольничал с ним - мичманом... Мишка утерся и смолчал: спорить с флаг-офицером, другом Басалаго, было очень опасно.
Все остальное Женька понял со слов Басалаго:
- У нас сейчас образовано краевое управление. С подчинением Москве. Но это - ширма. Потом ты войдешь во вкус здешних обстоятельств и все станешь понимать на верный краевой лад...
- Я все-таки так и не осознал до конца - что же мне предстоит делать? Ради чего, собственно, я приехал, покинув весьма удобную женщину, теплую зимой и прохладную летом?