Аня из Авонлеи - Монтгомери Люси Мод. Страница 19

— Но наказания — это так неприятно, а я люблю воображать только приятные вещи, — возразила Аня, прижимая к себе Дэви. — На свете и так много неприятных вещей, стоит ли воображать еще?

В конце концов Дэви, как всегда, был отправлен в постель с приказом оставаться там до следующего полудня. Вероятно, размышления помешали ему заснуть, потому что, когда спустя час Аня поднялась к себе в мезонин, она услышала, как он тихонько окликает ее. Когда она вошла в его комнату, он сидел на постели, уперев локти в колени и опустив подбородок в ладони.

— Аня, — сказал он серьезно, — это для всех гадко говорить вра… ложь? Я хочу знать.

— Да, для всех.

— И для взрослых тоже?

— Да.

— Тогда, — сказал Дэви решительно, — Марилла — гадкая, потому что она тоже сказала ложь. И она хуже меня, ведь я-то не знал, что это гадко, а она знала!

— Дэви, Марилла в жизни не солгала! — воскликнула возмущенная Аня.

— Солгала. В прошлый вторник. Она сказала, что, если я не буду на ночь читать молитву, со мной случится что-нибудь ужасное. И я не читал — целую неделю! — чтобы посмотреть, что случится… и ничего не случилось, — заключил Дэви с оскорбленным видом.

Аня подавила безумное желание расхохотаться, ибо была убеждена, что последствия будут роковыми, а затем горячо взялась за спасение репутации Мариллы.

— Но, Дэви, — сказала она внушительно, — именно сегодня с тобой случилось нечто ужасное!

Дэви взглянул на нее с сомнением.

— Ты, наверное, думаешь, что ужасно, когда посылают в кровать без ужина, — произнес он с презрительной миной. — Это совсем не ужасно…Конечно, мне это не нравится, но, с тех пор как я здесь, меня посылали в кровать так часто, что я привык. И ничего вы не выгадываете, что оставляете меня без ужина, потому что я всегда съедаю в два раза больше на следующее утро.

— Я говорю совсем не о том, что тебя отправили в постель, а о том, что сегодня ты солгал. А сказать неправду, — Аня склонилась над спинкой кровати и выразительно указала обличающим перстом на маленького преступника, — это самое ужасное, что может случиться с мальчиком… почти самое ужасное. Так что, видишь, Марилла сказала тебе правду.

— Но я думал, что это "что-то ужасное" будет интересным, — запротестовал Дэви обиженно.

— Чем же виновата Марилла, что ты так думал? Плохое не всегда интересно. Очень часто это просто что-то гадкое и глупое.

— Но было ужасно смешно, когда вы с Мариллой заглядывали в колодец, — сказал Дэви, обхватив колени руками.

Аня сохраняла серьезнейшее выражение на протяжении всего этого разговора, но, спустившись вниз, в изнеможении упала на кресло в гостиной и расхохоталась так, что у нее закололо в боку.

— Рассказала бы и мне свою шутку, — обратилась к ней Марилла чуть мрачно. — Не знаю, над чем можно смеяться после такого дня.

— Вы тоже посмеетесь, когда услышите, — заверила Аня.

И Марилла действительно посмеялась, что неопровержимо свидетельствовало о том, насколько значительные успехи сделала она в своем развитии, с тех пор как взяла на воспитание Аню… Но потом она все же вздохнула:

— Я думаю, мне не следовало пугать его таким образом, хотя я сама однажды слышала, как священник говорил эти слова какому то ребенку… Но в тот вечер Дэви просто извел меня. Это было, когда ты уехала на концерт в Кармоди, а я укладывала его спать. Он заявил, что не видит смысла молиться, пока он еще слишком маленький, чтобы иметь для Бога какое-то значение. Аня, я не знаю, что мы будем делать с этим ребенком. В жизни не видела ничего подобного! Я в полном отчаянии.

— О, не говорите так, Марилла. Вспомните, какой была я, когда сюда приехала.

— Нет, Аня, ты никогда не была плохой… никогда. Я понимаю это теперь, когда узнала, что такое по-настоящему плохой ребенок. Ты часто попадала в переделки, это я признаю, но твои намерения всегда были благими. Но Дэви плохой в силу своих склонностей.

— О нет! Я не думаю, что это его дурная натура, — горячо вступила Аня в защиту Дэви. — Это просто озорство. В нашем доме слишком тихо и спокойно для него. Здесь нет мальчиков, с которыми он мог бы играть, и ум его ничем не занят. Дора слишком чопорная и благоразумная, она не годится в товарищи для игр резвому мальчику. Мне кажется, было бы лучше послать их в школу.

— Нет, — возразила Марилла решительно, — мой отец всегда говорил, что не следует запирать ребенка в четырех стенах школы, пока ему не исполнится семь лет, и мистер Аллан тоже высказывает подобную точку зрения. Близнецы могут немного поучиться дома, но в школу они пойдут только в будущем году.

— Тогда мы должны попытаться перевоспитать Дэви дома, — сказала Аня бодро. — При всех его недостатках он очень милый мальчик. Я не могу не любить его, Марилла. Может быть, это и нехорошо, но должна признаться, что Дэви нравится мне больше, чем Дора, хоть она и такая послушная.

— Со мной то же самое, — призналась Марилла. — Но это несправедливо, потому что Дора не доставляет нам никаких хлопот. Нет послушнее ребенка, и даже не слышно, дома она или нет.

— Дора слишком хороша, — заметила Аня, — и она вела бы себя так же хорошо, если бы даже рядом не было ни души, чтобы сказать ей, что хорошо, а что плохо. Она родилась воспитанной, и мы ей не нужны. А я думаю, — заключила Аня, выражая самую жизненно насущную правду, — что мы всегда больше любим людей, которым мы нужны. А Дэви нуждается в нас.

— Он действительно кое в чем нуждается, — согласилась Марилла. — Рейчел Линд сказала бы, что он очень нуждается в том, чтобы его хорошенько отшлепать.

Глава 11

Факты и фантазии

"Работа учителя необыкновенно интересна, — писала Аня подруге по учительской семинарии, — Джейн находит ее однообразной, но я другого мнения. Что-нибудь забавное случается почти каждый день, и дети говорят такие смешные вещи. Джейн наказывает своих учеников в таких случаях, и, наверное, именно поэтому учительский труд кажется ей монотонным.

Сегодня после обеда Джимми Эндрюс пытался правильно написать на доске слово «крапчатый», но это ему никак не удавалось.

— Я не могу написать, — сказал он наконец, — но я знаю, что это значит.

— Что? — спросила я.

— Щеки Сен-Клэра Доннелла.

У Сен-Клэра действительно очень много веснушек, и я стараюсь не позволять детям высказываться на этот счет, потому что сама была веснушчатой в свое время и до сих пор об этом не забыла. Но мне кажется, что для Сен-Клэра это неважно, и отлупил он Джимми по дороге домой не за это, а за то, что тот назвал его Сен-Клэром. Я слышала о драке, но в частном порядке, так что, пожалуй, не буду ничего предпринимать.

Вчера я пыталась научить Лотти Райт складывать. Я сказала:

— Если у тебя есть три леденца в одной руке и ты возьмешь еще два в другую, сколько после этого у тебя будет леденцов?

— Полный рот, — ответила Лотти.

А во время урока природоведения, когда я попросила представить мне их соображения о том, почему не следует убивать жаб, Бенджи Слоан ответил очень серьезно:

— Потому что от этого на следующий день будет дождь.

Признаюсь тебе, Стелла, что в школе мне порой невероятно трудно сохранять серьезность. Но мне приходится удерживаться от смеха, и только дома я могу дать ему волю. Марилла говорит, что ее нервируют взрывы хохота, раздающиеся в моем мезонине без всякой видимой причины. По ее словам, несколько лет назад в Графтоне один мужчина сошел с ума, и именно так это и начиналось.

Я думаю, что самое трудное и вместе с тем самое интересное в учительской работе — это добиться того, чтобы дети рассказали тебе о своих подлинных мыслях. На прошлой неделе в ненастный день я собрала их на большой перемене вокруг себя и заговорила с ними так, как будто сама была одной из них. Я попросила их сказать мне, чего бы им хотелось больше всего на свете. Одни ответы были вполне заурядными — куклы, пони, коньки, но другие оказались на редкость оригинальными. Эстер Бултер хотела бы "каждый день носить выходное платье и обедать в гостиной". Ханна Белл хотела бы "быть хорошей без всякого труда". А Марджори Уайт, ей десять лет, захотела быть вдовой. На вопрос, почему, она серьезно ответила, что если не выйдешь замуж, то тебя будут называть старой девой, а если выйдешь, то муж будет тобой командовать, но, став вдовой, можно избежать обеих этих неприятностей. Но самым замечательным был ответ Салли Белл. Она захотела, чтобы у нее был медовый месяц. Я спросила ее, знает ли она, что это такое. Она сказала, что, по ее мнению, это очень красивый экипаж, потому что когда ее кузен из Монреаля женился, то приехал к ним в таком экипаже, а до этого обещал, что приедет "в медовом месяце".