Сын планеты - Журавлев Владимир Борисович. Страница 27

Вот что меня всегда поражало: дурак дураком, а как получит по уху, так сразу все понимает! Вот и наместник понял, и даже признал свою неправоту официально. А уж рядовые бойцы… Так что вечером мы все мирно сидели у костра.

— Извините, учитель, — почтительно сказал боец, тот самый, который дотошный. — А как же вы? Вас не заразил яд Силы?

— Хороший вопрос! — признал я. — И очень простой ответ: мне не позволил мой наставник. Понятно, что существуют законы общества, и по ним мы все такие сволочи, и это в общем и целом недалеко от истины… Но есть также и наставники, и их авторитет, власть, а также методы воспитания тоже кое-что значат… так что нет, не заразил меня никакой яд.

Дотошный потрогал синяк под глазом и признал, что да, методы воспитания много значат…

— Что может одиночка против всего мира! — угрюмо бросил наместник.

Его наши разговоры невольно задевали: он-то как раз и был одиночкой, облеченным властью. И малодушие свое он наверняка именно так и оправдывал — что, мол, может одиночка против всего мира! А тут появляюсь я и говорю нечто крамольное…

— Одиночка может изменить мир вокруг себя, — серьезно сказал я. — И это очень, очень много! Для тех людей, кто вас окружает.

Чего он от меня не ожидал, так это вот такой незначительности амбиций. Ну как же, Страж гор, защитник вселенской справедливости! Что я ему, сказочный герой? Откуда я силы возьму на Вселенную?! Хотя бы один отряд душегубов вразумить, и то великое дело…

— Но я-то как раз не одиночка, — добавил я. — Разве у меня хранится меч Стражей?

Анни-ко холодно встретила обращенные на нее взгляды, а наместнику ответила так твердо, что он смешался и опустил глаза.

— Считай, что мы все поняли, учитель, — подала голос Эстер. — Только черных как-то надо бить. Есть у них слабые стороны?

Все насторожились — отвечу или нет? Ясно же, что ответом я и себя раскрою. То есть Эстер просила, чтобы я ей рассказал, как меня возможно убить.

— Есть и у них слабые стороны, — вздохнул я. — Они — почти киборги. Боевые машины.

Бойцы заерзали — нашел, мол, слабую сторону!

— Киборг — это сила, — пояснил я. — Но только когда есть энергия. Много энергии. С уничтожением энергостанций и гибелью эфемера можно не опасаться их бичей, и их локации, и полей защиты — короче, всего, что энергоемко. То есть почти всего, чем они страшны. Что же у них осталось? Конечно, индивидуальное мастерство ближнего боя. Оружие автономного типа. Тактильная взрывчатка, естественно… В общем, этого хватит, чтоб перебить вас в первом же бою. Но они еще и устали. Дело в том, что скафандры черных тянут энергию из носителя, если нет поступления извне. Они, конечно, могут их снять, но… киборги! Не мыслят себя без скафандров. Это для них гораздо хуже, чем голым и без оружия. Я думаю, сейчас черные больше лежат, чем двигаются. Бросятся они только в бой. Но! Десять минут боя — и человек сгорел. Сможем мы продержаться десять минут?

Бойцы воспряли духом. Десять минут! Это… реально!

— А если все же скинут одежду? — недоверчиво пробормотал наместник. — Они по-прежнему сильнее любого из нас. Стыд ведь им не помешает?

— Не помешает, — согласился я. — Но снять скафандр — это порвать связь с механизмом. Порвать связь легко, восстанавливать трудно. И долго. А они боятся потерять свое надчеловеческое могущество. Сила уродует…

Вот тут он меня хорошо понял — сам испытал что-то похожее, когда потерял крылья. А Эстер задумчиво прищурилась — соображала, а было ли такое, чтоб я снимал свой скафандр? И что из этого следует…

32

В ночь перед решающим боем следовало бы хорошенько выспаться, перед тем плотно покушав. Любой боец понимал, что так следует поступить. Но никто не спал. Десять минут — и войне конец! Даже «драконов» наместника, профессиональных вояк, бил легкий мандраж.

Эстер в глубине пещеры любезничала с наместником. Ей тоже было не по себе, она даже взялась рассказывать наместнику о тонкостях хорового пения истинных лордов. А там и до самого пения дошло. Над отдыхающими бойцами поплыл, забился ритмами чарующий грудной голос Зари Побережий. Чарующий — в прямом смысле. Наместник, попавший в зону безусловного поражения, не сводил с девушки зачарованного взгляда. Потом стал подпевать. Бойцы дико на него оглядывались — поющий наместник! Он бы еще плясать начал!

А мы с Анни-ко сидели у входа, поглядывали за подходами, и между делом я учил ее одной песенке из моего детства, из щемящих сердце. Переводить ее было — редкое наслаждение, потому что ни одной реалии не находилось соответствия в языках Голубой Веги. Но я, конечно, перевел! И лишь одно меня смущало в переводе: одинокую березку наших тоскливых пространств я заменил платиновой красоткой, деревцем терпко ароматным, капризной содержанкой богатых ухоженных садиков за мраморными оградами особняков старых лордов — и это решительно не подходило.

Но возмутились бойцы. Наш вой им, видите ли, спать мешает! Хоть бы один спал!

— Есть необходимость учить сейчас, — твердо заявил я. — Ибо это песня таких же, как мы, уходящих на защиту родины.

Все живо заинтересовались. Выслушали перевод, выслушали подстрочный перевод, выслушали комментарии к подстрочному переводу — и уловили именно то несоответствие, что и меня смущало. Ну не к месту там была платиновая красотка! Пришлось долго рассказывать о березке, и что она значит для широкой русской души…

— Бесстыжая скромная красота! — озадаченно определили «драконы» и успокоились.

Но утром, снаряжая боезапас, они с усмешкой говорили:

— За березку!

И это вовсе не казалось шуткой.

Остатки отряда грозным строем вытянулись передо мной. И наместник, и Эстер стояли вместе со всеми, никак себя не выделяя.

— Властью, данной мне, здесь и сейчас приказываю: бить черных, щадя население, так как бьемся за них!

— За березку! — откликнулся серьезно строй.

— И потому же, — продолжил я, — горным охотникам необходимо покинуть отряд. Кто-то должен остаться живым — кто-то, способный защитить наше будущее — детей. Чтоб было за кого биться.

В тяжелом молчании уходили горные охотники — но никто из них не возразил. И вообще никто не возразил. Видно, труды мои были все-таки не напрасны.

А Буби осталась. Она бледно улыбнулась мне:

— Ну какая из меня любимая жена вождя? Если вождь погиб…

Искорка затаенной тоски мелькнула в ее глазах. Он был немолодым, ее вождь — только она его действительно любила. Потому это была ее война.

Стройная, как тростинка, серьезная девочка увела бойцов в горы. Так было принято в горных племенах: если погибал вождь, бойцами командовала воспитательница детей. Наверно, эта девочка была настоящей воспитательницей — бойцы ей подчинились беспрекословно.

— За березку! — прокатилось над горами, и колонна отправилась в свой последний бой.

Он оказался изнуряющим, этот бой, и действительно последним для большинства из нас. Где-то в эфемере, на дальних подступах к казарме черных, попала в засаду и погибла Буби вместе со своей пятеркой. Кто будет теперь светить озорными улыбками детишкам племени?… В тяжелой рукопашной сбили наместника, «драконы» выносили его, прикрывая собой, и, естественно, погибли. Остался жив понравившийся мне дотошный мыслитель. Так они и брели вместе, наместник и последний «дракон», и непонятно было, кто кого поддерживает. Эстер уцелела чудом, хотя не раз попадала в свалку. Древняя броня оказалась очень непростой, если сумела сохранить жизнь славной дочери Веги. А вот Анни-ко единственная пошла в бой не в броне, а в своем данс-костюме из эласта, вся в подвесках, браслетах — и на каблуках. Ее хранила только гибкая сталь — и хранила безукоризненно. Все схватки она провела чисто и прошла со мной до конца без единой царапины. Сейчас она брела в трансе, шатаясь по дороге, натыкаясь на камни и вызывая усмешки гераклитов. Зря они усмехались. Пока они выбивались из сил, возвращаясь в горы, она в трансе восстанавливала форму. Ну, а я в последней схватке остался с Анни-ко против всех черных и, видимо, слишком много зачерпнул из запретных сил, пытаясь уберечь ее, себя и всех остальных от мгновенной смерти. Понятно, что после боя организм взбунтовался, и внезапно отказали ноги. Гераклиты тащили меня, сами еле передвигаясь. Жалкое зрелище являли остатки нашего победоносного отряда, и брать нас можно было буквально при помощи столового ножа и вилки, было б кому. Но мы перебили всех, лично проверил. А в горы сейчас ползли, ведомые инстинктом, а не разумом. Возвращались туда, откуда ушли в последний бой — как голуби возвращаются на голубятню.