Час дракона - Говард Роберт Ирвин. Страница 26

И, наконец, словно жилище богов, над ними поднялись Пуантенские горы, и река, огибая их обветренные склоны, гневно забилась шапками пены на острых крутых порогах.

Конан внимательно оглядел линию берега и налег на руль, направив лодку к входящему в воду узкому мысу, вокруг которого удивительно ровным природным полукругом нависали нагромождения скал.

— Как эти лодки минуют такие водопады, что бурлят впереди, мне что-то не понятно, — буркнул он. — Хотя Хадрат и утверждал, что в этом нет ничего особенного… Но нам дальше и не надо: он обещал, что здесь нас будут встречать… а я никого не вижу. И вообще не понятно, как весть о нашем прибытии может нас самих опередить.

Нос лодки уткнулся в низкий берег, и Конан привязал его к выступающей из воды коряге, после чего спрыгнул в воду и стал смывать с себя искусственный Сагар — бронзовую краску. Умывшись, он облачился в предоставленную ему Хадратом кольчугу аквилонского образца и взял свой меч. Пока он одевался, Альбиона заметила на берегу какое-то движение и сделала предостерегающее восклицание. Уже снарядившийся Конан повернул голову в указанную сторону и положил ладонь на рукоять меча, заметив стоящую под деревьями неподалеку от них фигуру в черном плаще, рядом с которой стояли белый скакун и гнедой боевой жеребец, нетерпеливо поводящие ушами.

— Кто ты? — спросил король.

Незнакомец ответил низким поклоном.

— Служитель Асуры. Пришел приказ. Я выполнил.

— Как это — "пришел"? — попытался было разузнать Конан, но собеседник лишь вновь поклонился.

— Я прибыл, чтобы проводить вас до первой Пуантенской заставы.

— Мне не нужен проводник, — ответил киммериец. — Я сам хорошо знаю эти горы. Мы благодарны тебе за лошадей, но дальше поедем с княжной вдвоем.

Склонившись еще в одном поклоне, человек в черном передал ему уздечки, а сам вошел в лодку и, отвязав ее, вместе с потоком унесся к бушующим, невидимым отсюда порогам. Задумчиво покачав головой, Конан усадил Альбиону в седло белого скакуна, а потом сам сел в седло и направился в сторону гор, поднимающихся в небо, как пики башен.

Эти земли теперь были пограничьем, где бароны вновь вернулись к феодальному укладу и куда беспрепятственно проходили толпы беженцев из центральных районов Аквилонии. Пуантен не был официально отделен от Аквилонии, однако все здесь свидетельствовало о достаточной автономности. Управлял им свой собственный наместник Троцеро, не признавший власти Валерия, который, кстати сказать, пока не пытался захватить эти места, над которыми гордо и вызывающе развевались Пуантенские стяги с леопардом.

Стоял теплый вечер, и король со своей прекрасной спутницей поднимался все выше, обозревая раскинувшийся перед ними огромным разноцветным ковром край, с блестящими лентами рек и зеркалами озер, золотом бескрайних полей и белыми башенками замков. Далеко в вышине, у горного перевала, они разглядели первую Пуантенскую крепость — мощное сооружение, стерегущее дорогу через перевал, и вьющийся над нею штандарт на фоне чистого неба.

Как только они приблизились к ней, из-за деревьев выехал навстречу им отряд рыцарей, командир которого суровым голосом окликнул путников. Пуантенцы были высокими воинами с темными глазами и черными волнистыми волосами, как и большинство жителей юга.

— Остановитесь, господа, и дайте ответ: откуда и зачем вы едете в Пуантен?

— Разве Пуантен поднял мятеж, — резко отозвался Конан, внимательно вглядываясь в говорившего, — что человека в аквилонской броне задерживают и допрашивают, как чужеземца?

— Слишком много недругов едет сюда из Аквилонии в последнее время, холодно ответил рыцарь. — А что касается мятежа, если иметь в виду свержение узурпатора, то Пуантен действительно взбунтовался. Лучше служить памяти мертвого героя, чем живого пса!

При этих словах Конан сорвал свой шлем, откинул назад пышные волосы и в упор взглянул в глаза говорившему. С минуту тот ошеломленно молчал, а потом залился румянцем.

— О, великие небеса! — выдохнул он. — Это же наш король!.. Живой король!

Замешательство остальных воинов сменилось дикими криками радости. Они стали прыгать вокруг короля, издавая воинственные крики и в наивысшем возбуждении размахивая мечами. Радость Пуантенских рыцарей могла человека, слабого духом, попросту испугать.

— Троцеро расплачется от радости, когда увидит тебя, наш господин! — орал один.

— Да и Просперо вместе с ним! — вопил второй. — А то он, говорят, погрузился в меланхолию и все проклинает себя за то, что вовремя не поспел к Валке, чтобы умереть вместе со своим королем!

— Уж теперь-то мы вернем королевство! — драл горло третий. — Слава Конану, властителю Пуантена!

И его меч описывал над головой светящийся круг.

Звон стали и шум громких голосов переполошили птиц, разноцветной тучей разлетевшихся в разные стороны. Горячая южная кровь бурлила в жилах радостных Пуантенцев, с восторгом ожидавших теперь того, что вернувшийся владыка тотчас поведет их в бой.

— Пускай один из нас, — кричали они, — поедет вперед и принесет в Пуантен весть о твоем возвращении! Над каждой башней будут развеваться флаги, дорога перед копытами твоего коня будет усыпана розами, и все, что есть здесь красивого и прекрасного, будет твоим…

Конан отрицательно покачал головой.

— Да кто же может сомневаться в вашей преданности!? Но только разные ветры веют с этих гор в сторону моих недругов, и будет лучше, если они не узнают, что я жив… по крайней мере, пока. Проводите меня к Троцеро и сохраните в тайне от остальных, кто я такой.

Добрая весть, из которой рыцари могли с радостью устроить праздничное шествие, теперь выглядела как тайное бегство. Они поспешно ехали вперед, ни с кем не разговаривая, перекидываясь только парой слов с начальниками придорожных сторожевых постов, а сам Конан ехал с опущенным забралом.

Горы на этих высотах не были заселены — по дороге им встречались лишь аквилонские беженцы да охраняющие перевал войска. Часто проводившие в военных походах время Пуантенцы не имели ни желания, ни потребности в добывании скудного куска хлеба из этой каменистой земли — к югу от горной гряды лежал бескрайний простор богатых и прекрасных равнин, простирающихся до самой реки Алиманы, по которой Пуантен граничил с Зингарой.

Даже сейчас, когда от дыхания приближающейся зимы на равнинах центральных областей Аквилонии на деревьях уже желтели и опадали листья, на лугах Пуантена все еще колыхались высокие буйные травы, паслись кони и стада скота, которыми так славился Пуантен. Пальмы и апельсиновые рощи тянулись к ласковым лучам солнца, а темно-пурпурные и золотистые башни замков искрились в его свете. Это был край тепла и достатка, добрых людей и бесстрашных воинов. Твердых духом мужчин рождает не только суровая земля — Пуантен окружали завистливые соседи, и воинское мастерство его солдат совершенствовалось и закалялось в непрестанных войнах. Правда, с севера эти земли ограждали своим щитом высокие горы, зато с юга — лишь река Алимана отделяла их от равнин Зингары, и не одну тысячу раз воды ее окрашивались кровью. На востоке лежал Аргос, еще далее — Офир, королевства гордые и жадные. И рыцари Пуантена удерживали всю эту орду твердой рукой и острым мечом и редко знали покой и отдых.

Наконец впереди показался замок Троцеро…

Сидя в богато обставленной комнате, куда проникало легкое дыхание ласкового ветерка, откинувшись на атласных подушках мягкого дивана, король Аквилонии внимательно наблюдал за Троцеро — жилистым подвижным человеком небольшого роста, с твердыми чертами лица, который сейчас метался по холлу, словно пантера в клетке.

— Позволь провозгласить тебя королем Пуантена, — произнес наместник решительным голосом. — Пускай эти свиньи на севере таскают ярмо, под которое добровольно подставили свои шеи. Юг принадлежит тебе. Живи здесь и правь нами, среди цветов и пальм.

— …Нет на земле края богаче Пуантена. Но он не сможет защититься в одиночку, как бы ни были сильны и отважны его сыновья.