Фавориты Фортуны - Маккалоу Колин. Страница 180

К полудню Цетег был готов выслушать свидетелей, чей вид вызвал настоящий шок. Ификрат и его компаньоны выбрали жертвы, которые могли с полной наглядностью продемонстрировать трагедию и вызвать жалость к себе. Особенно всех потряс мужчина, который вообще не мог сам давать показания. Гибрид срезал большую часть его лица и вырвал ему язык. Но его жена говорить могла. Она была полна ненависти, и ее показания оказались убийственны. Цетег сидел, позеленев и чувствуя, как весь покрылся потом, пока слушал ее и глядел на ее бедного мужа. Когда женщина закончила давать показания, он отложил слушание на день, умоляя богов, чтобы они позволили ему добраться до дома, прежде чем его вырвет.

Но Гибрид все-таки попытался сказать последнее слово. Он схватил Цезаря за руку и задержал его.

— Где ты набрал этих несчастных? — спросил он со страдальческим замешательством на лице. — Тебе пришлось, должно быть, прочесать весь Рим! Но, знаешь, у тебя ничего не получится. В конце концов, кто они такие? Горстка подлых неудачников! Вот и все! Просто горстка неудачников, желающих хапнуть изрядную сумму от римлян вместо того, чтобы жить на мелкие подаяния греков!

— Просто горстка?! — рявкнул что есть силы Цезарь, заставив замолчать уже расходившуюся толпу, так что многие остановились и обернулись, чтобы послушать. — И все? Я говорю тебе, Гай Антоний Гибрид: даже одного будет слишком много! Только одного! Только одного мужчины, или женщины, или ребенка, у которого украдены юность и красота, — и этого уже слишком много! Уходи! Иди домой!

Гай Антоний Гибрид пошел домой, с удивлением заметив, что его адвокаты не захотели сопровождать его. Даже родной брат нашел повод покинуть его. Но шел он не один. Рядом с ним семенил маленький, пухлый человечек, который за полтора года, с тех пор как он стал сенатором, сделался другом. Этого человечка звали Гай Элий Стайен, и ему требовались могущественные союзники. Он хотел бесплатно кормиться за чужим столом и очень-очень хотел денег. В прошлом году он взял себе часть денег Помпея, когда был квестором Мамерка и подстрекал к мятежу — о нет, не к грозному, кровавому мятежу! И все прошло отлично, и никто ничего не заподозрил.

— Ты проиграешь, — сказал он Гибриду, когда они вошли в изящный особняк Гибрида на Палатине.

Гибрид не был расположен к спору.

— Знаю.

— А разве плохо было бы выиграть? — мечтательно спросил Стайен. — А потом тратить две тысячи талантов — награду за победу.

— Мне еще надо найти две тысячи талантов, которые обанкротят меня на многие годы.

— Не обязательно, — успокаивающим тоном заметил Стайен.

Он сел в кресло для клиентов и огляделся.

— У тебя осталось еще немного хиосского вина? — поинтересовался он.

Гибрид отошел к пристенному столику, налил два бокала неразбавленного вина из кувшина, передал один гостю и сел. Выпил жадно, до дна, затем посмотрел на Стайена.

— У тебя что-то есть на уме, — сказал он. — Выкладывай.

— Две тысячи талантов — огромная сумма. Но и тысяча — тоже неплохо.

— Это правда. — Маленький рот растянулся, толстые губы обнажили мелкие белые зубы Гибрида. — Я не дурак, Стайен! Если я соглашусь разделить с тобой поровну две тысячи талантов, ты гарантируешь мое оправдание. Так?

— Так.

— Тогда я согласен. Ты меня вытаскиваешь — и тысяча твоя.

— Это же просто, — задумчиво промолвил Стайен. — Конечно, за это ты должен благодарить Суллу. Но так как он мертв, ему будет безразлично, если ты поблагодаришь меня вместо него.

— Перестань меня мучить и говори!

— Ах да! Я и забыл, что ты предпочитаешь мучить других.

Как многие маленькие люди, Стайен не мог скрыть удовольствия от сознания своей сиюминутной власти, даже если это означало, что, когда дело закончится, придет конец и его дружбе с Гибридом — какой бы успешной ни оказалась его хитрость. Но ему было все равно. Тысяча талантов — достаточная награда. В любом случае, что такое дружба с существом, подобным Гибриду?

— Говори, Стайен, или уходи!

— Ius auxilii ferendi, — только и произнес Стайен.

— Ну и что?

— Прежняя функция плебейских трибунов. Единственная, которую Сулла не отнял у них, — освобождать плебея от рук магистрата.

— Ius auxilii ferendi! — воскликнул пораженный Гибрид. На миг его недовольное лицо прояснилось, потом опять потемнело. — Они этого не сделают.

— А могли бы.

— Только не Сициний! Сициний — никогда! Необходимо только одно вето в коллегии — и прочие девять плебейских трибунов бессильны. Сициний не потерпит этого, Стайен. Он отвратительный, но не берет взяток.

— Сициния не любят все его девять коллег, — повеселел Стайен. — Он всех жутко утомил. К тому же он лишил остальных возможности блистать на Форуме! Можно сказать, надоел он им до смерти. Не далее как позавчера я слышал, что двое из них грозились скинуть его с Тарпейской скалы, если он не заткнется и не перестанет говорить о восстановлении их прав.

— Ты хочешь сказать, что Сициния можно запугать?

— Да. Определенно. Конечно, до завтрашнего утра ты должен будешь найти приличную сумму, потому что никто из них ничего не сделает без соответствующего вознаграждения. Но ты в состоянии это сделать, особенно если учесть, что в результате получишь тысячу талантов.

— Сколько надо? — спросил Гибрид.

— Девять раз по пятьдесят тысяч сестерциев. Это будет четыреста пятьдесят тысяч. Ты сумеешь найти деньги?

— Попытаюсь. Пойду к брату. Ему не нужен скандал в семье. Есть еще другие источники. Да, Стайен, думаю, что смогу.

Итак, все было обговорено. Гай Элий Стайен весь вечер ходил из дома одного плебейского трибуна в дом другого — к Марку Атилию Бульбу, Манию Аквилию, Квинту Курию, Публию Попиллию, и так ко всем девяти. Но к дому Гнея Сициния он не подошел.

Слушание должно было начаться через два часа после рассвета. К тому времени на Римском Форуме уже произошла ужасная трагедия. Поэтому для возбужденных завсегдатаев Форума день обещал быть интересным. Сразу после рассвета все девять трибунов набросились на Гнея Сициния и поволокли его на Капитолий, где зверски избили, а потом подтащили к краю Тарпейской скалы, чтобы он увидел внизу острые, как иглы, камни. «Больше никакой агитации за восстановление власти плебейских трибунов!» — кричали они ему, пока он свисал со скалы. Они заставили его поклясться, что впредь он будет поступать так, как скажут ему девять его коллег. Затем Сициния отнесли домой в паланкине.

И как только Цетег открыл второе слушание по делу Гибрида, девять плебейских трибунов подошли к трибуналу Варрона Лукулла, крича, что член плебса насильно был задержан магистратом.

— Я прошу вас применить ius auxilii ferendi! — крикнул Гибрид, жалостливо протянув к ним руки.

— Марк Теренций Варрон Лукулл, к нам обратился плебей с просьбой применить ius auxilii ferendi! — сказал Маний Аквилий. — Я заявляю, что мы используем это право!

— Безобразие! — крикнул Варрон Лукулл, вскочив с кресла. — Я отказываю вам в применении этого права! Где десятый трибун?

— Дома. Он очень болен, — с усмешкой ответил Маний Аквилий. — Но ты можешь послать к нему, если хочешь. Он не применит вето.

— Вы попираете правосудие! — громко крикнул Цетег. — Безобразие! Позор! Скандал! Сколько вам заплатил Гибрид?

— Отпусти Гая Антония Гибрида, или мы схватим каждого, кто будет против, и скинем их с Тарпейской скалы! — крикнул Маний Аквилий.

— Вы препятствуете торжеству справедливости, — сказал Варрон Лукулл.

— Не может быть справедливости в суде магистрата, как тебе хорошо известно, Варрон Лукулл, — сказал Квинт Курий. — Один человек — это не жюри! Если ты хочешь судить Гая Антония, тогда делай это в суде по криминальным делам, где нельзя применить ius auxilii ferendi.

Цезарь стоял неподвижно, не проронив ни слова. Его клиенты, дрожа, столпились за его спиной. С каменным лицом он повернулся к ним и тихо проговорил:

— Я — патриций, а не магистрат. Мы должны дать возможность претору решить этот вопрос. Молчите!