Эффи Брист - Фонтане Теодор. Страница 4

– Говори все, что хочешь, Брист, и произноси свои тосты по любому поводу, но, прошу тебя, оставь в покое поэтические сравнения, в них ты ровным счетом ничего не смыслишь.

Это справедливое и мудрое замечание не вызвало особых возражений со стороны Бриста.

– Возможно, ты и права, Луиза, – согласился он.

Как только встали из-за стола, Эффи попросила разрешения пойти к пастору. «Гульда, наверное, рассердится на меня, – думала она дорогой. – Я, как-никак, опередила ее, а она была всегда такой тщеславной и самолюбивой». Но ожидания Эффи не вполне оправдались. Гульда выдержала характер и вела себя превосходно, предоставив все проявления недовольства и досады своей матери, госпоже Нимейер, у которой вырвалось несколько весьма странных замечаний, вроде: «Да, да, вот так всегда. Конечно. Не сумела мать, так сумела дочь. Это всем известно. Старинные семьи всегда изо всех сил держатся друг за друга».

Старый пастор был смущен и рассержен этим неуемным градом колкостей, выходивших далеко за рамки приличия, и еще раз пожалел о том, что некогда женился на экономке.

Естественно, что от пастора Эффи направилась к кантору Янке. Близнецы уже поджидали ее и встретили в палисаднике перед домом.

– Ну, Эффи, – спросила Герта, когда они втроем прогуливались взад и вперед среди цветущих кустов акации, – ну, Эффи, как ты себя чувствуешь?

– Да как? Очень хорошо! Мы уже на «ты» и называем друг друга по имени. Его зовут Геерт, но помнится, я вам об этом уже говорила.

– Да, говорила. Но меня все это немного пугает. Избранник ли он твоего сердца?

– Разумеется, да! Тебе не понять этого, Герта. Таким избранником может стать каждый. Конечно, если он дворянин, занимает прочное положение и недурен собой.

– Боже мой, Эффи, что ты говоришь? Прежде ты рассуждала совсем иначе.

– Прежде да.

– И ты вполне счастлива?

– Через два часа после помолвки всегда вполне счастливы. По крайней мере я так думаю.

– А тебе не... как бы это сказать... немножко не страшно?

– Да, но совсем немножко. Надеюсь, что и это скоро пройдет.

Покончив со своими визитами к пастору и кантору – продолжались они в общей сложности не более получаса, – Эффи снова вернулась домой. Там, на веранде, уже собирались пить кофе. Тесть и зять прогуливались по аллее между платанами. Брист рассуждал о трудностях, связанных с должностью ландрата. Ему несколько раз усиленно навязывали этот пост, но он всегда от него отказывался.

– Быть вполне свободным и иметь возможность распоряжаться собой по собственному усмотрению для меня приятней всего и уж, во всяком случае, приятней, чем – пардон, Инштеттен, – чем все время следить за каждым взглядом свыше, угадывать мысли и желания высшего и высочайшего начальства-Нет, это не по мне. Здесь я свободен, здесь я живу и радуюсь каждому зеленому листику, каждой лозе дикого винограда, что обвивает эти окна.

Он говорил еще долго и все в том же духе, приводя всевозможные возражения против государственной службы и чиновничества и лишь изредка, к месту и не к месту, прерывая себя коротким и извиняющимся «пардон, Инштеттен». Тот механически кивал ему головой, но явно не вникал в суть разговора и только все время как зачарованный глядел на окно, увитое тем самым диким виноградом, о котором только что упоминал Брист. Всякий раз, проходя мимо него, он видел среди зеленых лоз рыжие девичьи головки и слышал веселый голос: «Иди сюда, Эффи!»

Он не верил в предзнаменования и тому подобные глупости. Напротив, он решительно отметал всякое суеверие. И все же эти три слова не выходили у него из головы, и, в то время как Брист продолжал упиваться своим красноречием, Инштеттен постепенно пришел к убеждению, что это маленькое происшествие не было простой случайностью.

Короткий отпуск Инштеттена закончился, и уже на следующий день он уехал, предварительно дав слово писать каждый день. «Да, пусть это будет твоей обязанностью», – сказала Эффи. Эти слова вырвались у нее из самого сердца: вот уже несколько лет для Эффи не было ничего более приятного, чем получать многочисленные письма, например, ко дню рождения. В этот день она требовала их от каждого. Причем обороты вроде: «Гертруда и Клара шлют тебе вместе со мной свои сердечные пожелания» – были строго запрещены. Нет, если Гертруда и Клара желают остаться ее подругами, пусть каждая из них в отдельности пришлет ей письмо, и каждое – с почтовой маркой, по возможности с маркой иностранного государства, из Карлсбада или Швейцарии, так как день рождения Эффи приходился как раз на курортный сезон.

Инштеттен действительно, как и обещал, писал каждый день. Его письма были особенно приятны еще и потому, что сам он просил отвечать ему коротко и всего лишь один раз в неделю. Эти ответы он получал также регулярно. Они были очаровательно малы и каждый раз восхитительны по содержанию. О более серьезных вопросах: о предстоящих свадебных торжествах, о приданом и о делах, касающихся хозяйства, – писала своему зятю госпожа фон Брист. Инштеттен, который вот уже три года как служил ландратом, обставил свой дом в Кессине если не блестяще, то, во всяком случае, вполне прилично, и по его письмам можно было воссоздать полную картину всего, что там было, чтобы не приобрести ничего лишнего. Наконец, когда госпожа фон Брист получила полное представление обо всем, что ей хотелось узнать, мать и дочь решили съездить в Берлин и закупить там, как выразился господин Брист, «Trousseau» [7] принцессы Эффи. А та была в восторге от предстоящей поездки в Берлин, тем более что отец разрешил им остановиться в «Ноtel du Nord» [8]. «Деньги, которые пойдут на это, можно удержать из твоего приданого. У Инштеттена и так есть все, что нужно». В полную противоположность своей матери, навсегда запретившей мужу подобные «остроты дурного тона», Эффи, даже не заботясь о том, в шутку или всерьез это сказано, радостно согласилась с отцом. Ее мысли были гораздо больше заняты тем, какое впечатление произведут она и ее мать своим появлением за табльдотом, чем «Шпином и Менке», «Гошенгофером» и другими подобными им фирмами, где надлежало делать покупки. Светлые мечты Эффи осуществились, когда настала их великая берлинская неделя. Кузен Брист из Александрийского полка, необычайно шаловливый юный лейтенант, который выписывал «Флигенде блеттер» [9] и вел специальную запись наиболее остроумных анекдотов, предоставил себя на все свободное от службы время в полное распоряжение обеих дам. И вот они сидели вместе с ним у углового окна кондитерской Кранцлера или (в соответствующее время) в кафе Бауера [10], а после обеда отправлялись в зоологический сад смотреть жираф, о которых кузен Брист (кстати, его звали Дагоберт) любил говорить, что они напоминают ему благородных старых дев. Время проходило в строгом соответствии с намеченной программой. Так, на третий или на четвертый день они, как и собирались, пошли в Национальную галерею, потому что Дагоберт хотел показать своей кузине «Остров блаженных» [11]. Хотя фрейлейн кузине. и предстоит в ближайшее время выйти замуж, может быть ей все-таки не мешает заблаговременно познакомиться с «Островом блаженных». За что получил от тетки затрещину веером, сопровожденную, впрочем,: столь милостивым взглядом, что у молодого человека не было никакого основания переменить тон.

Это было поистине блаженное время для всех троих, как для дам, так и для кузена, прекрасно исполнявшего обязанности гида и умевшего ловко сглаживать всевозможные мелкие разногласия. В подобных разногласиях во мнении между матерью и дочерью, как водится, не было недостатка, но все они, к счастью, ни в коей мере не относились к их покупкам. В каком бы количестве ни приобретались отдельные вещи – шесть дюжин или три дюжины, – Эффи была одинаково со всем согласна, а когда по дороге домой возникал разговор о стоимости купленного, она постоянно путала цены. Госпожа фон Брист, обычно весьма придирчивая даже по отношению к своей любимой дочери, воспринимала ее явное безразличие не как проявление легкомыслия, а видела в этом даже известное достоинство. «Все эти вещи, – размышляла она, – ничего не значат для Эффи. Эффи нетребовательна: она живет в мире своих грез, и если бы супруга принца Фридриха Карла, проезжая мимо в своей карете, дружески кивнула ей головой, то и это значило бы для нее не больше, чем ларь с бельем».

вернуться

note 7

Приданое (франц.)

вернуться

note 8

«Hotel du Nord» - действительно существовавший в то время в Берлине (улица Унтер-ден-Линден) отель. Для творческой манеры Фонтане очень существенно, что все упоминаемые им берлинские отели, рестораны, кафе, магазины, фирмы и т. д. в действительности существовали в то время, к которому приурочено действие романа.

вернуться

note 9

«Флигенде блеттер» («Летучие листки») - популярная в это время сатирическая газета.

вернуться

note 10

Кафе Бауера - расположенное на Унтер-ден-Линден против кондитерской Кранцлера - посещали после полудня и вечером женщины «полусвета», и показываться там в это время светским дамам считалось неприличным; отсюда и замечание Фонтане - «в соответствующее время».

вернуться

note 11

«Остров блаженных» - картина швейцарского художника А. Беклина (1827 - 1901), приобретенная как раз в ту пору Берлинской Национальной галереей.