Алмаз темной крови. Книга 2(неокончена) - Арден Лис. Страница 8

С того времени, как закончилась война богов, меж эльфами и орками установился настороженный, оскорбительно-недоверчивый нейтралитет. Они либо высокомерно не замечали друг друга, либо — при неизбежной встрече — вели себя как разделенные и спаянные вековечной кровной враждой. Стоит ли упоминать о том, что они никогда более не воевали и каждый из них считал другого предателем.

Кроме пятерых выживших богов в этом мирке оказались и свои божественные сущности. Они во многом напоминали прежних стихий, обитали в море, в горах, а самый приметный из них избрал местом свого пребывания чудовищные леса на юго-западе. Власть этих божков была невелика, возможности — еще меньше, они были под стать этому невеликому миру.

Повзрослев, Фенри и Гарм приняли участие в обустройстве Обитаемого Мира. Фенри больше времени проводил с братом матери, Нумом; их сближало пристрастие к порядку и оформленности. Гарм же очень быстро оказался правой рукой Сурта, и если в мире что-то менялось, причем не всегда в лучшую сторону, он всегда оказывался к этому причастен. Гарм по-прежнему частенько позволял себе нелепые, шутовские выходки; он часто общался с людьми. Фенри до подобного не опускался.

— Здравствуй, отец. — Гарм вошел в небольшой покой, похожий на каменный подводный грот. По стенам причудливыми узорами лепились ракушки, змеились ленты водорослей. Сурт сидел, согнувшись, положив подбородок на сцепленные руки. Услышав голос сына, он поднял голову.

— Здравствуй. Опять брата на игру подбивал? — и Сурт жестом пригласил Гарма сесть рядом.

Гарм коротко кивнул и уселся, куда указали. Он мрачно пинал босой ногой зеленый мшистый ковер, безжалостно сминая, растрепывая нежный ворс.

— Ну и дурак. — Необидно хохотнул Сурт. — Ты бы еще Нума пригласил.

— Ну хорошо. — Буркнул в ответ Гарм. — С ними все ясно. Но вы, почему вы отказываетесь играть со мной?

— Я уже объяснял, сын. — Сурт развел руками. — Слишком мне нужна эта партия. И ты не ровня мне, как игрок. А тут нельзя будет ни проиграть, ни выиграть… боюсь, так провести партию ты не сможешь.

— И что теперь? Так и будем штопать прорехи на здешнем небосклоне? Отец, чего бы мы не делали — этого мало.

— И тут ты прав. Сам я давно понял — такими вот стежками-штришками погоды не сделаешь… Да, мы что-то меняем, все больше по мелочам… но незначительные, местные улучшения не исправят тесноты и замкнутости этого мира. Если мы хотим большего — надо взорвать старое и создать новое. Только так.

— И как нам объяснить это семье? — язвительно поинтересовался Гарм.

— Никак. — Сокрушенно пожал плечами его отец. — Сын, не злись. Они сами поймут, со временем.

— И сколько веков мне еще ждать? — Гарм со вздохом распростерся на зеленом мшистом полу навзничь. — Я устал плавать вокруг этого мира, как рыба в садке. Я знаю каждую скалу, каждый корабельный остов… И летать тошно, будто тебя за ногу привязали — наматывай знай круги. Звезды все пересчитаны, все цветы сорваны, и сплетены в венки… и сердце мое молчит в ответ на все голоса этого мира. Тоска, тоска… Отец, я устал ждать, что произойдет хоть что-то новое, небывалое еще под этим солнцем…

Сурт в ответ тихо засмеялся. Как давно это было… когда он сам говорил такие же слова Хакону, своему отцу… и так же рвался в бой… и жаждал преград…

А Гарм продолжал. Он вынул из уха серьгу, плоский изогнутый треугольник, ртутно-зеркальный, ледяной на вид, и раскачивал ее, держа двумя пальцами, у себя перед глазами, будто убаюкивая сам себя.

— Мне тесно, отец… Это не скука и не лень. Да, я часто жалуюсь, мол, делать нечего в эдакой клетушке. Куда ни ткнись — упрешься в стену. Странно быть богом и постоянно ощущать свою ущербность. Этот лживый фронтир каждый день ухмыляется мне в лицо — ну, и как далеко простирается твоя божественность? А как насчет перешагнуть через меня? И еще этот постоянный рикошет… Словно щелчки кто дает. Обидно так, по лбу. Малейшее возмущение здешнего проклятого спокойствия, чуть-чуть божественного произвола, — и Гарм пренебрежительно скривил губы — и тебя тут же ставят на место. Людские маги, и те плачутся на скудость своих сил. Взывают… просят…

— Ты снисходишь до общения со смертными? — поинтересовался Сурт.

— Так же, как и вы. — И Гарм улыбнулся. — Как мой младший брат, тот, в Шаммахе? Уже вырос из пеленок?

— Уже. Способный мальчик, даже слишком.

Они замолчали. Наконец Сурт прервал затянувшуюся паузу.

— Вот что, сын. Про тавлеи ты можешь забыть — никто из нас не станет играть с тобой. А значит, надо искать другой путь… — он присел на колени рядом с лежащим сыном, отвел от его лица раскачивающийся ртутный треугольник. — Ты давно не был у восточных ворот?

— Что? Так туда вообще никто не ходит. — Взгляд Гарма прояснился, стал цепким и любопытным. — Восточные врата, вы говорите?

— Именно. Если мы откроем их… — Сурт подчеркнул первое слово — То получим все и сразу, и быть может, даже больше, чем ожидаем. Или ничего…

— Но как же то, что осталось за вратами?

— Это ты о Прорве беспокоишься? Я думаю, что если бы ее голод не был тогда утолен, вряд ли ее удержали бы наши слабые заклятия. Что-то произошло там тогда… Вот что. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Боги миновали анфиладу покоев, простых и причудливых; коридор вывел их к витой лестнице, ведущей в одну из башен. На самой ее вершине и был тот самый единственный портал Обитаемого Мира — бесполезный и бездействующий. Лестница закончилась, и дальше идти было некуда. Небольшой зал, куда вышли отец и сын, был на удивление скромен — никаких украшений или архитектурных изысков. Черный каменный пол, серые стены, в которых прорублены узкие, длинные окна, заставляющие ветер протискиваться и сердито свистеть, обдирая бока. И одна-единственная дверь. Две створки, обрамленные диким камнем, перекрыты тяжелой деревянной балкой засова, в массивных петлях висят замки.

— Неплохо постарались… — одобрительно говорит Сурт. — Только стражи не хватает. А теперь посмотри… — и он указывает Гарму куда-то вверх. Там, где створки, смыкаясь, образуют острый угол, из каменной обкладки выпал маленький кусочек, а на его месте беспокойно темнеет пустота.

— Ты знал об этом? — Сурт вопросительно заглядывает в глаза сыну.

— Ну… догадывался, в общем. Только не думал, что это именно здесь. Одно время даже искал — думал, правда, что будет что-то более заметное, все-таки выход в Смерть как-никак… Так значит, частицы первородного огня нашли себе лазейку.

— Нашли.

— Отец… — помолчав с минуту, тихо спрашивает Гарм, — Что там, за Вратами?

— Беспредельность… Абсолют великой Пустоты, безвременье и недвиженье, являющие и поглощающие в свой черед.

Сурт вынимает из-за пазухи осколок льда, закрепленный несколькими витками серебряной проволоки, легко вынимает лед и, подойдя к двери, вставляет его на место выпавшего камня. Гарм невольно отступает на шаг назад — мало ли что… но, как ни странно, ничего не происходит. Будто замочную скважину прикрыли, не более. Не говоря ни слова, Сурт отходит и делает знак сыну — уходить. Уже на лестнице он негромко говорит:

— Нужна сила, сын. Меня и тебя не хватит, чтобы снять все эти замки и засовы, а помогать нам никто не станет.

— Это верно. Но я могу чем-то помочь?

— Можешь. — Сурт коротко вздыхает. — Льду нужен огонь. И немало…

Гарм понимающе кивнул; помрачнев, он глядел себе под ноги. Опять смертным раскошеливаться, думает он про себя.

— Иначе нельзя. — угадывает мысли сына Сурт.

Великий Князь Одайна, по традиции безымянный, с недоверием оглядел приехавшего из Краглы королевского посланника. Молодой, вежливый, с холодными неулыбчивыми глазами, светло серыми, как северное море; «знаю я таких…», думал Князь, «мягко стелет, жестко спать… и чего этим бандитам морским от нас надобно?»

— Князь соблаговолил выслушать послание моего короля. Каково будет слово Князя? — юноша поклонился и испытующе посмотрел на Князя.