»Одиночка» - Логинов Святослав Владимирович. Страница 5

Дьявол, царивший в душе христианина, вид имел почти канонический: двухметровое монстрило, состоящее из смоляных потеков черного вара. Монстр оказался напрочь неуязвимым, он срастался даже будучи разорванным на куски или сожженным в пламени пожара. Игнат проклял создателей «Терминатора-2», с которого явно было срисовано смолистое чудовище. Оно неторопливо гоняло Игната по всем закоулкам бессознательного, никакие ухищрения не могли сбить его со следа.

Тем более не действовал против дьявола самострел с серебряными иглами; любой поп подтвердит, что подобные вещи проходят по части бесовщины, и толку от них ноль. Истиной в данном случае является то, что если имеешь дело с верующим человеком, нужно действовать верой.

В отчаянии Игнат попытался закрестить нечистую силу, но и тут не преуспел. Зато впервые овеществленный комплекс вступил с ним к контакт. Прямо под черепом неслышно для окружающих зазвучал насмешливый голос: «Не старайся, все равно не поможет. Я же знаю, что ты безбожник».

Игнат бежал по шумной улице, дьявол шагал следом. Если свернуть за угол, противник немедленно выходил из-за этого же угла, сокращая отрыв, так что Игнат предпочитал уходить по прямой, наблюдая за черной фигурой, рассекавшей толпу. Будь это собственный бред Игната, можно было бы пойти навстречу опасности и погибнуть в борьбе. Именно таким образом удается избавиться от застарелого комплекса. Увы, дьявол был порождением чужих страхов, поэтому прямое столкновение не даст ничего. Сработает система аварийного возвращения, и Игната попросту выкинет из чужого подсознания.

Улица была полна пешеходов. Они проходили мимо дьявола, ничего не замечая, не делая даже попытки посторониться. Дьявол тоже не обращал внимания на людей; удивительно, как при таком скоплении народа они умудрялись избегать столкновений.

И тут произошло нечто, заставившее Игната замереть. В безликой толпе образовалась пара, обладающая индивидуальностью. Мама и дочка, девочка лет трех. Точнее, в глаза бросалась только девчушка, мама шла подобно прочим сомнамбулическим фигурам, не видя посланца ада. А вот девочка… Игнат отчетливо почувствовал, как напряглась малышка, разглядывая идущего навстречу монстра. А когда они поравнялись, девочка протянула руку и пальчиком коснулась черной смолы.

Ух, как исказились смоляные потеки, заменявшие дьяволу лицо! Но он не выдал себя ни единым движением, лишь проводил уходящих долгим запоминающим взглядом. Бес не посмел тронуть ребенка, который держится за руку матери, и отложил свою месть на потом.

Этого было довольно, чтобы Игнат нашел выход из ситуации, казавшейся неразрешимой. Он сходил в церковь, которую посещал пациент, заплатил священнику и попросил подарить усердному прихожанину образ Богородицы, чтобы тот мог молиться пресвятой деве о ниспослании душевного покоя. Игнат уже не помнил всего, что наплел доброму пастырю, но тот просьбу выполнил, и в душе молодого человека установился мир. Когда Игнат в последний раз заглянул в подсознание пациенту, он обнаружил, что тот ни на секунду не выпускает ладонь женщины, в которой воедино слились Богородица и воспоминание о родной матери. А в особо критических ситуациях он попросту лежал на руках, приникнув к кормящей груди.

Кому-то подобная картина может показаться нелепой, но, честное слово, она куда менее кощунственна, нежели выражение: «Возлежать на лоне Христовом».

- Вот видишь, - сказал на прощание молодой человек. - Ты не помог, а молитва помогла.

- Неважно, что именно помогло, главное, что помогло, - ответил Игнат.

Ничего больше говорить он не стал, зачем огорчать великовозрастного младенца?

Теперь, оказавшись на шумной улице, рожденной полузабытыми воспоминаниями Лидии Андреевны, Игнат шел, высматривая среди теней нечто живое. И, конечно же, упустил, не заметил вовремя.

В какую-то минуту он сошел с тротуара, или тот сам выскользнул из-под ног, так что Игнат очутился на мостовой. И тут же грянул сигнал дурацкой жестяной дудки. Прямо на Игната мчал дребезжащий трамвай. За стеклом смутным пятном белело лицо вагоновожатого.

Игнат попятился, но, споткнувшись о поребрик, упал, отчетливо понимая, что ноги остались на мостовой, как раз там, куда накатывал сошедший с ума и рельсов трамвай. Старые трамваи не умели гудеть, они дребезжали пронзительным электрическим звонком, так похожим на школьный, но этот гудел по-автомобильному, словно кто-то нажимал на грушу, прикрученную к жестяной трубе: «Би-бип!.. Би-бип!.. »

«Труба архангела…» - успел подумать Игнат.

Он не помнил, сам включил срочное возвращение или его вышвырнуло, как в прошлый раз. Очнулся уже в лаборатории. Линолеум холодил щеку, тело не желало слушаться. Игнат лежал, чувствуя, как неохотно отпускает его леденящий ужас. В памяти раз за разом возникала наезжающая громада трамвая, пятно лица за лобовым стеклом, цифра шесть в обрамлении сапфировых огней.

Каждый маршрут ленинградского трамвая отмечался своей комбинацией разноцветных сигналов. Двадцать шестой - красный и оранжевый, сороковой - два зеленых огня, а шестерка - два синих. Даже в этой малости чужая память не соврала.

Крутая бабушка, однако. Еще раз его так шандарахнет, и он, пожалуй, больше не осмелится заглянуть в чужую душу. Но откуда она знает, чем надо бить незваного гостя? Неужто тоже смотрит в глубь подсознания, выискивая погребенные страхи? А потом бьет точно и безжалостно. Этак и помереть можно… не старушке, конечно, а Игнату Шомняку.

Шел трамвай четвертый номер, На площадке кто-то помер, Не доехал до конца. Ламца-дрица гоп ца-ца!

В Петрограде в годы нэпа, когда еще и Лидии Андреевны на свете не было, существовало всего четыре трамвайных маршрута. Самый длинный был четвертый. Четверка ходила от острова Голодай до речки Волковки, или, как утверждали остряки: «…по Голодаю, поголодаю и на Волково кладбище!» Об этом маршруте и сложена песенка, пережившая четыре поколения пассажиров.

Интересно, какие огни были у четвертого номера?

Добрейшей Рины Иосифовны, проводившей ночь на сестринском посту, сегодня нет, в отделении дежурит Леночка, а значит, и она, и сестры спят, каждая в своем закутке. На помощь можно и не звать.

Отлежавшись, Игнат с трудом поднялся, отключил приборы и, держась за стенку, поплелся на пост за глюкозой. Сами себе в вену колют только наркоманы, так что сестер все равно придется будить. Никто не ждет, что его вторую ночь кряду вышибет из чужого подсознания в три часа ночи.

За дверью его встретил неожиданно яркий свет и милиционер, сидящий рядом с дежурной сестрой. Совершенно нелепая пара: менту явно хотелось полюбезничать с миленькой сестричкой, тем более, что среди мужиков ходят слюноточивые рассказы о сексуальной доступности ночных сиделок. Бедняга не знал, что Людочка относится к той разновидности сексапильных девочек, которые смысл жизни видят в том, чтобы поломать кайф распаленному самцу. Они с большой охотой занимаются рискованным флиртом, но умудряются ускользнуть от жадных объятий в ту секунду, когда, казалось бы, постели не миновать. Так что и Людочка была не прочь поиграть в турусы на колесах, но оба сейчас находились при исполнении, причем по разные стороны баррикады.

- Людочка, - сказал Игнат. - Мне бы глюкозы. Инъекцию делать пора.

Последнее он добавил специально для бдительного стража, мол, никакого ЧП не произошло, во всех делах привычная рутина. Однако обмануть милицейского сержанта не удалось.

- Нуте-ка, что у вас там?.. - потребовал он, увидав, что на свет появились ампулы и одноразовый шприц.

- Глюкоза, - простодушно объяснила Людочка, демонстрируя коробку.

- Ага, можно подумать, я не знаю, какую именно наркоту глюкозой зовут! Давайте-ка к начальству. И вы тоже, - повернулся он к Игнату.

В кабинете дежурного врача сидели еще двое милиционеров и непременный в таких случаях человек в штатском. Милиция расположилась на диване, штатский за письменным столом, а Леночка - Елена Михайловна - на стуле посреди комнаты.