Превращение духа - де Куатьэ Анхель. Страница 24
О ТЫСЯЧЕ И ОДНОЙ ЦЕЛИ
Cубботним днём справляли мы мой двадцать пятый по счёту день рождения. Шумным кагалом собрались на даче мои друзья. Ели, пили, шутили, смеялись и вели задушевные разговоры, разбившись парами.
— Да, сообщество должно состоять или не больше, чем из двух, или более, чем из двадцати, тогда им легче разбиться на двое, — шепнул я Заратустре, глядя, как гости наши рассеялись парами: кто у костра, кто на уличных скамьях, кто в доме, кто на веранде.
— Знаешь ли ты, когда сущность совпадает со смыслом? — спросил меня Заратустра.
— Сущность со смыслом? — повторил я.
И так говорил Заратустра:
«Много миров видел я, но нигде сущность не была смыслом, нигде смысл не был сущностью. Ибо не было в этих мирах человека.
Знал я мир, и ничего реального не было в мире том. Отблесками божественных игр были земля и небо в мире, где всё было отблеском. Жил человек в королевстве отблесков этих и благодарил потусторонность за блага и напасти. Но кем был человек в этом мире?
Знал я мир, где не было ничего, кроме суеты. "Всё иллюзорно, истинное скрыто от нас!" — так говорили люди о мире своём. Достичь небытия, выйти из пучины страданий мечтали люди мира этого. Но достигавшие быть людьми переставали совсем. Кем же был человек в этом мире?
Знал я мир, где великий закон властвовал над человеком, карая преступников и восхваляя послушных, свято блюдущих догму. Не собой быть, но блюсти закон — таким был удел человека в мире этом. И не было ничего в этом мире, кроме закона. Кем же был человек в этом мире? Знал я мир, где закон заключался внутри человека. Смятение царило в этом мире: страдание именовалось и путём, и наказанием, и славой, и даром, и даже искуплением. Словно в чёрную дыру проваливался мир этот, сворачивался, сводился… Не жизнь, но смерть именовалась в мире этом моментом истины. Но кем же был человек в мире этом?
Последний мир, который известен мне, самый странный из всех. Человек поставлен здесь во главу угла: свободный и бесстрашный, сильный и ответственный. Всё было сделано в мире этом для человека такого, но не было таких людей в мире этом. Кем же был человек в этом мире?
Словно жабой грудной, пожираем человек своей целью. Все тысячи целей его — одна цель: уменьшить боль и увеличить этим своё мелкое удовольствие. Во множество благородных, во множество неприглядных одежд рядилась эта единственная цель человечества. Но как бы вы ни одевали её, не скроете, что недовольны собой и миром своим недовольны вы! Это недовольство и есть то, что делает цель вашу! Что ж, упивайтесь целью своей, вы же так любите смерть!
Цель ваша — от боли избавиться, но движение ваше к цели только боль и приносит вам. Разве же ткут, расплетая? Что ж на самом деле вы делаете?
"Оценивать — значит создавать!" — говорите вы. "Оценка сама — драгоценность и сокровище среди всех оценённых вещей!" — не унимаетесь вы, безумные.
"Оценка куёт недовольство ваше", — так скажу вам я, Заратустра! Но раз так сильно любите вы оценку, что ж пытаетесь вы уменьшить боль? По крайней мере, последовательным должен быть сумасшедший в своём безумии!
Видимо, любите вы боль вашу, потому-то и множите недовольство своё — вот в чём цель ваша! И нет в вас силы признать правду эту, идолопоклонники смерти!
Не жизнь, но смерть — божество ваше, что бы ни говорили вы! Себе вы солгали и самих Себя обманули. В глупости больше смысла, чем во всей жизни вашей, ибо мерой вещей вы полагаете смерть — то, что сущности не имеет!
И любовь ваша — лишь один из способов боль усилить, а не любовь. Мука — любовь ваша! Не мучьте же меня любовью вашей, неспособные быть эгоистами! Боль ваша навевает вам предчувствие смерти, а вы так любите смерть! Любовь ваша — напоминание о смерти!
Оценка — вот он, ваш смысл, смерть — вот сущность ваша! Две пустоты, переливаясь друг в друга, создают мир ваш — мир пустоты! И нет цепи, чтобы накинуть на морду зверя этого с тысячью головами, ибо нет голов этих!
Вы боитесь оценки, боитесь боли, вы боитесь страдания, и смерти боитесь вы, но ведь всё это — жизнь ваша! Когда ж избавитесь вы от страха, безумные?!
"Не будет нас без страха нашего!", — говорят мне глаза ваши. Но я скажу вам: "Вас нет и в страхе, ибо ничего нет в страхе, кроме страха, и глаза ваши — глаза страха, но не ваши глаза! И нежности потому нет в глазах ваших, и жизни нет в сердцах ваших, а только страх один и есть в них!"
Одна-единственная цель ваша слишком известна мне, как бы ни прятали вы её! Так зачем же прячете вы цель вашу? То стыд снедает вас, ибо стыдно вам не хотеть боли, а хотеть удовольствия.
Но стыд ваш — это страх ваш! Боитесь вы осуждения, дети оценки! Сами себя боитесь вы! Кто же поможет вам, кроме вас самих? Как же не видите вы, что только страх ваш и осуждает вас на смерть вашу!
Не удовольствия отсутствия боли должны желать вы, но радости! Не бывает цели негативной, ибо нельзя желать, чтобы чего-то не было, а можно хотеть лишь того, чтобы было что-то. Но стыдитесь вы желать позитивной цели, ибо вы трусливые мертвецы!
И весь опыт ваш — опыт целей негативных, и потому понимаю я страх ваш! Ибо в достижении своём вы смерть обретаете, поскольку цель ваша негативна, а опыта позитивных целей не имеете вы. И страх этот понятен мне, но никогда не разделю я с вами страха вашего, хоть и понимаю его!
Смысл человека в исходе из самого Себя, но прежде должен быть человек! Ухватить сущность исходящего — значит узреть человека. Но «исходящий» только метафора, ибо он «пришедший» уже, если он человек!
Есть ли человек в себе Самом? А есть ли Солнце в себе Самом?! Что ж причитаете вы, безумные? Кого хотите убедить вы в безумии вашем? Или же и вправду вы думаете, что цель Солнца — победить Тьму, дабы Свет был вечный над пугливыми головами вашими?!
Человек есть сущность, становящаяся смыслом, открывая Мир самим Собой через Другого! Когда точка становится пространством, тогда нет и не может быть места отрицанию, а если нет отрицания, то нет и цели, но лишь смысл, а Жизнь — осмысленна!
И потому нет у эгоиста цели, ибо позитивная цель не есть цель, а то, что есть — подлинно! Имя цели — "ещё нет", а то, что "уже есть" — не цель но смысл, из сущности вышедший. Эгоист — само есть, и знает он, что другого нет, кроме того, что есть, а потому нет у него цели!
Не в человеке соединяются сущность со смыслом, но в человеке, исходящем из самого Себя, но другим человек и не может быть! А если ищет ещё человечество цель человеку, то, быть может, недостаёт ему самого человека?»
Так говорил Заратустра.
— Зар, но как же?.. — оторопел я.
— Ты очень хорошо сказал про «сообщество», — рассмеялся Заратустра.
О ЛЮБВИ К БЛИЖНЕМУ
Смятение снедает меня, и я борюсь со своим смятением. Понимание истины ничего не стоит, она сама по себе ценна — вот что понял я из слов Заратустры, пока… Немного для начала, но уже слишком много для меня. Ведь должен я сам стать истиной, но как добиться этого, если не через собственное изменение — кардинальное и всеобъемлющее. Страшно…
Я отчётливо понимаю, что слишком много себе лгу, слишком. Тем, что понимаю, а не ощущаю, тем и лгу, наверное. Гадко…
Заратустра меня расталкивает, раскачивает, выворачивает меня из почвы моего бытия, из пространства моего страха. Я сопротивляюсь…
— Зар, а что, если я не смогу?
Заратустра недоумённо посмотрел… на небо… А потом со всей своей добротой, как он умеет, на меня.
— А я на что? — не Заратустра, но огромное, усеянное звёздами небо ответило мне.
— Но ведь эгоист…
— Не смей себя ломать. Тебе это надо? Эгоист делает только то, что ему надо. Эгоистом нельзя стать, им можно только быть, ибо он всегда есть. Делай то, что тебе надо, — секунду он раздумывал и продолжил: — Не слушай своего «хочу», пока в тебе хочет лишь страх. Тебя ещё нет…