Тайны Лубянки - Хинштейн Александр Евсеевич. Страница 72

Почему? Да потому что выселенный им командир оказался не простым штабистом; он возглавлял комиссию по армейской партчистке. Более того – в момент, когда чекисты выбрасывали его вещи на улицу, сам секретарь объезжал дивизию и «вычищал» нерадивых большевиков.

Для Медведева, вероятно, эти партийные условности особой разницы не имели. Для начальства же выглядели каким-то святотатством; секретарь по партчистке – должность политическая, и покушаться на нее не дозволено никому.

Итог закономерен: приказом зампреда ГПУ Украины Карлсо-на⁴ в октябре 1933 года Медведев был снят с работы и понижен в должности «за систематическое игнорирование директив ОГПУ и ГПУ УССР о порядке информирования командования, за оперативную бездеятельность на важнейшем участке армейской работы и за беззаконные действия по отношению к семье командира РККА».

Медведеву пришлось с позором покидать Новоград-Волын-ский. Два года прослужил он в Одесском ГПУ. В 1936-м отправился в Москву, на курсы комсостава.

И тут случилось…

Третье испытание

В апреле 1937-го НКВД арестовало как врага народа старшего брата Медведева – Александра; того самого, по чьему примеру он и надел когда-то чекистскую тужурку.

Собственно, по-другому и быть не могло – в стране бушевали репрессии, ежедневно людей арестовывали пачками, Медведев же старший был человеком приметным, партийцем с дореволюционным стажем.

В 1920-х годах он успел примкнуть к рабочей оппозиции, в 1923-м – ненадолго был арестован, в 1925-м – исключен из рядов ВКП(б). И хотя в партии его вскоре восстановили и даже назначили на ответственную должность – начальником Спецавиа-строя СССР – тень прошлого уже заведомо определяла всю его будущность.

К моменту ареста брата Медведев не виделся с ним много лет; их пути разошлись еще в далеком 1920-м, когда Дмитрий уехал в отвоеванный у белых Донбасс. О дальнейших перипетиях в судьбе Александра знал он лишь по рассказам родни.

Но родство с «врагом народа» не давало покоя бдительным кадровикам, благо Медведев и сам давал к тому немало поводов. Был он, как уже писалось, человеком упрямым и упертым, говорил то, что думал, и отсиживаться по углам не привык.

«Болея за дело, я часто „не ладил“ с начальством, – признавался Медведев в рапорте, адресованном наркому Ежову, – не молчал, когда видел неправоту и вред делу, а высказывался и отстаивал свою точку зрения. Поэтому обо мне сложилось мнение, как о „своенравном“ и „неудобном“ человеке… Мою непримиримость к заискиванию перед начальством – превращали в „склочность“ моего характера; мою чуткость и деловое отношение к подчиненным – истолковывали, как „панибратство“».

На курсах в центральной школе НКВД отношения у него с начальством вновь не сложились. («На курсах я был „неспокойным“, – это из другого медвевского рапорта наркому. – Я открыто в глаза на собраниях говорил о недочетах работы, настаивал на устранении таковых».) При первой же возможности неудобного слушателя постарались прижать к ногтю; в августе 1936-го Медведев был исключен из партии за родственную связь с братом-троцкистом.

Однако он сумел добиться невозможного – райком ВКП(б) решение это отменил и в партии его восстановил. Такое упорство еще сильнее разозлило чиновников от НКВД. Медведев почувствовал это очень скоро.

Вернувшись назад, на Украину, он с удивлением обнаружил, что опыт его и знания никому здесь больше не требуются. Максимум, что сумели ему предложить – место инспектора при начальнике Харьковского УНКВД; понижение – столь же наглядное, сколь и унизительное (в Москву, на курсы, уезжал он с должности начальника Одесского горотдела). Выхода не оставалось – скрепя сердце Медведев вынужден был согласиться. Тут-то, в Харькове, и застало его известие об аресте брата.

Как и подобает правоверному большевику-чекисту, Медведев незамедлительно пишет рапорт Ежову:

«Так как в связи с этим арестом и без того гнетущая меня настороженность по отношению ко мне должна будет возрасти, я убедительно прошу дать указание товарищу, ведущему дело моего брата, выяснить при допросах его о наших взаимоотношениях и тем самым положить конец всяким кривотолкам и предположениям».

Но все надежды на объективность разбирательства – напрасны. Никому нет дела ни до его прежних заслуг, ни до истинных отношений с братом. («Если бы человеку было предоставлено право выбирать себе братьев, я не выбрал себе такого» – сказано в одном из медведевских рапортов.) Его брат, родная кровь – враг народа, и это уже – само по себе является приговором.

В июне 1937-го Медведева увольняют из НКВД по компрометирующим обстоятельствам.

Возможно, окажись на его месте кто-то другой, за благо посчитал бы это увольнение. Эка невидаль – уволили. Спасибо еще – не посадили.

Другой, только не Медведев. Он забрасывает рапортами наркомат, пишет главному редактору «Правды» Кольцову⁵, лично товарищу Сталину.

Письма в Москву и Киев идут долго. К тому времени, как доходят они, адресаты их сами оказываются уже на тюремных нарах – чистки в НКВД набирают обороты день ото дня – и это еще сильнее укрепляет Медведева в собственной правоте. Так вот, значит, в чем была причина его злоключений. Теперь все ясно: в НКВД засели враги, избивающие честные кадры…

Как это здорово – находить простые ответы на самые сложные вопросы. И как это тяжело – разочаровываться потом в найденной простоте.

Новые начальники оказываются точно такими же, как и их предшественники. Сначала Медведев получает в ответ отписки. Потом перестают приходить даже они.

Через несколько месяцев, устав от бессилия и отчаяния, Медведев отправляется за правдой в Москву. Ночует где придется – на вокзалах, в парках, у знакомых. Живет впроголодь – деньги у него на исходе.

«Я живу в Москве около трех месяцев не прописанным, т. к. негде прописываться, – пишет он одному из высших чинов НКВД. – Ночую где настанет ночь! Без копейки денег! И я готов бы жить еще столько же, лишь бы ускорить решение моего вопроса!»

В личном деле Медведева оседают десятки его новых рапортов. Читать спокойно их невозможно.

«Пишу рапорта на имя тов. Ежова, – это из его обращения главному редактору „Правды“ Кольцову (тоже, кстати, впоследствии репрессированному). – Прошу расследовать мое дело, доказываю, что в отношении меня допущена ошибка, указываю, что приказ, изданный без проверки, поставил под удар мою партийность, звоню по телефонам – ничего не помогает!

Секретариат мои рапорта тов. Ежову не докладывает, а пересылает в отдел кадров – главный виновник в моем вопросе (да и только ли в моем?!). В отделе кадров со мною и по телефону не желают разговаривать. Одним словом – враг!

Мои товарищи, знающие меня десяток лет, частью совершенно отвернулись от меня и боятся со мной раскланиваться, другие – пускали ночевать и кормили с условием, чтобы об этом никто не узнал. В Харькове отдельных товарищей уже обвинили в том, что они были близки со мною!»

Недаром НКВД именуют «всевидящим оком». Все передвижения Медведева, все его встречи с друзьями тщательно отслеживаются, фиксируются. Почетный чекист сам попадает под колпак вчерашних соратников.

Приведу один только документ:

Агентурно Источник «Арвид» Принял у резидента «Маслова» Несвижский

«Медведев Дмитрий Николаевич работник НКВД проживает в гостинице „Москва“ в № 616 у другого работника НКВД – По-лещука.

Источник хорошо знает самого Медведева, в частности, его брата Медведева Александра Николаевича. (…)

Источник подозревает, что Дмитрий Николаевич Медведев скрывает, что у него есть брат, боровшийся против партии. Об этом говорит тот факт, что когда источник спросил его, был ли он у родителей, проживающих в Москве, то он заявил, что не был, что не пойдет туда, и просил источника не говорить его родителям, что он в Москве».

Казалось бы, судьба Медведева предрешена. Вслед за увольнением неминуемо должен последовать и арест. Так поступают со всеми «подозрительными» элементами, а уж в особенности с такими упрямыми.