Сентиментальный убийца - Серова Марина Сергеевна. Страница 14

Я хотела было сказать, что Татьяна Юрьевна не находит возможности сосуществовать под одной крышей с посторонней женщиной, то есть со мной. Но от комментариев воздержалась: это не входит в мои профессиональные обязанности.

Вместо этого я сказала совсем другое:

— Я смотрю, у вас на всех окнах задернуты шторы или плотно прикрыты жалюзи, Геннадий Иванович. Это очень предусмотрительно.

Турунтаев посмотрел на меня и крепко сжал губы.

Было около одиннадцати вечера, когда мы вернулись в дом Геннадия Ивановича. Мы — это Турунтаев и я, потому что Блюменталь вышел за квартал до того двора, на который выходили и мои, и турунтаевские окна. Как выяснилось, но жил совсем близко отсюда.

Вот сколько примечательных людей проживало по соседству со мной, а я и не подозревала об их существовании.

Я открыла дверь и первая проскользнула в прихожую.

Вспыхнул свет, и Геннадий Иванович, ослепленный им, прикрыл ладонью глаза.

— Добро пожаловать домой, Геннадий Иванович! — проговорил сочный мужской голос. В нем звучали жирные дребезжащие нотки, какие присутствуют в голосе толстого повара, аппетитно провозглашающего: «Кушать подано!»

И я увидела в проеме совершенно незнакомого мне мужчину. Судя по лицу Турунтаева, он тоже видел этого незваного гражданина в первый раз.

В руке гостя был пистолет… нет, не традиционный киллерский пистолет марки «ТТ» или «беретта». Пистолет, не снабженный глушителем, но тем не менее стреляющий совершенно бесшумно.

Это был пистолет-шприц, который заряжался ампулами и действовал только при непосредственном контакте с кожей. Но все зависело от содержимого ампулы.

Вряд ли витамин В.

Из противоположного дверного проема показался второй. Он держал куда более традиционное, но не менее смертоносное и куда более внушительное оружие. Пистолет-автомат «узи».

Геннадий Иванович захлопал ресницами и попятился к двери. Его нижняя челюсть отвисла, глаза превратились в бессмысленные оловянные плошки.

— Ну куда же вы, драгоценный, — проговорил второй, с «узи», и вскинул пистолет на уровень остекленевших от ужаса и неожиданности глаз. — Я еще не договорил. Невежливо все это.

…Третий появился у нас за спинами — вероятно, он притаился в одежном шкафу, а теперь выполз к месту разворачивающихся событий. Этот третий — с обычным «макаровым» — с издевательской улыбочкой ткнул мне в бок дулом, потом — что было еще более отвратительно — прихватил за талию, вероятно, полагая, что меня успокоит и облагодетельствует этот джентльменский жест.

А потом, отвратительно ухмыляясь, начал один за другим закрывать замки, защелкивать щеколды и поворачивать блокираторы входной двери.

И включил сигнализацию.

«Та-ак, — промелькнуло в голове, — кажется, сейчас нас будут убивать. Красочно и с прибаутками. Но не думаю, что это займет много времени».

Человек с автоматическим шприцем окинул нас холодным взглядом, а потом заговорил:

— В общем, так, дорогая моя. У меня в этом маленьком пистолетике ампула б-тубокурарина. В высшей степени замечательного препарата. Я впрысну его тебе и Геннадию Ивановичу, это тебе понравится. Расслабятся все мышцы тела, включая такую занимательную, как сердечная. Думаю, объяснять такой умной девочке, как ты, что именно произойдет с тобой при остановке сердца, не надо. Компоненты этого препарата рассасываются примерно через полчаса после введения, а за это время никто делать вскрытия и тем более давать заключения не будет. Просто не успеет. Потом, на столе у патологоанатома, вас вскроют, установят причину смерти от инфаркта. Если будут исследовать очень тщательно, то установят так называемый синдром «внезапной смерти». Обычно он встречается у младенцев, но порой случается и у взрослых. Так что не вынуждай нас вести себя грубо… мы знаем, что ты опасная дамочка, но сегодня не твой день. Это не больно.

Турунтаев застонал от ужаса.

Ну ничего. Еще посмотрим, кто кого. Не думаю, что вы, господа киллеры, предусмотрели все сюрпризы и найдете управу на все имеющиеся у меня в арсенале спецсредства.

Но промедление смерти подобно. Еще несколько секунд, и нам не поможет не то что «сигмовский» хитромудрый арсенал, а и сам господь бог со всеми его ангелами, архангелами, серафимами и херувимами. Да и то в день воскрешения всех мертвых.

Я коснулась пальцами пуговицы на своем пиджаке и сжала ее что есть силы.

Конечно, со стороны это могло восприниматься как нервное движение застигнутой врасплох женщины, но тот, кто так подумал, допустил серьезную ошибку.

Потому что в пуговице, весьма объемном полом теле, сработанном под самую что ни не есть обыкновенную пластиковую кругляшку, содержался один примечательный резервуар. Пластиком там и не пахло, зато порой пахло довольно неприятным угольно-черным веществом, выходящим из пуговицы при определенного рода нажиме на нее и создающим превосходную дымовую завесу, при этом изрядно раздражающим нетренированную носоглотку с дальнейшим проникновением в легкие.

Конечно, в бессознательное состояние этот милый туман повергнуть не мог, но хлопот доставлял преизрядно — особенно тому, кто вовремя не зажмурил глаза и тем паче не задержал дыхание.

Мгновенным касательным движением я перевела свою дымовальную пуговицу в боевое положение, и клубы черного дыма, как разорвавшая упаковку спрессованная под чудовищным давлением вата, едва ли не в доли секунды захлестнули просторную прихожую.

Кто-то глотнул дым и мучительно, с рваным хрипом закашлялся. Очевидно, не ожидал такого поворота событий.

Впрочем, к нему быстро присоединились двое злоумышленников.

Мои руки скользнули по двери, но тотчас же я поняла, что просто не успею открыть ее. Не смогу — на ощупь-то. Если бы я жила в этой квартире хотя бы два дня, то мне это, возможно, и удалось бы, но сейчас… нет, едва ли.

Я рванулась вперед, схватив за руку Геннадия Ивановича, и бросилась с ним к ближайшей двери, ведущей в комнаты. Как и ожидалось, я наткнулась на одного из молодых людей.

Вероятно, того, что был с «узи», потому что послышалась короткая сухая очередь, потом какой-то грохот — и наконец, воздух прорезал хриплый вопль:

— Не стрелять… ссука!!!

Я с силой вытянула руку вперед и, судя по ощущениям, попала парню прямо в переносицу.

Судя по шуму, сопоставимому с грохотом от падения массивного шкафа, тому не пришлось по вкусу подобное мое поведение.

Путь в комнаты был свободен.

Мы взбежали по лестнице, ведущей на второй уровень. Впрочем, взбежали — это громко сказано: бежала одна я, а Турунтаев волочился за мной, как груженная отборным хламом волжская баржа за могучим бурлаком.

Тут, естественно, уже не было дымовой завесы, да и в прихожей она начала рассеиваться, потому как была кратковременной — срок ее существования исчислялся буквально несколькими секундами.

Тут загорелся свет, и мы наткнулись еще на двоих: человек, заказывавший Турунтаева, явно не поскупился на расходы и нанял целый взвод бравых вояк.

Впрочем, они оказались не столь уж и бравыми.

Хотя внешний вид их определенно заставлял заподозрить нешуточные боевые амбиции, особенно у лохматого рыжего верзилы в черной «косухе», которые носят преимущественно байкеры и металлисты-грайндкоровцы. Он сорвал с сиденья свою толстую задницу и вскинул на меня пистолет, а потом, сдержанно, но удивительно мерзко ухмыляясь, коротко, басом, произнес:

— Ррруки, падла!

— Ух, какой ты крутой, — сказала я, спокойно поднимая руки и поправляя одной из них прическу. — А где куртку такую купил? Не в секонд-хенде? А то у меня на днях один знакомый бомжик… удивительно милый человек… такую же точно сдал туда.

Он сдавленно пролаял матерную ругань и решительно шагнул к нам. Турунтаев, который, несмотря на его беспомощное состояние, успел вытянуть из кармана мобильник, задрожал и выронил телефон на ковер.

— Сколько же вас тут, ребята? — продолжала я. — Просто какая-то калидонская охота… центрально-африканское сафари. Высокий класс, как говорил Авессалом Владимирович Изнуренков.