Поймать звездный ветер - Чандлер (Чендлер) Бертрам. Страница 6
— Пока нет, — осторожно промолвил Ральф.
— Я поделился с вами всем, что знал сам, — дружелюбно сообщил Граймс. — Теперь вы знаете почти все. Полагаю, что управление кораблем в глубоком космосе, под парусами, не более чем теория и догадки. Вы должны будете сами составить правила, когда испытаете его. А вот управление в атмосфере проработано на славу. Например, посадка, — он кинул взгляд на секретаря: — Мисс Халлоуз, открыт ли космопорт для приема судов?
— Да, командор, — вздохнула она.
— Но ведь это не так, — возразил он.
Она снова вздохнула, поднялась на ноги и вышла, демонстрируя замешательство. За дверью находился персональный туалет командора Граймса. Поистине удивительно было видеть, что он способен командовать большой ванной точно так же, как и стандартными, подобающими ему вещами. Да, звание позволяет, ничего не скажешь.
— Вот здесь, перед вами, рабочая модель космопорта будущего. Озеро, природное или искусственное. Или широкая река. Или небольшой морской пролив. Береговая линия оборудована минимально.
Я приподнялся и увидел, что ванна полна воды.
Модель «Летящего облака» медленно спикировала над нашими головами, ее паруса снова спрятались, и она влетела в открытую дверь ванны. Пропеллеры вращались, и она с небольшим наклоном приближалась к линии воды в ванне. Когда модель была на высоте около трех футов, снизу высунулся небольшой усик, затем длинная трубка, которая все разворачивалась, в то время как ее конец уже ушел под воду. Затем заработал небольшой насос, и модель села на воду, сначала лишь коснувшись ее, а затем опустившись с громким всплеском.
— Неуклюжая посадка, — констатировал Граймс. — Но я уверен, что вам лучше это удастся, капитан.
— Надеюсь, — неприветливо ответил Ральф.
Часть 2
Корабль
Глава 6
Ральф, как мне кажется, в последующие несколько недель вполне наслаждался жизнью. Сомневаюсь, что это распространялось на всех остальных. По крайней мере, уж на меня — точно. Плавание под парусом как вид спорта очень приятно на планете типа Каррибии, но вряд ли может быть рекомендовано для обгорелой кучи шлака наподобие нашей Заброшенной. Здесь ведь еще и ветер — и не просто ветер, а суровый, колючий и швыряющий в лицо груды песка и пыли.
Не думаю, чтобы кто-то прежде занимался на Заброшенной хождением под парусом, пока мы, команда «Летящего облака», не вывели наше блестящее и красивое (боюсь, что ненадолго) судно от шаткого причала на озере Страданий под насмешливыми взглядами местных рыбаков, сидящих в моторных лодках, дабы день изо дня упражняться в прокладывании курса, свободном пробеге, плавании под парусом в бейдевинде и так далее, и так далее.
Но Ральф держался молодцом. Вынужден это признать. Даже удивительно, как ему удавалось управлять таким хрупким, сложным, зависящим от ветра сооружением. В своем невежестве я был убежден, что парусное судно может двигаться лишь в сторону, прямо противоположную той, откуда дует ветер. Я старательно учился. Мы все старательно учились. Однако я до сих пор уверен, что есть гораздо более простые способы добраться из одной точки в другую, хоть в космосе, хоть по воде, нежели идти под парусом.
Да, нам всем предстояло обучиться основам плавания под парусом: Сандре, доку Дженкинсу, Сметвику и мне самому. Мы пришли к выводу, что командору Граймсу не представлялось возможным найти офицеров для его нового прекрасного корабля — несмотря на то, что приграничники не чурались длительных путешествий. Нужных людей просто не находилось. Поэтому командор заключил сделку с гильдией астронавтов и потребовал кого-нибудь, обладающего сертификатом компетентности в области эрикосоновских двигателей.
Вот почему мы все — и как же мы ненавидели эту перспективу! — должны были стать более или менее компетентными мореходами. Как я уже сказал, на солнечной планете, где дуют легкие бризы, плещутся голубые волны, с золотыми пляжами и пальмами, все это прошло бы на ура. Но не на озере Страданий. На этом озере нам пришлось вкалывать соответственно его названию. Я удивлялся лишь одному: отчего это в наши дни до сих пор не придумано подходящей одежды, что защищала бы от ледяной воды участок между шеей и воротником, а также между верхом сапога и ногой.
Когда все мы превратились в некое подобие мореходов, — Ральф назвал это частью «А» наших сертификатов, — мы решили, что худшие дни позади.
Как же мы ошибались! Следующей ступенью нашей тренировки стало овладение (и довольно неуклюжее!) еще одним архаичным видом транспорта: странным объектом легче воздуха под названием мини-дирижабль. Как и катамаран, он был построен только для тренировочных целей. Не берусь судить о происхождении его названия, но выглядел он точно как дирижабль. Трудно подобрать ему другое имя. При нем имелся мягкий корпус с гелием в форме толстой сигары, к нему крепилась вытянутая кабинка — отсек управления, каюты и машинный отсек. Еще был пропеллер, приводимый в движение маленьким дизельным мотором, способный придавать нашему средству передвижения крейсерскую скорость до пятидесяти узлов. Еще там имелось множество баллонов с газом и емкостей с балластом. Однажды произошел случай, когда мы сбились с курса и беспомощно болтались над портом Обреченный — как раз во время приземления «Гончей Приграничья». Ральф потом сказал нам, что, будь дирижабль наполнен водородом, нам бы пришел конец, а так наш газовый баллон только расплавился от излучаемого кораблем жара, дирижабль потек по всем швам, и мы совершили куда как вынужденную посадку на озере Страданий, плюхнувшись прямо под носом у рыбаков, весьма изумленных нашим внезапным появлением.
Но затем дирижабль подштопали, и он снова стал годен к полетам — насколько это вообще было возможно, — и мы вновь включились в тренировки. Можно сказать, у нас появилось чувство машины. Мы не любили ее, не были к ней привязаны, но пришли к пониманию ее возможностей, когда Ральф решил, что все мы, включая и его самого, сдали часть Б нашего сертификата. Тогда мы пролетели на нашем маленьком корабле до порта Эриксон на южном берегу залива Холода.
Лишь одно можно сказать в защиту ребят из инспекционной службы, которые первыми приземлились в Приграничье — и то же касается первых колонистов. Когда пришлось раздавать названия, они были весьма реалистичны: Заброшенная… порт Обреченный… озеро Страдания… Великое опустошение… гора Скорби… залив Холода.
Путешествие наше нельзя было назвать счастливым. Несмотря на тепло от дизельного двигателя, в кабине было жутко холодно, пока мы пролетали над вершинами горной цепи Великое Опустошение, облетая зазубренные пики, покрытые снегом, стараясь взлететь повыше, и для этой цели избавляясь от балласта. В это время оказалось, что быстрый подъем неэффективен, и волей-неволей нам пришлось выпускать газ, чтобы можно было плавно пересечь пространство над унылой тундрой, которую кто-то из первой экспедиции назвал Равниной-Ни-Деревца.
А впереди открывался вид на залив Холода, со свинцовой полосой воды под коричнево-серой линией горизонта. Таков он, этот залив, свинцовая вода под свинцовым небом, плюс группа ровных новых зданий вдоль его южного берега, и что-то еще, крупное, серебристого цвета, довольно изящное, странно выглядящее в этом унылом окружении.
— Это же корабль! — зачем-то закричал я. — «Летящее облако»!
— «Летящее дерьмоблако»! — отозвался док Дженкинс. Он, кажется, был не в настроении. Лицо его, обычно красное, теперь посинело от холода, к тому же из-за высоты полета и болтанки пару минут назад ему на колени опрокинули чашку отвратительного кофе, приготовленного Сандрой.
— Что же это за мерзкий гений, решивший выстроить космопорт в таких Богом забытых местах? — вопрошал он. — Черт побери, у нас же нет двигателя Эренхафта, чтобы бороться со стихией, и здесь, в районе полюса, даже компас толком не работает. Оба вы, старик Граймс и ты, Ральф, нам всю плешь проели тем фактом — или это только теория? — что эти чудные световые корабли проще в управлении в атмосфере, нежели в космосе.