Спор о Сионе (2500 лет еврейского вопроса) - Рид Дуглас. Страница 18

В течение веков все же происходили кое-какие изменения, а строгость талмудистского режима в гетто порождала плач, стоны и звон цепей. Это. естественно, тревожило талмудистов, побуждая их к кажущимся послаблениям. Около 900 гола по Р.Х., как пишет Кастейн, "обсуждение Талмуда и религиозных догм стали допускаться". Внешне это выглядело, как нечто противоположное самой догме, которая, как известно, не разрешала изменять в писаниях раввинов ни одной запятой, а равно и не допускала ни малейших сомнений в ее божественном источнике на горе Синай.

Открытая дискуссия очистила бы гетто как свежий ветер, но если бы подобное намерение действительно существовало, то ни Маймонид, ни Спиноза не подверглись бы преследованию. Все ограничилось тем, что в синагогах и школах был разрешен особый вид диалектических прений, имевших целью еще больше укрепить здание Закона. Участникам диспута разрешалось доказывать, что в пределах Талмуда все было законно и разрешено. Один из спорщиков выдвигал один тезис, другой отстаивал прямо противоположный, оба доказывая правильность Закона в обоих случаях.

Такая система получила название пильпулизма. Она объясняет ту непонятную для нееврейских умов ловкость, с которой сионисты умеют, оправдывать у себя то, что они порицают у других. Спорщик, натасканный в пильпулизме. легко докажет справедливость иудейского закона, требующего превращения нееврейских слуг в рабов, в то время, как римские законы, запрещавшие порабощение христиан их еврейскими хозяевами, будут представлены, как "преследование" евреев. Таким же методом иудейское запрещение смешанных браков будет охарактеризовано, как "добровольное разобщение", а аналогичные запреты со стороны христиан превратятся в "дискриминацию, основанную на предубеждении" (по терминологии Кастейна): избиение арабов с точки зрения иудейского закона, разумеется, допустимо, а избиение евреев - преступление по любому закону.

Чистый пример пильпулизма представляет собой, например, сама характеристика этого понятия со стороны Кастейна: "образец умственной гимнастики, к которому нередко прибегают, когда давление внешнего мира грозит задушить человеческий интеллект, не давая ему творческого выхода в реальном мире". Слова, набранные курсивом, чисто пильпулистский подлог: на еврейский "интеллект" давил не внешний мир, а условия внутри собственной общины, абсолютно исключенной "законом" от всякого общения с внешним миром.

"Талмудистские дискуссии" пильпулистов преследовали еще и другую цель. Они создавали внутри замкнутых общин иллюзорное ощущение некоторого участия в правившем ими деспотизме, - как в наши дни ту же цель преследует голосование за единственного кандидата правящей партии в тоталитарных государствах. Стремление вырваться из талмудистского плена искало выход во вспышках мессианских мечтаний; для утоления этой жажды свободы и были разрешены "дискуссии о Талмуде".

Неоднократно в еврейских общинах, запертых наглухо за племенной оградой, слышались недоуменные жалобы: "Мы выполняем все законы и предписания, дайте же обещанное вами славное завершение". Так появились целые серии псевдо-мессий, каждый раз доводивших общины еврейства до безумия в предвкушении обещанного. Раввинат обличал их как "ложных мессий", что было, разумеется, необходимым, поскольку не в силах правителей секты было выполнить обещанное "законом" триумфальное воцарение евреев в Иерусалиме: пленникам гетто оставалось лишь ждать и надеяться.

Ранние мессии были: Абу-Иза из Исфагана в седьмом веке, Зонариясириец в восьмом, и Саади бен Иосиф в десятом веках. Наибольшую известность приобрел Саббатай Цеви из Смирны, который в 1648 г. произнес запретное в синагоге грозное имя Бога, провозгласив этим что "Тысячелетие" стоит на пороге. Его отлучили, а "чтобы избежать последствий", он бежал и в течение ряда лет жил в неизвестности. Однако, его влияние на еврейские общины, не могшие дождаться обещанного славного "завершения", было громадным. Его признали мессией и он вернулся в Смирну в 1665 г., вопреки талмудистам, увидевшим в нем наибольшую за много веков угрозу их власти.

После этого Саббатай Цеви официально объявил себя Мессией. Желание сменить оковы Талмуда на победу в Иерусалиме было столь велико, что Смирнская община, за которой последовали массы евреев во всем мире, признала его, вопреки талмудистскому отлучению. Саббатай объявил, что 1666 г. будет годом Мессии, раздал своим друзьям короны всего мира и выступил в Константинополь, чтобы сместить турецкого султана, во владения которого входила Палестина. Евреи во всем мире распродавали дома, дела и все свое достояние, готовясь к "возвращению" и началу своего господства над миром. В Лондоне (согласно записи в дневнике Самуила Пеписа в феврале 1666 г.) среди евреев заключались пари, будет ли Саббатай Цеви провозглашен "Царем мира и истинным Мессией"?

Как и следовало ожидать, по прибытии в Иерусалим он был арестован и посажен в тюрьму, что только увеличило как число его последователей, так и его славу. Бушевавшие толпы осаждали тюрьму, и турецкие власти перевели его в крепость в Галлиполи, которая с помощью щедрых подарков от евреев превратилась в царский дворец. Массовая истерия овладела рассеянным по миру целым народом, для которого Саббатай Цеви был действительно Царем Мира, пришедшим освободить их и поставить выше остальных народов.

Саббатай Цеви сделал именно то, что всегда делали сионские мудрецы: он дал невыполнимые обещания, - основной порок доктрины, который в будущем ее неизбежно погубит. Однако, в отличие от осторожных старейшин, он сделал ошибку, указав срок: последний день 1666 гола. Когда год подходил к концу (к этому времени талмудистскому центру в Польше уже было ясно, чем кончится эта эпопея, и его эмиссары уведомили султана о "ложном Мессии") он нашел выход из опасного положения: в пышной церемонии в его тюремном дворце Саббатай перешел в Ислам и провел остаток жизни при дворе Султана. Талмудистское правительство было немало потрясено этой аферой, но вскоре оправилось, наложив "великое отлучение" на Саббатаевых последователей, остатки которых живут до сих пор; они верят, что Саббатай вновь вернется, и что надо будет во всем подражать ему, включая и обращение в Ислам.