Ра - Хейердал Тур. Страница 46

Сияющий Абдулла, сын пустыни, тоже взялся за поперечный шест, в четыре руки дело пошло еще лучше, а на палубе хлопотали остальные - повинуясь указаниям Нормана, они тянули шкоты, ловя парусом переменчивый ветер. Журналисты и искушенные морские волки на снующих вокруг нас сейнерах внимательно следили за нашими первыми, робкими шагами. И кажется, они не меньше нашего обрадовались, когда выяснилось, что папирусная лодка слушается нас. Норд-вест норовил прибить "Ра" к берегу, но мы сумели лечь на курс под прямым углом к ветру и пошли правым галсом на юго-запад, параллельно суше.

Здесь нас уже не защищал мыс Бадуса, мощная океанская волна изрядно мотала рыбацкие шхуны, и так как на них сейчас было много непривычных к качке пассажиров, капитаны начали поворачивать назад. Одна за другой звучали прощальные сирены. Последней, кого я видел, была Ивон, она стояла, расставив ноги для устойчивости, и махала нам двумя руками. Вертолет уже исчез. За ним и самолет описал над нами последние круги.

Так Бьерн. Ландстрем представлял себе "Ра". Справа детали: опора для мачты

И вот мы остались наедине с океаном. Семь человек, обезьянка, упоенно кувыркающаяся на вантах, и в деревянной клетке кудахтающие куры и одна утка. Теперь лишь океанские валы бурлили и шипели вокруг нашего мирного Ноева ковчега, я сразу стало как-то удивительно тихо.

После того как парус был поднят, шкоты и брасы надежно закреплены, Норман, пошатываясь, пришел на корму и признался мне, что чувствует себя очень скверно. Он был совсем бледный, глаза воспалены. Нетвердо шагая, - еще не освоил морскую походку - подошел Юрий, поставил ему градусник, и мы с ужасом услышали, что у Нормана температура тридцать девять. Грипп.... И так как порывы морского ветра становились все холоднее, наш русский врач велел нашему американскому штурману немедленно идти в каюту и ложиться в спальный мешок. Единственный моряк в команде на время вышел из строя.

А ветер крепчал, и волны шли все чаще, но "Ра" спокойно приподнимала один борт и любезно пропускала под связками даже самые большие валы. Правда, удар, приходящийся на весла, порой был таким сильным, что они заметно гнулись, грозя сломаться, и я кричал Абдулле, чтобы он ослабил свою железную хватку.

В целом все шло хорошо, и у всех было превосходное настроение, даже у злополучного больного, хоть он и сетовал, что от него никакого проку. Карло, привыкший есть и спать в подвешенном состоянии, уже доказал, что никто на борту лучше него не вяжет узлы; теперь он заботливо подал нам горячий кофе и холодные куриные ножки н радостно доложил мне, что в море все равно что в горах: то же самое чувство слияния с природой напряженное единоборство со стихиями, огромный душевный подъем, необходимость быстро находить решение неожиданных проблем.

Мы продолжали идти перпендикулярно ветру со скоростью около четырех узлов, и берег как будто не приближался. В 15.15 я сказал себе, что все в порядке, можно сдавать вахту следующей двойке. Карло и наш дзюдоист Жорж заняли место у руля, Абдулла отправился отдыхать в каюту, а я пошел вперед, посмотреть на носовую палубу, которая была настолько загромождена кувшинами, бурдюками и овощными корзинами, что пройти на нос можно было только по самому краю папирусного фальшборта. Перед пузатым парусом, прислонясь к клетке с птицей, сидел Сантьяго; он улыбался, любуясь видом на далекий берег. Измотанный почти семичасовой рулевой вахтой, я сел рядом с ним и позволил себе - впервые за много недель непрерывной горячки - расслабиться.

Мы не могли нарадоваться, видя, как легко наша лодка переваливает через любую волну, сколько бы та ни ярилась и ни бросалась на нас справа. До нас долетали только редкие брызги, и я растянулся на палубе, наслаждаясь приятной усталостью во всем теле. Вдруг мое блаженство было нарушено испуганным трио:

- Тур! Тур!

Не прошло и пяти минут, как я спустился с мостика... Я вскочил на ноги и, держась за край заполоскавшегося паруса, осторожно протиснулся мимо него назад, обуреваемый тревожными догадками. Навстречу мне, раскачиваясь, словно подвыпивший канатоходец, уже спешил Юрий, от волнения он говорил по-русски и лихорадочно жестикулировал, показывая на корму, а там из-за каюты торчали головы рулевых, которые, продолжали испуганно взывать ко мне.

Так, все на борту. А это самое главное, были бы все целы, остальное как-нибудь уладим. Жорж растерянно развел руками, а Карло крикнул мне по-итальянски, что сломались рулевые весла. Оба сразу! Одного взгляда было довольно, чтобы определить размах бедствия. Веретена переломились в самом низу, и широкие светло-коричневые лопасти всплыли, волочась за нами на буксире, будто доски для серфинга. А нам так расписывали прочность ироко... Хорошо еще, что мы, как это делали древние египтяне, привязали веревки к лопастям, чтобы весла не отходили назад. Мы поспешили вытащить из воды обломки, пока веревки не перетерлись. Карло и Жорж стояли каждый со своим веретеном, крути не крути - толку чуть.

Меня как будто ударили под ложечку.

- Что, будем возвращаться в гавань? - тихо выговорил Карло.

Все трое вопросительно смотрели на меня с выражением глубокого отчаяния на лице.

Я не успел ответить. "Ра" неторопливо повернулась, парус снова наполнился, и лодка как ни в чем не бывало сама пошла тем самым курсом, который мы так упорно ей навязывали. В ту же секунду я сообразил, что произошло, и сердце наполнилось ликованием. Это заработали два укрепленных вертикально весла впереди, играющие роль швертов. Поскольку мы остались без рулей, и на корме не было никакого подобия киля, ветер с моря толкал корму влево, а нос автоматически приводился к ветру, отворачивая от берега.

- Здорово! - крикнул я по-английски, стараясь вложить в этот возглас побольше радости, чтобы только что родившаяся у меня уверенность передалась ребятам, которые - не без основания - уже готовы были поставить крест на плавании через Атлантический океан.

Переполох на палубе заставил больного Нормана покинуть спальный мешок; он вылез из каюты как раз в ту минуту, когда раздался мой радостный крик, и нетерпеливо спросил, чему я так радуюсь.