Я был на этой войне (Чечня-95, часть 1) - Миронов Вячеслав Николаевич. Страница 47

– Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать?

– Желающих много, а вот с опытом штабной работы – мало.

– Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом?

– Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.

– Поживем – увидим.

– Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.

– Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: «Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?» Командир, старый, прожженный морской волк: «Хорошо смотрю». Кадровик: «Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?» Командир: «Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!» Вот и у нас. Какие бы льготы ни обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы ни пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.

– Пошли спать. День трудный будет.

– Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.

– С какой это стати?

– Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.

– Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.

– Вот и я говорю – паразит.

– Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь. Выйдем живыми – поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.

– Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко. Много их тут останется.

– «Навеки девятнадцатилетние», как у Бакланова.

– Хватит, опять завелся. Пошли спать.

Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.

– Ты сегодня не в карауле?

– Нет. Завтра моя очередь, и то днем.

– Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет?

– Ваш сон, сами и сторожите.

– Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.

– Для стрельбы с коня стоя?

– Именно, а то уж больно языкастый стал.

– А высота коня?

– Три метра.

– Таких коней не бывает.

– Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес?

– Понял, понял, – проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас «достать», то мы можем многое сотворить.

Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках. Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки – на гвозде над головой. Пару гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБ – под матрас на уровне бедер, патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил:

– Отбой в войсках связи.

Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало что значила, впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги! После этого мысленного обращения к Богу я уснул.

Глава 8

В семь часов прозвенел будильник. Ночь была спокойная. На нас никто не нападал. Спал сном младенца. Снов не было. Во рту, казалось, только что опорожнилась сотня-другая пионеров. В горле пересохло. Все-таки алкоголь подействовал на организм, жаль, что мозги остались ясными. Выпить бы сейчас рассольчику огуречного. Эх, мечты, мечты. Я встал, оделся. С Юркой вышли на улицу. Опять туман. Погода, значит, будет хорошая. Я несколько раз энергично взмахнул руками, кровь по венам и артериям побежала веселее. Умылись, перекурили. Пашка тем временем, встав немного раньше нас, приготовил завтрак.

– Что приготовил, сынок, своим отцам? – спросил Юра, когда мы вошли в кунг.

– Кофе, бутерброды с сыром и «братская могила» – килька в томатном соусе, чеснок, лук, – ответил Паша.

– Может, по стопочке опрокинем? – спросил Юра.

– Давай грамм по пятьдесят, – я был не против, хотя по утрам пил крайне редко.

– Водку, коньяк?

– Давай «конины», водка по утрам – это пошло.

– Пашка, доставай «конину». Предпочтительней французский, марочный, двадцатилетней выдержки, с юга Франции. У нас есть такой?

– Есть из Дагестана, сэр, – в тон Юре ответил Паша.

– Дерьмо, конечно. Но за неимением гербовой пишут на обычной бумаге. Придется давиться дагестанским, настоенным на клопах. Пашка, достанешь французского – все прощу. Можешь даже Родину продать. Я все прощу! – у Юрки было приподнятое настроение.

Пашка тем временем полез в ящик, где хранились продукты и выпивка, достал бутылку коньяка, открыл ее и разлил по стаканчикам. Только мы хотели выпить, как раздался стук в дверь, и она открылась. На пороге стоял наш сосед – замполит бригады Казарцев Серега. Он с порога начал в шутку орать:

– Вы, что, черти, охренели? С утра коньяк стаканами жрать. И этого малолетнего преступника спаивать! Подвинься! Ого, какую ты себе задницу отожрал. У подполковника и то меньше. Гонять тебя надо. А еще лучше – отправить в какой-нибудь батальон, там людей не хватает. Враз похудеешь, – Серега примостился рядом с Пашкой и взял у него стакан, понюхал.

– Во гады, пьют, а замполита не приглашают. Свинство это. Придется комбригу доложить, пьют штабные с утра. И, главное, что пьют – коньяк. А с меня еще вчера сигареты вымогали. Совести ни на грош.

– Будешь пить-то? Или ты хочешь нам настроение с утра пораньше испортить? – мне хотелось опрокинуть стакан, а замполит под руку трещал.

– Какой нюх у тебя, Серега! – Юрка не скрывал своего восхищения. – Не раньше, не позже, а только как налили, и нате вам.