Седьмой Легион - Баженов Руслан "[RA]Adolf". Страница 4

— Ты чего патроны изводишь? Пусть бы помучился, сволочь.

— Пошел вон, ублюдок! — выкрикнул Кейл и, судорожно сменив магазин, ткнул стволом в сторону штурмовика. Тот, опасливо косясь на винтовку, пробормотал:

— Развелось тут невротиков, мать их, — и поспешно отошел в сторону.

Кейл опустился на землю и, стараясь унять дрожь в руках, закурил.

Уже смеркалось. Через речку переправляли раненых мутантов. Один из них, с разорванным плечом, высоким скрипучим голосом лопотал что-то жалобно на своем языке. Потом на него прикрикнули, и он замолк.

Спутник засек приближение неопознанного объекта. Перед тем как его разнесли на части, он успел передать видеоизображение на наземную станцию. Операторы увидели огромные полукруглые щиты всасывающей поверхности и сравнительно небольшой функциональный модуль, который казался пауком, застывшим на сверкающем блюде солнечных батарей. Корабль, оставаясь недосягаемым для ракетного удара, сделал несколько витков вокруг Земли, уничтожил пару мелких спутников и, медленно набирая скорость, исчез с экранов станций наблюдения. Это был сигнал. Как торжествовали сторонники «теории возвращения» и военные!

Не зря были созданы Легионы! В кратчайшие сроки заткнули глотки всем недовольным, добили Свободных фермеров и всяческое отребье. Воинская повинность вменялась в обязанность каждому от четырнадцати до шестидесяти. Возводились военные заводы, укреп районы, ракетные батареи, аэродромы. Научные лаборатории работали не переставая, создавая все более совершенные образцы военной техники, тут же ставившиеся на поток. Положение осложнялось тем, что не было никаких сведений о противнике, а тактику борьбы с ним нельзя было строить на предположениях. Исходя из характеристик вражеского корабля, фотографии которого, перечеркнутые крест-накрест жирными черными полосами, висели во всех казармах, поняли, что противник стоит на высоком техническом уровне развития. Этот корабль был совсем не из тех, что стартовали с орбиты земли в Черный день. Следовательно, Избранные наткнулись на планету, где они смогли наладить достаточно развитую промышленность для производства своего космического флота. На Земле же, кроме спутников связи, построенных по старым схемам, ничего больше создано не было. Слишком много сил тратилось на элементарное поддержание жизни, чтобы думать о покорении космоса.

Международная система Space Shield, созданная когда-то для отражения вероятной угрозы из космоса, в свое время строго засекреченная, получила свою вторую жизнь. Отряды разведчиков отыскивали по старым картам заброшенные шахты пусковых установок, рубки управления, где валялись сгнившие останки персонала, не смогшего выбраться наружу, восстанавливали коммуникации, заменяли негодные ракеты, и вскоре почти все станции заработали, выискивая возможные цели на экранах радара. Цели не заставили себя ждать.

Пятая штурмовая бригада была расформирована: слишком много солдат было потеряно, и восстановить прежний численный состав не представлялось возможным. Батальоны, понесшие наибольшие потери, направили в захваченный ранее охранный комплекс, где они вошли в состав вспомогательных сил Восточного укреп района. Остальная часть штурмовиков влилась в состав Восьмой Дивизии, успешно прорывавшей линию обороны Избранных.

Несмотря на успех начатого наступления, положение Седьмого Легиона осложнялось. Катастрофически не хватало солдат и тяжелой техники. Четырнадцатилетние юнцы, которых набирали в деревнях, воевать не умели и умирали тысячами. Много надежд было на морской транспорт с двумя тысячами снайперов, отплывший из Южной Америки, но он был атакован подводной лодкой Избранных и затонул в сотне метров от пристани Седьмого Легиона. Спаслось только сорок человек. Вдобавок ко всему вспыхнул мятеж на заводах Клеатом, где несколько легионеров убили беженца. Легионеров публично расстреляли, но было уже поздно. Беженцы (фермеры из южных районов, в основном), жившие на территории завода, отняли оружие у подростков из сторожевого охранения и, перебив администрацию, расставили своих людей на вышках и закрыли ворота. Клеатом был основным поставщиком двигателей для тяжелых танков серии X-n. Сил для подавления мятежа не оставалось, войска с фронта снимать было нельзя. Командование вспомнило о штурмовой бригаде, но она была уже расформирована. Тогда приняли решение отобрать штурмовиков из сил гарнизона Восточного укреп района и направить на завод.

Батальон перебросили к заводу на самолетах. Грязный, обшарпанный салон, использовавшийся для перевозки раненых, с кровавыми бинтами на полу и вонью йода и эфира, до отказа был набит штурмовиками в запыленной форме. После ликвидации десанта не прошло и двух дней, больше полутора суток из которых солдаты пешком добирались до комплекса. Сразу после шестичасового сна их покормили куском не проваренной хлореллы и повели на взлетные полосы. Полковник из Центра, выстроив их, пытался произнести напутственную речь («Кровавые убийцы, под личиной беженцев, наносят нам в спину смертельный удар. И только вы-храбрые воины, способны остановить…» и т. д.), но его заткнули, крича из толпы:

— Ты где морду такую нажрал, небось не водоросли ел?!

— Мы неделю в боях, а вы с беженцами справиться не можете, сволочи!

— Грузись, ребята, что время терять!

Толпа, смяв размахивающего руками полковника, залезла в самолеты, те, нагруженные сверх меры, с трудом оторвались от земли и взяли курс на север. Кейл, сидя в углу, зажатый со всех сторон, пытался отодвинуться от трупа, перевязанного бурыми от крови бинтами: выгружая раненых, мертвого оставили. Недалеко от него молодой парень, почти подросток, с жаром говорил что-то своему соседу.

— Вы помните эту речь, которую произнес генерал… э… запамятовал, как зовут, но, впрочем, это неважно. В первый день после Вторжения он призвал всех забыть о своих распрях и объединиться во имя победы и мести и еще что-то, но, в общем, очень прочувствованная речь. Я видел видеозапись, и все это меня проняло. Я снисходительно относился к фермерам, презирал их необразованность, но потом, когда я увидел их в бою, увидел, как они умеют умирать за наше дело, у меня к ним возникло такое теплое чувство, и я… я почувствовал наше родство. Я-то ведь вырос в городе и ничего в жизни не признавал, кроме книг. Особенно старых книг, написанных до Черного дня. В них описывается совсем другая жизнь, — его лицо все осветилось, — там была… там тоже была война, но не такая, возможно было примирение, не как здесь…

— Э, брось, Сигну, — перебил его собеседник, высокий, широкий в плечах штурмовик. — Война была такая же, если не хуже. Родство, братство, — передразнил он, — а сейчас мы едем в кого стрелять? В тех же людей, фермеров, беженцев. А Избранные? Это что по-твоему, другой биологический вид? Да ни черта подобного. Я разговаривал с пленными, такие же люди. И разные причем. Кто-то под пытками держится до последнего, кто-то плачет в истерике и предает всех и вся.

— Ну они-то неправы, — возразил Сигну. Они предали нас, подло предали и теперь вернулись, чтобы отнять у нас Землю. Вот он предел подлости! — вскричал он.

— Друг мой, они нас не предавали. И не они и не нас. Это было двести лет назад. И хищники и жертвы давно лежат в могилах. Дети не отвечают за грехи отцов.

— Это ведь цитата, правда? Я где-то это уже читал, — сказал Сигну. Но неважно. Они же вернулись, хотя и ребенку ясно, что они не правы.

— Не правы? Конечно, с нашей точки зрения не правы. А вот если тебе бы с детства говорили, что этот поступок единственно правильный и верный, если бы ты, например, родился Избранным, то ты, наверняка, считал бы всех нас чем-то вроде взбунтовавшихся животных, и тебе и в голову не могло бы прийти, что может существовать другая точка зрения.

Кейл не выдержал и вмешался:

— Да эдак кого угодно можно оправдать! Только кролику от знания того, что удав по-своему прав, не легче.

— Кто такой удав? — спросил штурмовик.