Свет дня - Свифт Грэм. Страница 12

Кафе «Рио». По всей стене фреска, сделанная по трафарету: гора Пан-ди-Асукар [3] , попугаи, пальмы, девушки на пляже. Самое оно для Уимблдона в дохлые последние дни октября. Мягкие, льнущие звуки самбы.

Наши машины дожидались на стоянке у супермаркета. Вначале надо было разобраться с покупками. Я сказал: «Моя вон там, – и показал на дальний угол площадки. – Я через минуту». Она могла запросто уехать.

Конец октября. Скоро переведут часы. Теперь больше всякой всячины может происходить в темноте.

Я подумал: нет, работа будет моя. Не отдам Рите.

Ей тоже кое-что обломилось, подумал я, и она об этом знает: не просто то-то и то-то за такие-то деньги. Не просто наемный глаз, наемное ухо. Я сходил за кофе. Всего этого могло и не быть, дело могло ограничиться отменяющим звонком.

Врачи и пациенты не должны, считается, встречаться случайно, но это происходит, и льются раскрепощающие, развязывающие язык латиноамериканские ритмы.

«Значит, хотите услышать историю?» – спросила она.

Я не сказал, что хочу. Если и кивнул, то еле заметно. Но когда тебе надо выговориться и нужен слушатель, очень кстати приходится незнакомый человек, нейтральная сторона – ты почти что обращаешься к стене.

И очень кстати, если вы не лицом к лицу сидите, а бок о бок за одной из этих узеньких стоек у окна, сидите и смотрите, как течет мимо остальная жизнь. Поток транспорта на Уорпл-роуд – люди торопятся по домам. Вот почему все помещения, специально оборудованные для этой цели – стол и два стула один напротив другого, – устроены неправильно. Все врачебные кабинеты. Не говоря уже о комнатах для допросов с включенными на запись магнитофонами на столах. Если хочешь, чтобы человек говорил, хуже и выдумать ничего нельзя.

Пялиться им в глаза – это никогда успеха не приносило. Встань, пройдись по комнате, пусть он лучше обращается к твоей спине. А еще лучше – две табуретки в баре и две порции чего-нибудь жидкого. Человек колется в два счета (хотя вряд ли это сгодится в юридическом смысле).

Марш, мне кажется, думал (и не ошибался), что я невысокого мнения о его технике допроса.

Комнаты для допросов. Серые обшарпанные стены. Пепельницы, которые никто не опорожняет.

Она прихлебывала капучино и смотрела прямо перед собой. Линия щеки, загибающаяся к глазнице. Я знаю, когда прикинуться, что меня нет.

«Я преподавательница языков, – начала она – Работаю в Роугемптоне. Французский, испанский...»

На миг я представил ее себе стоящей в классе и рассказывающей им то, что собиралась рассказать мне. Сегодня у нас необычный урок. Я вообразил себя за партой в первом ряду.

Десять минут... Может, двадцать или чуть побольше. Я помалкивал. Преподавательница языков.

«Это я во всем виновата...» – сказала она.

Я, конечно, и теперь там бываю. Заведение работает, хотя новым его уже не назовешь. Сажусь, если свободно, где мы тогда сидели. Теперь ее очередь быть невидимой – настолько невидимой, что ее словно бы никогда здесь и не было.

Можно с воздухом поговорить. Сколько мы провели вместе на свободе? Часа два в общей сложности. А если бы я не сказал, что тоже готовлю...

Смотрю на стену – туда, где пальмы, девушки. Как будто кругом тюрьма и нам нужно выглянуть в другой мир. В Рио-де-Жанейро, может быть, есть кафе «Уимблдон», где мечтают о прохладных зеленых лужайках.

«Это я во всем виновата...»

О чем я тогда не знал, о чем она не сочла нужным говорить – что в ту самую минуту Боб и Кристина (мистер Нэш и мисс Лазич) были вдвоем в фулемской квартире. Так что миссис Нэш незачем было торопиться домой.

Потом мы пошли к нашим машинам. Люди торопятся по домам – хотя к ней (и к нему) это не относится. Супермаркет работает на всю катушку. Мы остановились у ее серебристого «пежо». У мужа – черный «сааб». Машина, за которой я должен буду следовать.

Она сказала: «Ладно. Фотографии я привезу».

Так что это было решено.

«Хорошо. Позвоните сначала».

Возбуждающий элемент подпольности, конспирации – встречи на автостоянках. Волнение, которым, вопреки всему, они заражаются. Азарт погони.

Она отперла машину. Потом, точно оправдываясь за нарушение правил хорошего тона – как будто мы случайно познакомились на каком-нибудь сборище, например, на съезде преподавателей языков (хотя что бы я на нем делал?), – сказала: «Я только о себе говорила. А про вас ничего не знаю».

В темноте ее лицо даже выглядело немного виноватым.

На стоянке все ходило ходуном. Неслись тележки, зияли открытые багажники – сцена разграбления.

«Ничего страшного, – сказал я. – Это не обязательно».