Свет дня - Свифт Грэм. Страница 37
23
Наконец поворачиваюсь и иду. Не смог бы, если бы не густой вкус ненависти. Как будто надо отойти и сблевать.
Посмотри, что ты с ней сделал, на что ты ее толкнул.
Иду – и чувствую, как меня тянет обратно, дергает сзади за одежду.
Но не будь дураком. Всего-навсего могила. Не оборачивайся, не бросай последний взгляд, как на беззащитную покинутую жертву. Розы – точно кровавое пятно.
Не будь дураком, не верь, что и вправду слышишь эти слова, этот ледяной шепот:
«Иди себе, иди. Можешь, конечно. Ты свободен, доволен. Но разве ты ее уже получил? Не спеши, восемь лет еще, если тебе повезет...»
Не останавливаться, заткнуть уши.
И как бы то ни было, разве он там? Разве он под этим камнем у тебя за спиной? Разве там пребывают мертвые, разве они заперты в могилах, как она в своей камере? Разве они не свободней всех? Может быть, глядят на нас, как детективы-невидимки, куда бы мы ни пошли, – а мы-то думаем, что сами к ним приходим, сами на них смотрим?
«Так что не можешь ты от меня уйти, так-то, друг. И ее ты пока что не получил. Восемь лет еще... Несчастная ты жалкота».
Но дойдя до деревьев, чувствую себя в безопасности. В укрытии, вне досягаемости. Всего-навсего могила, всего-навсего каменная плита.
Со стороны крематория – хлопанье автомобильных дверей. Одна группа уезжает, другая приезжает – и все за то время, пока я там стоял.
По существу, тот же самый старый-престарый вопрос. Сколько нам осталось? Какой у нас срок? Восемь лет, девять...
Господи, было время, когда год тянулся вечно – трать из него сколько хочешь. Теперь палка о двух концах: всего восемь лет.
«Когда я выйду, Джордж, я тебе буду не нужна. Я буду еще намного старше, зачем я тебе».
«Нет, тут все не так, тут по-другому».
(Иначе вышло бы по-его.)
Дышу глубоко, и черный вкус уходит – спасибо холодному, ясному воздуху. Теперь, когда уже близко полдень, можно, если поднимешь лицо к солнцу, даже почувствовать намек на тепло – как подогретая вода в холодном стакане.
Иду дальше. Без двадцати двенадцать. Время в запасе есть, даже с учетом предстоящей езды. Вижу урну и выбрасываю комок оберточной бумаги. Кладбище – густая сеть дорожек и участков, которые кто-то когда-то, видимо, распланировал, как планируют город. А около крематория разбит настоящий сад. По его северному краю идет стена, глядящая на солнце, а под ней площадка со скамейками. Наверно, летом вся эта стена скрыта под листвой ползучих растений. Даже сегодня кажется, что у нее краткий полуденный сеанс блаженного тепла.
В «Центре загара» женщины облучаются и спереди, и сзади. В моем пустом кабинете солнце легло на письменный стол.
Сижу на одной из скамеек, спрятав руки в карманы. Кладбищенский бродяга. За цветочными клумбами, за рядами деревьев – шеренги могил. Но на таком расстоянии, когда видишь их вместе, в них нет ничего страшного: безобидные плиты греются на солнышке. Их вид чуть ли не успокаивает. Учтивые гости, которым мир живых выделил здесь подобающее место.
Кто они все такие, а?