Государство и революции - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 46

Поблизости от этого места были обнаружены более ста тел со следами истязаний — переломами, перебитыми голенями, следами прижиганий раскаленным железом, обезглавленными, с отрубленными руками и ступнями. Женщина с семью ранами была зарыта живой. Практиковалось тут скальпирование жертв, снятие «перчаток» с кистей рук. Было найдено и пыточное кресло, такое же, как в Киеве. А один из харьковских палачей, Иванович, признался в таком обычае: "Бывало, раньше совесть во мне заговорит, да теперь прошло — научил товарищ стакан крови человеческой выпить: выпил — сердце каменным стало".

Кстати, этот обычай существовал не только в Харькове. По воспоминаниям Агабекова, во время своих бесчинств в Туркестане человеческую кровь любил пить Бокий. А видный московский чекист Эйдук без особых комплексов рассказывал своему знакомому, гражданину Латвии Г. А. Соломону, что кровь "полирует".

Размахом террора прославилась и Одесская ЧК. Ведь в конце 1918 начале 1919 гг. сюда под защиту французских дивизий устремились многие люди. Но по решению Парижа о выводе войск союзники поспешно отчалили, превратив собственную эвакуацию в паническое бегство и бросив беженцев на произвол судьбы. И когда пришли красные, началась «чистка», в ходе которой с апреля по август, до взятия города деникинцами, было уничтожено по официальным данным — 2200, по неофициальным — 5 тыс. чел. Тут тоже процветал махровый садизм. При допросах применяли плети и палки, подвешивание, щипцы. Офицеров истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя их в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок. Некоторых приговоренных казнили в каменоломне размозжением голов.

В Екатеринославе сотнями выносила смертные приговоры Конкордия Громова. Чекист Валявка выпускал по 10–15 приговоренных в огороженный дворик, потом с 2–3 помощниками выходили на середину и открывали стрельбу. Священников здесь распинали или побивали камнями. А при взятии города белыми была захвачена баржа с 500 заложниками, предназначенная к затоплению. В Курске, чтобы не допустить подобного, большевики при отступлении просто взорвали тюрьму вместе со всеми заключенными. В Полтаве зверствовала чекистка Роза и бывший уголовник Гришка-Проститутка. Священников и монахов он сажал на кол — как-то в один день казнил таким способом 18 человек. Сжигал крестьян, привязав к столбу, а сам, расположившись в кресле, наслаждался подобным зрелищем. А процедура обычных расстрелов была здесь рационализирована — над ямой перекидывали доску, и обреченных сажали на нее, чтобы сами падали в могилу. В Царицыне свирепствовал бывший уголовник Осип Летний — тут людей ставили ногами на сковороду, выламывали суставы, пилили кости…

И если перечисленные города можно считать «прифронтовыми», то и в тылу творилось то же самое. На полную катушку работала машина смерти в Москве. 31. 5. 1919 г. вышло воззвание Ленина и Дзержинского "Берегитесь шпионов!", которое фактически дало старт новой мощной волне террора. Пачками раскрывались «заговоры» — так, только по делу "Национального центра" было расстреляно 150 чел. После того, как анархисты устроили взрыв в Леонтьевском переулке, по воспоминаниям современников, "в МЧК приехал бледный как полотно Дзержинский и приказал расстреливать по спискам всех контрреволюционеров". Когда убили несколько сот, приказ был отменен. Казнили порой детей и подростков. Скажем, в 1919 г. арестовали и отправили на расстрел всех членов клуба бойскаутов, а в 1920 г. — клуба лаунтенистов — эти организации были признаны "контрреволюционными".

В период наступления Деникина практиковалось не только взятие заложников, но и "расстрелы по спискам", когда намеченные жертвы даже без видимости обвинения или условий заложничества брались сразу на смерть. По данным Солженицына, в связи с этим наступлением было истреблено 7 тыс. чел. В Москве орудовали свои монстры — Эйдук, Буль, следовательница-латышка Брауде, которая любила лично обыскивать арестованных, раздевала как женщин, так и мужчин, и лазила при этом в самые интимные места. И расстреливать тоже любила сама. А главный палач ВЧК Мага сошел с ума — во время одной из экзекуций с криком «раздевайся» бросился на присутствующего коменданта тюрьмы Попова. Тот убежал, подоспевшие чекисты скрутили психа. И пытки вовсю применялись. Дело о пытках в Москве даже всплыло в «Известиях» — под арест случайно попали коммунисты и подверглись истязаниям. Впрочем, это был случай не единичный. В такой же ситуации в «Правде» была публикация о пытках во Владимирской ЧК, но дело быстро замяли, и те же газеты вскоре оправдывали подобные приемы борьбы с «контрой», доказывая их допустимость и полезность. Да и на VI съезде Советов было заявлено: "Теперь признано, что расхлябанность, как и миндальничанье и лимонничанье с буржуазией и ее прихвостнями не должно иметь место".

И когда, например, очередной скандал с пытками разразился в Туркестане, то производивший их чекист Дрожжин, бывший цирковой клоун, был отозван оттуда — но назначен с повышением в Москву.

А от Москвы не отставал и Питер. Скажем, когда 86-й стрелковый полк перешел к белым, тут расстреляли всех родственников «предателей» — жен, детей, матерей, братьев, сестер. Впрочем, хотя и в меньших масштабах, такое практиковалось повсюду — если офицер, призванный в Красную Армию, хотя бы пропадал без вести, т. е. может и погибал в бою, но не на глазах коммунистов, его близких ждала смерть. Да и не только в отношении офицеров это применялось. Например, при объявлении "советской мобилизации" 31. 5. 19 г. Ленин писал: "С 15 июня мобилизовать всех служащих советских учреждений мужского пола от 18 до 45. Мобилизованные отвечают по круговой поруке друг за друга, и их семьи считаются заложниками в случае перехода на сторону неприятеля или дезертирства или невыполнения данных заданий и т. д.".

Мощную волну террора в Питере раздула комиссия во главе со Сталиным и Петерсом, присланная из столицы при прорыве белой армии Родзянко. Только в одной лишь акции повальных обысков и арестов 12–13. 6. 19 г. участвовало 15 тыс. вооруженных рабочих, солдат и матросов — не считая штатных чекистов. Общее число жертв осталось неизвестным, но в Кронштадте в эти дни было расстреляно 150 чел. А когда восстали форты Красная Горка и Серая Лошадь, большевики обеспокоились, как бы их не поддержали крестьяне, и провели массовые чистки в окрестных деревнях — там просто расстреливали каждого третьего. В одном селе получилось 170 чел., в другом — 130…

В других городах ужас отличался разве что масштабами, но не сутью. В «мирном» Саратове, куда никакой фронт ни разу не доходил, чекист Озолин и его подручные за 1918-19 гг. уничтожили 1,5 тыс. чел., и за городом у Монастырской слободки был жуткий овраг, куда грудами сваливались трупы. В Рыбинске зверствовала чекистка "товарищ Зина". В Ярославле проводилась кампания по расстрелу гимназистов — их определяли по форменным фуражкам, а когда их перестали носить, вычисляли по прическе, осматривая волосы и выискивая рубчик от фуражки.

Что же касается гимназисток и просто молодых женщин, то они сплошь и рядом становились жертвами собственной внешности. Чем красивее, тем больше имелось шансов попасть на заметку чрезвычайщиков и загреметь в их лапы. А уж дальше все зависело от "степени испорченности" палачей. Иногда та же красота могла и спасти — если чекист потребует благосклонности в обмен на свободу. А если попадешь на окончательного садиста, могла и погубить. Факты изнасилований перед расстрелом зафиксированы и в Питере, и в Вологде, и в Николаеве, и в Чернигове, и в Саратове, и в Астрахани — где в ноябре 19-го прошла волна казней «социалистов» и «социалисток». А начальник Кисловодской ЧК выискивал свои жертвы на базаре, приговаривал за спекуляцию, а после изнасилования рубил шашкой и глумился над обнаженными трупами. И наверное, не случайно при раскрытии всяких «заговоров», вроде "Национального Центра" и "дела Таганцева" в расстрельные списки попадало много молодых женщин, для которых и обвинения толком не придумали — "знала о заговоре", "разносила письма", "была в курсе дел мужа". Да и раздевание приговоренных часто выглядело самоцелью — скажем, в упомянутом случае перед сдачей Киева, когда бросались целые склады с имуществом, и вряд ли кого могли заинтересовать жалкие обноски убитых.