Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 148

Небольшая передышка и эти победы значительно улучшили состояние белогвардейцев. Добровольческий корпус пополнялся людьми и материальной частью, потерянной при отступлении. Донцы выходили из шока крушения своего фронта. Их армия выросла и численно: подтянулись отставшие, вернулись в строй дезертиры из занятых красными станиц, не желающие по опыту прошлого года испытывать на себе прелести советской власти. Но крайне неблагополучно дела обстояли у кубанцев. Несмотря на то что фронт вплотную подошел к их родным краям, из 54 тыс. штыков и сабель, оставшихся у Деникина, кубанцев в строю было всего 7 тыс. Остальное казачество дезертировало и сидело по станицам либо пребывало в «формирующихся» частях, причем процесс «формирования» приобретал бесконечный характер. А полки, еще остающиеся на фронте, находились на грани развала.

И опять разложение кубанцев полным ходом шло «сверху». Избранный в ноябре атаман Успенский пробыл на своем посту всего месяц. Часто посещая лазареты, он заразился там тифом и вскоре умер. Тотчас же активизировались левые и самостийники. Играя на деникинских поражениях, ослабивших угрозу нового применения силы, они полностью захватили руководство Кубанской Радой. Она отменила ноябрьские поправки к конституции, дающие атаману право ее роспуска, право «вето». Новым атаманом избрали ген. Букретова — даже не казака, а крещеного еврея. Избрали лишь по принципу враждебности к Деникину (Букретов служил по продовольственной части и был под следствием за злоупотребления). Руководящие посты в Раде и правительстве заняли самостийники и демагоги, снова взявшие курс на раскол — носящий уже даже не идейный, а самодовлеющий характер. Любые действия предпринимались не из целесообразности, а лишь "в пику" главному командованию.

Например, правительственный официоз "Кубанская воля" счел возможным публиковать резолюции эсеров, рассуждавших о возможности переворота, а также меньшевиков, призывавших к соглашению с коммунистами. Когда же по требованиям возмущенного Деникина Букретов был вынужден закрыть газету за подобные публикации, то министр внутренних дел Кубани Белашев лично завез в редакцию распоряжение о закрытии "Кубанской воли" и одновременно… разрешение на издательство газеты «Воля». Попытка Врангеля сформировать на Кубани новую конную армию была парализована в самом начале — местные политики и администраторы не желали идти с ним на контакты, припоминая ему недавний разгром Рады.

18 января в Екатеринодаре собрался Верховный Казачий Круг — 50 депутатов от войсковых кругов Дона, Терека и Кубанской Рады. Верховный Круг объявил себя "верховной властью по делам, общим для Дона, Кубани и Терека" и приступил к созданию "независимого союзного государства" в целях "организации решительной борьбы против большевиков и очищения от них" казачьих территорий, "установления внутреннего спокойствия и обеспечения свободы и права". Никакого положительного результата эта инициатива казачьих парламентов не дала. Новое образование изначально оказалось мертворожденным — делегаты сразу же переругались между собой. Терцы и большая часть донцов стояли за продолжение борьбы единым белым фронтом. Крайне левые кубанцы и донцы все отчетливее склонялись к «замирению» с красными. С трибун они таких мыслей еще не высказывали, но на фракционных сходках обсуждали, порождая нездоровые слухи. Наконец, большинство кубанцев и некоторая часть донцов выступили за разрыв с «реакционером» Деникиным, выдвигая совершенно фантастические проекты — о союзе с Петлюрой, с Грузией, с Азербайджаном, о переориентации с добровольцев на банды «зеленых». Доходило до того, что серьезно обсуждалось предложение некого князя Магалова, неизвестно откуда вынырнувшего, выделить ему ассигнования, на которые он обещал выставить 20-тысячный корпус грузинских добровольцев.

В потоках говорильни терялось всякое чувствб реальности. Вновь выдвигались требования ограничить борьбу "защитой родных краев". Поднимались даже вопросы "исправления границ" казачьих областей за счет включения в них части Воронежской губернии, Царицына, Ставропольской и Черноморской губерний. Говорилось, что стоит только главнокомандующему поклониться этими землями казачеству, и все будет хорошо. Букретов повел переговоры с английскими и французскими дипломатическими представителями о конструировании южнорусской «демократической» власти, и председатель Рады Тимошенко тут же поспешил с трибуны объявить, что казаков поддержат англичане и обеспечат их всем необходимым. Ген. Хольман немедленно опубликовал в газетах опровержение, заявив, что "ни один мундир и ни один патрон не будет выдан никому без разрешения главнокомандующего".

Властью Верховный Круг не обладал ни малейшей, совершенно оторвавшись и от жизни фронта, и от жизни тыловых станиц. Пустое словоблудие, межпартийная и личная грызня, составлявшие его атмосферу, никакого энтузиазма в казачьих массах поднять не могли. Но, как писал Деникин,

"Верховный Круг имел достаточно еще сил и влияния, чтобы склонить чашу весов колеблющегося настроения уставшего, запутавшегося казачества и к разрыву с Добровольческой армией и… к миру с большевиками. И с Кругом нужно было считаться".

Когда самонадеянных лидеров Круга особенно занесло и они даже заявляли, что, "если Круг предложит ген. Деникину уйти, он уйдет", главнокомандующий ответил, что не намерен подчиниться подобным решениям Круга и пригрозил увести добровольцев на другой фронт. Этого местные политики боялись и поубавили наглости. Но в вопросах, где уступки были возможны, Деникин шел на них. Так, он пошел навстречу требованиям кубанцев иметь «свою» армию, которая, как до сих пор Донская, находилась бы в оперативном подчинении главнокомандующему. Фактически дело свелось лишь к смене «вывесок» — Кавказскую армию переименовали в Кубанскую. Вместо Покровского, непосредственно производившего подавление Рады, во главе ее был поставлен популярный на Кубани Шкуро.

Кроме того, Деникин вел с представителями Круга долгие и нудные переговоры о создании общей государственной власти. После эвакуации Ростова Особое Совещание было распущено и создано новое правительство — из тех же лиц, но более компактное, занимавшееся в основном текущими делами. Да и «русская» территория, подконтрольная ему, осталась небольшая — Черноморская губерния, часть Ставрополья и Крым. Теперь речь шла о реорганизации единой власти с участием казачьих образований. В итоге совещаний с лидерами Круга, атаманами, многих споров в феврале было наконец-то заключено соглашение, по которому "первым главой южнорусской власти" признавался генерал-лейтенант Деникин, предусматривалось создание правительства, законодательной палаты, разработка выборного закона, закона о преемственности власти т. п. Появились также положения о законодательной комиссии, разграничении общегосударственной и местной власти. Верховный Круг передал их на рассмотрение в свою комиссию, и до падения Кубани они там и обсуждались. Кабинет министров поручили сформировать Н. М. Мельникову — председателю Донского правительства. Круг должен был отказаться от претензий на законодательные функции. Донская и кубанская оппозиции заявляли:

"Мы вынуждены силою обстоятельств отступить с болью в сердце от демократических принципов и принять предложения, далекие даже от скромных наших пожеланий".

Что касается Деникина, которого многие русские политические круги тоже теперь обвиняли в «соглашательстве», в уступках «левизне» и "казачьему засилью", то он считал, что никакие уступки в гражданской области не велики, если в этот критический момент будут способствовать оздоровлению казачества.

Действительно, главное-то решалось не на совещаниях и заседаниях, а на фронте. Пока в тылу шли описанные дрязги, там разыгралось очередное сражение. После январских неудач командующий фронтом Шорин был снят. На его место поставили "победителя Колчака" Тухачевского. Проанализировав ход операций, он перенес направление основного удара восточнее — туда, где донцы и кубанцы, поддавшись натиску красных, отступали, и к 26.01 отошли за р. Маныч, заняв позиции по южному берегу. Убедившись, что белые там слабее, чем на левом фланге, Тухачевский передислоцировал туда Конармию, которая совместно со 2-м конным корпусом Думенко должна была прорвать фронт. 27.01 все армии большевиков перешли в общее наступление. Кроме конницы, в нем участвовали 14 пехотных дивизий, 5 бронепоездов. Согласно приказу, наступление должно было носить "стихийный и молниеносный характер с целью не оттеснить противника из занимаемых пунктов, а разбить его наголову". Кавалерия Думенко, перейдя Маныч, нанесла поражение донской пехоте, угрожая прорывом в белые тылы. Однако ген. Сидорин бросил сюда всю свою конницу. Под командованием ген. Павлова он объединил 4-й и 2-й Донские корпуса, создав таким образом мощное кавалерийское соединение. На участок прорыва двинулся и корпус Топоркова. Под хутором Веселым Думенко был разгромлен и бежал за Маныч, бросив всю артиллерию.