Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 37

Местные большевики сочли выход этих частей общим отступлением, стянули большие силы и обрушились на Лежанку. 2 дня шел бой, Страстную пятницу и Страстную субботу. Неприятель шел густыми цепями. Бригада Маркова отбивалась короткими контратаками, но с Кубани, со Ставрополья подходили тянущиеся за добровольцами «хвосты» преследователей, и атаки возобновлялись. По селу били пушки. Несколько снарядов попало в деникинский штаб, но находящееся в нем командование только засыпало штукатуркой.

Когда полк Глазенапа подошел к Егорлыкской, станица была уже брошена. Казаки с семьями уходили в степь, спасаясь от красных. Их вернули, и наступающие враги получили встречный удар. А на следующий день корниловцы и партизаны вышли в тылы красных, громя главные силы. Заметались в панике те, что штурмовали Егорлыкскую, и началось повальное бегство большевиков из Задонья. Узнав о победе, Деникин отправил в Егорлыкскую свой огромный обоз. Теперь у бригады Маркова, охранявшей и прикрывавшей его, руки были развязаны, и она нанесла удар в полную силу. Отчаянной штыковой атакой опрокинула красных. В преследование пошла конница Эрдели. Большевистские полки, все еще пытавшиеся "добить остатки белогвардейских банд", были разгромлены подчистую и разбежались по степям.

Штаб армии приехал на Дон как раз к пасхальной заутрене. Деникин писал: "Въезжаем на площадь. Светится ярко храм. Полон народа. Радость светлого праздника соединилась сегодня с избавлением от «нашествия», с воскресением надежд. Радостно гудят колокола, радостно шумит вся церковь в ответ на всеблагую весть: "Воистину воскресе!"

20. Михаил Гордеевич Дроздовский

Румынский фронт разваливался позже других. Сдерживало наличие иностранных войск, удаленность от большевистских центров. Главнокомандующий ген. Щербачев успел получить письмо Алексеева о создании Добровольческой армии, когда фронт еще существовал. Однако англо-французские миссии делали в то время нелепую ставку на Украину и ее армию, надавили на Щербачева, и призыв с Дона остался без внимания.

Но о письме узнали офицеры, в том числе командир 14-й дивизии упорный и решительный полковник Дроздовский. Осаждая штабы, он выбил разрешение и начал формировать под Яссами офицерский отряд. Оружие отбирали у дезертирующих частей — устраивали засады на дорогах, внезапно наскакивали и разоружали. Сопротивления не было оказано ни разу. Так приобрели винтовки, пулеметы, легкую батарею и батарею шестидюймовых мортир, броневик, обозы.

Лишь когда Украина вовсю вела переговоры в Бресте, союзные миссии опомнились. Создание добровольческих частей началось централизованно. Командующим назначили ген. Кельчевского, при нем образовался большой штаб. Организовывалось две бригады — Дроздовского в Яссах и Белозора в Кишиневе. Но тут Румыния сочла, что Россия предала ее, и тоже повела переговоры с Германией о сепаратном мире. В стране поднялась широкая антирусская кампания. Торгуя себе у немцев Бессарабию, румыны стали разоружать русские части, захватывать фронтовое имущество. Немецкие оккупационные силы двинулись в Румынию, союзные миссии спешно выехали. Щербачев и Кельчевский, сочтя дело безнадежным, отдали приказ о роспуске добровольческих частей.

Дроздовский выполнить такой приказ отказался. У него осталось около 900 человек. Румынское правительство, расположившееся в Яссах, постановило не выпускать их с оружием. Дроздовский ответил, что "разоружение добровольцев не будет столь безболезненно, как это кажется правительству", и что "при первых враждебных действиях город Яссы и королевский дворец могут быть жестоко обстреляны артиллерийским огнем". Как только румыны попытались окружить лагерь дроздовцев, те выступили навстречу в боевых цепях, а на Ясский дворец стали разворачиваться жерла шестидюймовок. Румыны немедленно отвели войска, а дроздовцам подали поезда, чтоб катились подальше. Ну их!

Присоединив к себе несколько десятков офицеров из Кишинева, отряд сосредоточился в Дубоссарах и 20 марта выступил в поход на Дон. В неизвестность, в месиво красных, немцев, украинцев, бандитов. В южных степях не было таких скоплений Красной гвардии, как на Дону и Северном Кавказе, здесь не оседали фронтовые части, не было серьезных межэтнических или социальных конфликтов. Поэтому активного давления отряд не испытывал. Наоборот, население встречало их как избавителей от местного большевизма. Из далеких сел присылали делегатов с просьбами наведаться, освободить их. Привозили связанными своих большевиков и совдеповцев — на суд. Он был коротким. Приговоров два: виновен — не виновен. Раз большевик — значит, виновен.

Наперерез двигался другой враг — австро-германцы. Противодействовать им дроздовцы, понятное дело, не могли. И командир решил, что главным врагом России, а значит, и отряда, в настоящий момент являются большевики. В отношении оккупантов было решено сохранять, по возможности, нейтралитет. Но и сами передовые австрийские части не спешили воевать с крепким и хорошо вооруженным отрядом. Их пикеты издали обстреливали авангард дроздовцев, а части снимались с места и отходили в сторону, уступая дорогу. Кстати, у рядового немецкого офицерства частенько просто вызывало уважение поведение горстки людей, сохранивших верность долгу среди всеобщего развала. Принимая меры предосторожности, обе стороны старались не встречаться.

9.04 в ряды дроздовцев влился отряд полковника Жебрака в 130 чел., шедший на Дон из Измаила. А через 2 дня подошли к Днепру у Каховки. За рекой стояли красные, прикрывая мост артиллерийским огнем. А на правом берегу были немцы. С ними вступили в переговоры. Германский майор согласился снять с позиций свои войска и пропустить дроздовцев. Ему это было выгодно — куда лучше, чем самому форсировать под огнем Днепр. Шли с тяжелым чувством. Ведь не только прорывались сами, но и расчищали дорогу врагу, с которым сражались три года… Отряд Дроздовского ворвался на мост, пробился через Днепр и, разгромив красных, занял Каховку.

На просторах Левобережной Таврии вступили в царство банд и атаманов. Узнали про некоего Махно, буйствующего по окрестностям и грабящего поезда, пуская "в расход" офицеров, "буржуев и жидов". Проучили его, посадив несколько офицерских рот в вагоны и двинув их в Гуляй-Поле. Когда орава бандитов, узнав, что едут офицеры, обступила поезд, предвкушая богатую добычу и легкую расправу, ее встретили в упор пулеметами и винтовками. Большую часть положили на месте. С тех пор Махно офицеров-добровольцев, а особенно дроздовцев, на нюх не переносил.

Чем ближе была конечная цель, тем тревожнее доходили сведения. Что Дон давным-давно пал, что Добровольческая армия разбита и скитается где-то по Кавказу, что Корнилов убит… Настроение стало мрачным. Обступала безысходная чернота. Все усилия казались напрасными, надежды утраченными. Но Дроздовский, замкнутый, осунувшийся, упрямо вел отряд вперед. Напролом. Руководствуясь уже не здравым смыслом, а только собственной верой и интуицией.

17.04 штурмовали Мелитополь и заняли, разбив красных. А уже за Бердянском получили радостные известия — Дон восстал, Добровольческая армия жива и сражается.

Обогнули с севера Таганрог, в котором уже высадились немцы. Чуть не подрались с ними, когда те не пожелали без приказа свыше пропустить дроздовцев через железную дорогу. Но проскочили без боя — обманом. И подошли к Ростову. Город, забитый донецкими, украинскими и местными большевиками, переживал тяжелые дни — погромы, аресты и террор усиливались неуверенностью в завтрашнем дне, репрессиями в ответ на казацкое восстание.