Белогвардейщина - Шамбаров Валерий Евгеньевич. Страница 63

Фронт установился по притоку Кубани — реке Уруп. Армавир несколько раз переходил из рук в руки. Но если в стане белых пока еще царило единодушие Кубанское правительство и Рада вынуждены были считаться с властью Деникина, то в стане большевиков, наоборот, нарастали междоусобные дрязги. Кубано-Черноморский ЦИК с новой силой продолжал "изыскивать меры, обезоруживающие диктаторские намерения Сорокина". Краевой комитет партии и ЦИК настояли на введении в армии реввоенсовета. Власть там становилась коллегиальной. Сорокину же требовались срочные меры по наведению порядка в армии.

Из Царицына приехал Жлоба, обласканный там Сталиным и Ворошиловым. И привез приказ 11-й армии от равнозначного командования 10-й — бросить Северный Кавказ и двигаться на помощь Царицыну. Разумеется, Сорокин отказался выполнять подобную чушь (за что его так и ославили в сталинской литературе). А Жлобе приказал вместо Царицына заняться Ставрополем. Тот сделал вид, что согласился, а сам эшелонами и походным порядком направил дивизию в Св. Крест (ныне Буденновск), попутно вливая в свое соединение части, разбитые под Тихорецкой и Армавиром, агитируя сниматься с фронта украинские полки. Сорокин приказал расстрелять его за неподчинение, послал 2 бронепоезда. Но их встретили наведенными батареями и вынудили уйти ни с чем. Жлоба сформировал себе новую Стальную дивизию и увел на Царицын. В гражданской войне пусть вас не смущают понятия «дивизия», "корпус", «армия». Были армии по нескольку тысяч штыков, а были гигантские, как 11-я. Были дивизии в сотни человек, а были огромные например, 25-я Чапаевская. Так и дивизия Жлобы стоила корпуса, а то и армии, насчитывая 40 тыс. штыков и сабель, что решило судьбу Царицына с 10-й армией. Впрочем, во многом предопределило и судьбу 11-й.

Возник конфликт и с таманцами. Их командующий Матвеев публично, на войсковом съезде, отказался выполнять приказы Сорокина. Его все-таки арестовали и расстреляли. Между тем положение красных ухудшалось. Силой до 15 тыс. они предприняли наступление на Кубань, ударив в стык конницы Врангеля и пехотных дивизий Ка-зановича и Дроздовского. Им удалось потеснить марковцев, но тем временем дивизия Врангеля в 1200 сабель захватила переправы по р. Уруп, форсировала ее и пошла по тылам. Большевистский фронт покатился назад.

С востока у красных тоже бушевал пожар. Вслед за Кубанью восстало терское казачество. Отряды численностью до 12 тыс. заняли Моздок, блокировали Владикавказ и Грозный. Повстанцы установили через Кабарду связь с Деникиным, получили от него денежную помощь и инструкции. 11-я армия оказалась зажатой в районе Минеральных Вод. Реввоенсовет и партийные органы сошлись на необходимости оставить Кубань. Но возникли разногласия, куда выводить армию на Владикавказ, на Ставрополь или на Астрахань. Сорокин, сторонник движения на Владикавказ, изо всех сил противился ставропольскому направлению, считая, что там армия попадет в ловушку.

Но его противники пересилили, объясняя это мнение "диктаторскими намерениями" и желанием сохранить самостоятельность, удаляясь от контактов с 10-й, 12-й армиями и Центральной Россией. Было решено — на Ставрополь.

В Пятигорске, где собрались и советские, и партийные, и армейские центральные органы, волна за волной шли репрессии. Армейская ЧК очищала город ото всех «неблагонадежных». Производились массовые аресты. 106 самых видных заложников, в том числе женщины, старики, священнослужители, подверглись «показательной» казни. Бывший командующий фронтом генерал Рузский, генералы Дмитриев, Чижевский, Иедем, контр-адмирал Капнист, жена генерала Кухаренко, князь Шаховской… В основном из тех, кто лечился на курортах и застрял здесь. На склоне Машука их раздевали, ставили на колени, и отряд Северокавказской ЧК рубил им головы шашками.

Но истребляли, по доброй большевистской традиции, не только «чужих» "своих" тоже. Борьба за власть в красном лагере дошла до точки. Председатель крайкома партии Крайний уже открыто говорил о необходимости

"изъять Сорокина из обращения".

Готовилось расформирование его штаба. Сорокин предпочел не дожидаться, пока его шлепнут. 13.10 его конвойцы арестовали Крайнего, председателя ЦИК Рубина, председателя ЧК Рожанского. И расстреляли. На другой день взяли и расстреляли членов ЦИК Дунаевского, Минькова, брата Крайнего… Постфактум их объявили деникинскими шпионами, причем сознавшимися. Не правда ли, как все знакомо? И другое знакомо. Ни один из видных большевиков, находившихся в Пятигорске, даже не пикнул! А их там было достаточно — сам С. М. Киров, член РВС Полуян, Анджиевский, Петренко. Молчали в тряпочку, только старались на глаза Сорокину не попадаться! А он продолжал изо дня в день расстреливать своих противников — члена ЦИК Власова и др.

Армия тоже на события никак не отреагировала. Она планомерно, громоздко разворачивалась для наступления. 23.10 красные двинулись на север. Участь Ставрополя оказалась предрешенной. Оборонять его было некому. Немногочисленные казаки Шкуро, ополчение из городских офицеров и чиновников несколько месяцев отражали атаки местных большевистских отрядов. Но теперь на них хлынула вся стотысячная масса армии. В Ставрополе была объявлена эвакуация. 23.10 таманцы, наступавшие в первом эшелоне, ворвались в город. Даже среди тогдашних оголтелых большевиков таманцы успели прославиться жестокостью. В Ставрополе они подтвердили эту славу. Не пощадили даже «буржуйских» детей в городских больницах, не сумевших по состоянию здоровья эвакуироваться…

А в руководстве борьба шла своим чередом. Некоторые большевики, оппозиционные Сорокину, бежали от расправы на Георгиевский участок (против терских повстанцев), руководство которого враждовало с командармом. Остальные подчинились, а втайне готовили акции против него. Киров предлагал убрать Сорокина терактом — взорвать поезд, когда он поедет на фронт. Но сделали по-другому. У Сорокина испросили разрешения на созыв чрезвычайного съезда Советов. Он дал согласие. Предварительно обработали и склонили на свою сторону уцелевших членов ЦИК, командование Тамайской армии, Ставропольского корпуса, командиров соединений Федько, Балахонова, Кочубея, Кочергина. И 27.10 в Невинномысской фракция коммунистов, даже не дожидаясь открытия съезда, разослала якобы его постановление, в котором Сорокин отстранялся от командования и объявлялся вне закона.

Ехавший на съезд командарм узнал об этом в дороге. Он выгрузился из эшелона и верхом помчался с конвоем на фронт, к войскам. Приехав в Ставрополь, потребовал назначения комиссии для расследования его действий. Но просчитался. В Ставрополе были таманцы, самые ярые его враги после расстрела Матвеева. Его тотчас арестовали и без суда убили в камере.

А прогнозы Сорокина, как бы то ни было, начали сбываться. Конница Шкуро вышла в тыл таманцам, отрезав их от остальных сил. С Кубани сюда двинулись дивизии Дроздовского, Казановича, Боровского, Улагая, Врангеля. В первых числах ноября заняли Невинномысскую, а затем охватили Ставрополь кольцом, оттесняя другие части 11-й армии на восток. 30 тыс. «непобедимых» таманцев очутились в ловушке, и начался их разгром. Две недели длились жестокие бои. В ночь на 13.11 часть красных сумела прорваться в стыке между пехотой Боровского и конницей Улагая, уходя на северо-восток. Остальных ждала гибель — на следующий день казаки генерала Бабиева ворвались в город. Еще через двое суток уличных боев Ставрополь был взят. Проливные осенние дожди остановили преследование и не дали Деникину развить успех. Тем не менее в этих боях 11 — я армия потеряла свои лучшие, самые сплоченные и еще не битые части. Основной фронт передвинулся с Кубани на Ставрополье. Естественно, несли потери и белогвардейцы. В боях за Ставрополь был ранен в ногу и скончался от заражения крови в ростовском госпитале один из лучших и любимейших командиров Добровольческой армии — Михаил Гордеевич Дроздовский.