Дворец в истории русской культуры. Опыт типологии - Никифорова Лариса Викторовна. Страница 42
Дворцовые интерьеры XVIII века представляют собой чрезвычайно насыщенные содержанием тексты. «Повествовательны» в них не только сюжетные сцены и аллегорические персонажи, их атрибуты, в изобилии помещаемые на стены и своды, на предметы мебели, ткани, утварь. «Повествователен» сам материал декоративной отделки. В случае с Янтарным кабинетом он несет основную содержательную нагрузку, лишь акцентированную сюжетными панно и композициями сменявших друг друга плафонов. Все то, что в литературном, поэтическом языке XVIII столетия может быть лишь названо, упомянуто, в живописи – изображено и зашифровано эмблематическими деталями, в интерьерной декорации приобретает потрясающую достоверность. Чрезвычайное богатство декоративных решений в интерьерах XVIII столетия направляется рассуждением – главной интенцией искусства этого столетия.
Глава IV ДВОРЦЫ – ИДЕОЛОГЕМЫ В СОВЕТСКОЙ КУЛЬТУРЕ
В теоретической модели, предложенной в первой главе исследования, охарактеризован тип дворца-идеологемы, репрезентирующего власть в культуре Нового времени. Топология политического пространства представлена совокупностью зданий и одновременно учреждений, представляющих формы общественной жизни, ставшие самостоятельными сферами деятельности. Формированием своего художественного облика они во многом обязаны типу дворца-произведения искусства, универсального общественного здания и одновременно универсального «учреждения» абсолютной монархии. Присваиваемое некоторым из них имя дворца, стало знаком, маркирующим принадлежность учреждения сфере государственных интересов. Архитектурные формы резиденций органов государственной власти, университетов, музеев, библиотек несли идеологическую нагрузку, декларируя укорененность институтов государственной власти в истории страны, в истории цивилизации.
Топология политического пространства русской культуры XIX века, особенно второй его половины, начала XX столетия строилась по той же модели. Единственное отличие – имя дворца практически не присваивалось органам государственной власти (сенату, государственной думе), библиотекам, музеям, университетам. Оно было «монополизировано» резиденциями императорской семьи. В XX веке, в советской культуре, имя дворца, напротив, присваивалось различным общественным зданиям довольно часто.
Советский дворец как новый тип общественного здания: архитектура и идеология
Хотелось бы предварить анализ типологических особенностей советских общественных зданий – дворцов – одним предварительным соображением.
Основной проблемой изучения советской художественной культуры является проблема взаимоотношений искусства и идеологии. Оценка этих взаимоотношений пережила стремительный поворот от апологии идеологии в работах советских лет к «разоблачению» идеологии в исследованиях постсоветского времени. «Разоблачение» советского проекта, в том числе с использованием ярких художественных примеров, стало лейтмотивом изучения советского искусства. В ставших классическими работах М.М. Алленова [630] , В.З. Паперного [631] , в которых советские дворцы анализируются наряду с другими художественными памятниками, вскрывается архаический пласт идеологии, коллективное бессознательное советской культуры. Б. Гройс [632] , И.Н. Голомшток [633] показали цинизм взаимоотношений деятелей политики и искусства. Мастерство и убедительность критических интерпретаций у названных авторов ведут к тому, что глубокая архаика сознания и откровенный цинизм воспринимаются в качестве основных мировоззренческих категорий ее субъектов и, тем самым, в качестве типологических черт советской культуры. Такой подход, концептуально близкий шпенглеровской модели «прасимвола культуры», связан не столько с изучением, сколько с вынесением приговора советскому этапу истории культуры, и не может считаться современным культурологическим подходом к предмету исследования.
Культурологический подход требует не столько оценок, тем более однозначных, но понимания. Предполагает состоятельность каждого исторического типа культуры и наличие неких культурных закономерностей, к нему ведущих. Когда-то А.Я. Гуревич писал по поводу другой эпохи примерно следующее: для того чтобы диалог с прошлым не превратился в диалог с самим собой необходимо начать с тех вопросов, которые культура прошлого задавала сама себе, которые ей понятны и по которым она высказывалась [634] . В большинстве случаев современные работы о Дворце Советов или о «подземных дворцах метрополитена» строятся в модели диалога самим собой, а не с ушедшей в прошлое исторической эпохой.
Потребовались громадные интеллектуальные усилия для того, чтобы расстаться с мифом о мрачном Средневековье. Несмотря на то, что советская эпоха закончилась совсем недавно, нужны не менее мощные усилия, чтобы ее услышать и понять.
Процесс модернизации в сфере политического устройства представляет собой движение от суверенной монархии к суверенному демократическому национальному государству, в котором источником власти понимается «воля народа», в пределе – всего народонаселения страны. Уже в XVIII столетии просветительская идея «общего блага» играла существенную роль в «сценариях власти» российской монархии. В XIX столетии ей наследовала идея национальной монархии, репрезентировавшая власть «сверху», и идея национального государства, вдохновлявшая проекты ее оппонентов. К 1917 году в российской истории был накоплен собственный значительный опыт проблематизации национального демократического государства и опыт политической борьбы за демократию.
В отличие от демократий в традиционных культурах доиндустриального общества, демократий участия, демократии в посттрадиционной культуре являются представительскими. Одна из важнейших проблем представительской демократии – обеспечение гарантий того, что представители действительно исполняют волю народа. В демократии западного типа эта проблема получила решение в системе разделения властей.
Строительство советского государства понималось как создание подлинной демократии, демократии трудящихся в отличие от «мнимой демократии» западного капиталистического общества, в которой власть принадлежит собственникам капитала. Следствием идеологии подлинной демократии стала идея объединения власти, решение которой было найдено в советах, как системе демократических органов власти. Идея «демократии масс» и легла в основу образа советского общественного здания.
Исследователи советской архитектуры писали о трудностях, связанных с поисками архитектурных форм новых общественных зданий – «представления о зданиях для трудящихся было самым общим» [635] . Между тем представление об ансамбле функций общественного здания и об основных «группах помещений», сложилось на удивление быстро.
Новый тип здания «вырос» из агитационной работы – при всей ее патетике, при всей эмоциональности, пронизывавшей художественную жизнь первых лет Октября, это была в высшей степени рационально организованная деятельность. Опорными пунктами Советов, еще в период Февральской революции были агитпункты, красные уголки, «политдома», которые организовывались в самых разных помещениях – в бывших казармах, бараках, избах, в т. ч. и в бывших народных домах, возникших еще в дореволюционное время. Таких опорных пунктов было достаточно много, но население огромной страны не жило мирной стационарной жизнью, а все пришло в движение. Организация специальных помещений для агитационной работы была, прежде всего, связана с сетью железных дорог, по которым перемещались огромные массы людей.
В фондах Российской Национальной библиотеки сохранились типовые чертежи временных агитационных помещений при вокзалах [636] . Временными они были не потому, что их ставили на время, – они были временными для тех масс красноармейцев и беженцев, которые, оказывались на железнодорожной станции. В типовых чертежах предусмотрены «агитбараки» на 200, 500 и 1000 человек – вместимость измерялась емкостью зала – кинозала и одновременно зала для общих собраний. Кроме зала в агитбараках предусматривалось устройство библиотеки-читальни, школа или комнаты для занятий, чайной или буфета, комнаты актива. Здесь представлена практически полная структура будущего «советского дворца».