Авиаконструктор А. С. Москалёв. - Гагин В. В.. Страница 30
– Что будем делать? Мы сожжем у такого-сякого Ростова все горючее, а до Воронежа не доберемся?
Здесь вспомнили, что семья Гусарова отдыхала в Кисловодске и где-то в Пятигорске – моя, а так как ветер дул как раз в том же примерно, направлении, то Гусаров предложил лететь в Минеральные Воды, где аэропорт был ему хорошо знаком. Сказано – сделано. Да и выхода как-будто не было. Правда, как-то забыли про заводской аэродром в Таганроге, где на худой конец, можно было бы посадить самолет и переждать погоду, но хотелось повидаться с родными.
Гусаров развернул САМ-5 2 бис на юго- восток и вскоре Ростов пропал в дымке. Быстро добрались до Тихорецкой, Армавира, появилась мутная река Кубань, а вместе с ней и сильнейшая болтанка. Летели мы низко, метров 300-400, хотя облачность осталась где-то за Тихорецкой. Нас швыряло вверх и вниз метров на 50. а может быть и больше. Резко валило вправо – влево. Летчик мокрый от напряжения: штурвал ручной. И хотя мы оба были с парашютами – настроение у нас стало скучным. Здесь я посоветовал Гусарову увеличить высоту полета. На высоте 1000 м болтанка уменьшилась, и мы стали соображать, где это мы летим. Вот уже и гора Машук, а там и аэропорт Минводы.
Сели мы благополучно, но когда стали осматривать самолет, то увидели, что хвостовые расчалки на фюзеляже ослабли, а когда пробовали покачать стабилизатор, то он легко болтался. Пришлось устранять неполадки и оценивать возможность дальнейшего полета. Когда привели все в порядок, появились трудности с горючим. В аэропорту не оказалось бензина для М-11. Оставалось только «ИЗ», разрешение на использование которого пришлось запрашивать Москву. И все же через день мы были готовы к полету в Воронеж. Получив метеосводку и разрешение на вылет, мы послали телеграмму в Воронеж. и в 15 часов стартовали на север. В это время на Минводы надвигалась гроза. Не успели оторваться, как начался дождь с градом. Но вот прошли минуты и САМ-5 2 бис, оставив грозу позади себя, быстро ушел на север.
Три проекции самолёта-амфибии А.С. Москалёва САМ-11 бис «Бекас»
Первый вариант учебнрго самолёта-амфибии «Бекас» САМ-11
Прошли Сальские степи, идем над Донбассом. Недалеко уже ст. Лихая, Глубокая и скоро Воронеж. Не тут-то было. Авиация без приключений не бывает. Осталось около часа полета и вдруг мотор стал глохнуть. Дело шло к вечеру, стояла хорошая погода. Мотор – то работает нормально, то вдруг начинает глохнуть. Летчик уже думает о посадке. Ищет место, чтобы и поле было хорошее и станция близко. Поля были скошены, стояли скирды на нолях и летчик выбрал подходящее место, удачно посадил самолет. Примерно в двух километрах от места посадки была станция Глубокая. Только вышли из самолета, как увидели, что по проходящей недалеко дороге появился клуб пыли, а в нем множество ребятишек и девчат, работавших недалеко от места посадки самолета. Вскоре любопытные добрались до нас и сели в кружок вокруг самолета, который мы осматривали. Довольно быстро установили причину отказа мотора. Оказалось, что вся сетка заборника воздуха была плотно забита мошкарой. Мошкара, видимо, только что народилась в этот погожий вечер и тучами стояла в воздухе. Летчик ругался, плевался от досады, но отчасти и сам был виноват – лететь надо было бы повыше, где этот гнус обычно не летает .Но кто мог ожидать? Очистив заборник, летчик стал вести разговор с девчатами и гонять мальчишек от самолета, а я, уточнив ближайший путь до станции, двинулся туда – дать телеграмму в Воронеж и купить какую-либо снедь. Надеясь быть уже дома, мы с Гусаровым легкомысленно ничем съедобным не запаслись.
Добравшись до станции Глубокая, я дал телеграмму в ОКБ-31 и зашел в буфет. Там ничего подходящего, кроме шампанского и банок с крабами, засиженных мухами, я не обнаружил. Что делать? Пришлось купить эту мало подходящую еду и питье и отправиться обратно к самолету. Уже стемнело. У самолета я застал Гусарова с девчатами, которые угощали летчика семечками, яблоками и пели песни. .Мальчишек уже не было. Стали и мы угощать девчат шампанским и крабами. От крабов они категорически отказались. С трудом уговорили их отправиться домой, а сами легли спать: я в кабине самолета, а летчик рядом на земле, подстелив солому. Быстро прошла ночь. Л едва рассвело, как мы оттащили самолет на подходящую площадку для взлета, запустили мотор и направились домой. Вот уже река Дон и, наконец, еще спящий Воронеж. Сделав крут над городом, летчик посадил самолет на аэродром ОСОВИАХИМА, где мы базировались со своим самолетом.
Сели благополучно, зачехлили самолет, расчехлили эмку Гусарова и направились по домам приводить себя в порядок. Прибыв на работу, я получил свою телеграмму из Глубокой и срочный вызов в Главк, куда и выехал в тот же вечер. Вызывал марком авиационной промышленности Михаил Моисеевич Каганович, который по какой-то причине вспомнил, что я давно у него не был на приеме и не докладывал о работе. Нужно сказать. что М. М. Каганович считал, что главные конструкторы должны периодически бывать у него и лично докладывать о ходе работ своих ОКБ.
Это посещение Кагановича хорошо запомнилось, так как изобиловало интересными и острыми эпизодами, неплохо характеризующими Кагановича, как человека и руководителя. Поэтому стоит остановиться подробнее.
Войдя в приемную, я спросил управделами – кто у начальства и когда Михаил Моисеевич может меня принять. Тот сказал, что в кабинете уже давно сидит конструктор Г. М. Бериев. «Сейчас я узнаю, когда он захочет принять?»» Возвратившись из кабинета управделами передал мне, что Михаил Моисеевич сказал: «Л. Москалев? Ну пусть заходит!-› – Так что заходите!
Вхожу, здороваюсь и жду, что дальше. У длинного стола стоит смущенный Бериев и перебирает какие-то бумаги. Михаил Моисеевич сильно раскрасневшийся, сердитый, стоит, опершись руками о стол и, видимо, только что закончил неприятный разговор.
САМ-11 бис «Бекас» на заводском аэродроме.
Затем, резко повернувшись ко мне. говорит: «А ты кто такой? Что-то я тебя не знаю!»
Я растерялся от неожиданности и резкости вопроса и отвечаю: «Такой-то по вашему приказанию прибыл». «Нет». – заявил Каганович, «я тебя не помню, не знаю и знать не хочу». Затем, помолчав немного, неожиданно стал громко меня отчитывать.: «Ты почему избегаешь ко мне ходить? Я уже забыл тебя. Ты что, не считаешься со своим Наркомом, все ходишь в ГВФ, ВВС, к морякам, а ко мне, считаешь, заходить не нужно? Приходится вызывать. Ну ладно. Садись! Вот кончу разговор с Бериевым, тогда доложишь».
Сел, жду, что будет дальше. А дальше было следующее. Михаил Моисеевич вдруг успокоился и как-то доверительно спрашивает Георгия Михайловича: «Слушай, Бериев. Вот ты учился в разных институтах и все про самолеты знаешь, а твой Нарком в институтах не учился. Объясни мне, что это за случаи есть в авиации – А, В. С?»
К чему бы это? – подумал я. Георгий Михайлович начал объяснять. Но долго ему говорить не пришлось. Каганович вдруг резко его перебивает и говорит: «Ну хватит, Бериев, я вижу, что ты все случаи знаешь! Так объясни мне – почему твой самолет плохо летает и моряки на тебя жалуются?» Оказалось, были какие-то неполадки с корабельным самолетом КОР-1. Обязав Бериева выполнить требования моряков. Михаил Моисеевич снова взялся за меня.
«Докладывай, куда ты пропал и чем занимаешься?» Я рассказал о САМ-10 и, когда начал докладывать о САМ-11, о его строительстве и летных испытаниях. то Михаил Моисеевич меня прервал и стал распекать. «Кто тебе разрешил морскими самолетами заниматься? И где это ты в Воронеже море нашел? Ишь. какой моряк выискался!» и т. д. Затем успокоился и потребовал подробно рассказать о работе ОКБ-31- Выслушав мои сообщения, сказал, что он доволен моей работой, но я должен чаще бывать у него и лично докладывать, как идут дела, а то он получает совсем другую информацию о моей работе. Затем, вдруг, спрашивает: «Ты машину имеешь?» Я сначала не понял и спрашиваю – какую машину? Михаил Моисеевич уточняет – Зис, Эмку… Нет, – говорю, не имею! Тогда он заявляет: «Ну, какой же ты главный конструктор без машины!» Он укоризненно покачал головой и тут же вызвал управделами, которому приказал оформить наряд на получение автомашины М-1 для ОКБ-31.