«Москва, спаленная пожаром». Первопрестольная в 1812 году - Васькин Александр Анатольевич. Страница 54

«4-го сентября при сильном ветре окружен был дом наш со всех сторон горящими строениями и ужасным пламенем. Барки частью пустые, частью наполненные пшеницею и другим хлебом, стоявшие в Москве-реке под самым домом нашим, объяты были пламенем, а также и мука, и хлеб, выгруженные на берег и положенные в большие яруса. Между тем приняты были, однако ж, все меры для спасения дома нашего от пожара. Лабазы, выстроенные на берегу и наполненные мукою и хлебом, подвержены были великой опасности». [155]

Сам Иван Тутолмин принимал непосредственное участие в тушении пожара: «Окруженный со всех сторон пламенем, Воспитательный дом находился в большой опасности. Неоднократно загорались оконные рамы и косяки Дома, соседние заборы, и главный надзиратель со служащими гасили водой сыпавшиеся, как дождь, искры и тем самым спасли Воспитательный дом». [156]

В борьбе с огненной стихией принимали участие уже упомянутые нами отец и сын Христиани, им удалось привести в порядок одну пожарную трубу:

«Мне с старшим сыном моим, одним из помощников моих, и другими добрыми людьми удалось потушить многие места, кои было загорелись. В это же время загорелся с одной стороны мост, находящийся при устье р. Яузы. Но как я туда уж и до сего отправил пожарную трубу, то и отстояли горящий мост с помощью многих посторонних людей, даже женщин и девок, кои с собственного движения стали носить воду. Ежели б сие не удалось, то достиг бы огонь дрова, лежавшие в множестве выше моста, и тогда бы невозможно было спасти с сей стороны большое наше окружное строение. Но пламя угрожало также сему строению со стороны улицы Солянки, куда мы все и бросились. Я с сыновьями и помощниками моими, а также и некоторые обыватели стали сламывать горящие заборы и деревянные домики и уносить дрова; без сей предосторожности огонь бы добрался до наших деревянных сараев, конюшней и погребов, и тогда бы невозможно было отстоять реченное большое строение. Но с помощью Всемогущего отвратили мы сие несчастие, в чем способствовал нам много расторопный и отважный наш пожарный начальник Бауермейстер, неоднократно подвергавшийся великой опасности». [157]

Тот самый четырнадцатилетний подросток, что исполнял обязанности переводчика при Тутолмине, Петр Христиани совершил героический поступок:

«Младший сын мой, – пишет его отец, – помогавший тушить пожар со стороны Солянки, удалился опять к реке. Вдруг заметили, что в 5-м этаже квадрата (имеется в виду Воспитательный дом – А.В.) в отделении, принадлежавшем кормилицам, загорелась деревянная решетка пред окном. Сын мой взбежал со всемозможною скоростью по лестницам, открыл горящее уже окно и столкнул на двор решетку, объятую пламенем. Сим решительным поступком отвратил он и сию опасность». [158]

Несмотря на то, что вспомогательные строения вокруг Воспитательного дома сгорели, как то: аптека, конюшни, домашняя кузница, само здание удалось отстоять. В последующие ночи служащие дома неотлучно охраняли дровяной склад, опасаясь его возгорания.

6 сентября, когда большая часть Москвы сгорела, в Кремль решил вернуться и Наполеон. В тот же день обозревая дымящиеся развалины, он не мог не обратить внимание на оставшийся целым и невредимым Воспитательный дом, героически спасенный его жителями от уничтожения. Как вспоминал секретарь-архивист императора, Фэн, Наполеон сказал другому своему помощнику: «Поезжайте и посмотрите от моего имени, что сталось с этими маленькими несчастными». [159]

Этого помощника, секретаря-переводчика звали Делорн де Де-вилль. Он хорошо говорил по-русски и, как и упомянутый главный интендант Лессепс, бывал в России до войны и даже успел тогда познакомиться с Тутолминым, которого он охарактеризовал своему императору как весьма достойного человека.

Воспитательный дом в наши дни

Судя по записям Фэна, Тутолмин очень обрадовался Делорну:

«Защита вашего государя стала для нас милостью неба, и без защиты, которую ваш государь нам предоставил, не было бы надежды защитить наш дом от того, чтобы он не стал добычей грабежа и пожара». [160] Не меньший восторг вызвало его появление и у детей, дружной ватагой обступивших француза.

Собственно, Делорн приехал за Тутолминым, которого он затем повез в Кремль на встречу с самим императором Наполеоном. Встреча эта стала поистине исторической, поскольку иллюстрирует пример поисков мира с Александром I, предпринятых французским императором в сентябре 1812 года. Это стало второй ошибкой Наполеона. Самоуверенность императора не позволила ему понять загадочную русскую душу. Казалось бы, можно ли надеяться на мирные переговоры с противником, после того как он сжег свою древнюю столицу? Уже сам этот факт, выраженный в девизе «Так не доставайся ты не кому», служит своеобразным ответом агрессору. Русские не просто спалили Москву, они сожгли мосты к возможным мирным переговорам.

Наполеон принял Тутолмина в Кремле 7 сентября. Разговор продолжался почти полчаса, в течение которого говорил в основном Наполеон. О содержании их разговора мы можем судить как по письмам и донесениям самого Тутолмина (например, его письмо вдовствующей императрице Марии Федоровне от и ноября 1812 года, опубликованное в 1900 году в «Русском архиве», № 11), так и по воспоминаниям наполеоновского секретаря Фэна.

Войдя в кабинет, Тутолмин поклонился Наполеону, находившемуся в хорошем расположении духа, что продемонстрировала не совсем уместная шутка императора. Он спросил, боятся ли до сих пор сироты Воспитательного дома, что французы их съедят? В ответ Тутолмин изрек обязательные в таком случае слова благодарности в адрес императора за его заботу о детях, за выделенную охрану и т. д. Видимо, удовлетворившись ответом Тутолмина, Наполеон решил прочитать ему лекцию о том, что если бы «этот Ростопчин» не сжег Москву, то всем москвичам было бы сейчас также хорошо, как и населению Воспитательного дома.

Ростопчина Наполеон вспоминал не раз и не два в своем обличительном монологе, причем, самыми недобрыми словами. Могло даже сложиться впечатление, что поскольку Москва занята французами, то и в этом также виноват московский генерал-губернатор. «Донесите о том императору Александру!» – то ли попросил, то ли приказал Наполеон Тутолмину.

Наговорившись, напоследок (так решил Иван Акинфиевич) Наполеон спросил русского, не нужно ли ему чего еще. Набравшись храбрости, Тутолмин испросил разрешения написать в столицу о чудесном спасении Воспитательного дома. Император милостиво разрешил.

Затем, ознакомившись со списком детей, который захватил с собою Тутолмин, Наполеон вновь пошутил, сказав с улыбкой, что всех взрослых девиц-таки успели эвакуировать! (Действительно, детей старше 11 лет велела вывезти в Казань вдовствующая императрица Мария Федоровна, еще 22 августа давшая следующее указание: «Помышляя, что жизнь, честь, невинность и нравы их могут подвергнуться опасности, я почитаю необходимым удалить из Москвы всех воспитанниц свыше 11 лет и воспитанников свыше 12 лет»). [161] Тутолмин не преминул пожаловаться и на оставшийся месячный запас продовольствия в Воспитательном доме.

Неизвестно, какую еще шутку отпустил бы Наполеон, если бы взгляд его не остановился на окне, откуда ему вновь показалась сгоревшая Москва. Император опять переключился на больную тему: «Несчастный! К бедствиям войны, и без того великим, он прибавил ужасный пожар, и сделал это своей рукой хладнокровно! Варвар! Разве не довольно было бросить бедных детей, над которыми он первый попечитель, и 20 тыс. раненых, которых русская армия доверила его заботам? Женщины, дети, старики, сироты, раненые – все были обречены на безжалостное уничтожение! И он считает, что он римлянин! Это дикий сумасшедший!» Нетрудно догадаться, что Наполеон вновь вспомнил о Ростопчине, дав ему такую объемную и эмоциональную характеристику.