Высокое окно - Чэндлер Раймонд. Страница 26

— Надо понимать, вы бы мне его не дали, если бы он ничего не значил.

Морни подошел к стоящему у стены черному с хромированной отделкой сейфу и открыл его. Он вернулся к столу, держа в руке пять новеньких банкнот, развернутых веером. Потом он сложил их, подровнял края и небрежно бросил на стол передо мной.

— Вот ваши пять сотен, — сказал Морни. — Уберите Ваньера от моей жены — и получите еще столько же. Меня не интересует, каким образом вы это сделаете, и я не хочу ничего об этом знать. Просто сделайте это — и все.

Я потянулся к новеньким хрустящим банкнотам трясущейся жадной лапой. И отодвинул сотенные бумажки в сторону.

— Вы можете заплатить мне, когда — и если — я заслужу, — сказал я. — Сегодня я удовольствуюсь небольшим интервью с мисс Конкист.

Морни не прикоснулся к деньгам. Он взял квадратную бутылку и налил себе еще. На сей раз он налил и во второй стакан и придвинул его через стол ко мне.

— Кстати, об убийстве Филипса, — сказал я. — Эдди малость посидел у парнишки на хвосте. Вы не можете объяснить мне почему?

— Нет.

— В подобных случаях вся беда заключается в том, что информация может выплыть откуда угодно. Когда убийство попадает в газеты, никогда не знаешь, чем это чревато. Если что — вы все свалите на меня.

Он пристально посмотрел мне в глаз:

— Вряд ли. Я был несколько груб с вами поначалу, но вы вели себя весьма достойно. Я рискну связаться с вами.

— Спасибо, — сказал я. — Вы не откажетесь сообщить, зачем вы велели Эдди звонить мне и пугать меня?

Морни опустил глаза и побарабанил пальцами по столу.

— Линда — мой старый друг. Молодой Мердок был здесь сегодня и виделся с ней. Он сообщил ей, что вы работаете на старую леди Мердок. Линда передала это мне. Я не знал, что это за работа. Вы не занимаетесь разводами — значит, старуха наняла вас не для таких дел. — На последних словах он поднял глаза и пристально взглянул на меня.

Я также пристально смотрел на него и ждал.

— Наверное, я просто из тех, кто любит своих друзей, — сказал он. — И не хочет, чтобы их беспокоили всякие сыщики.

— Мердок что-то должен вам, да?

Морни нахмурился:

— Подобные вопросы я не обсуждаю.

Он осушил стакан, кивнул и поднялся.

— Я пришлю к вам Линду. Возьмите ваши деньги.

Он вышел. Эдди Пру распутал свое длинное тело, выпрямился, одарил меня туманной серой улыбкой, которая не означала ровным счетом ничего, и неторопливо вышел вслед за хозяином.

Я закурил следующую сигарету и еще раз взглянул на счет компании по поставкам стоматологических материалов. Что-то слабо забрезжило в глубине моего сознания. Я подошел к окну. На другой стороне долины по склону холма по направлению к дому с освещенной изнутри башней из стеклоблоков поднимался автомобиль с зажженными фарами. Потом он завернул в гараж, фары потухли, и в долине стало как будто темней.

Было очень тихо и прохладно. Оркестр играл где-то под ногами. Музыка звучала приглушенно, и мелодию нельзя было разобрать.

В открытую дверь за моей спиной вошла Линда Конкист и остановилась, глядя на меня холодными ясными глазами.

Она была похожа на свою фотографию — и не похожа. Я увидел широкий холодный рот, широко расставленные прохладные глаза, темные волосы, разделенные посередине на прямой пробор. На ней был белый плащ с поднятым воротником; руки она держала в карманах плаща, во рту у нее была сигарета.

Она казалась старше, чем на фотографии; взгляд жестче, и губы давно разучились улыбаться. То есть они, вероятно, улыбались заученно, когда она выходила на сцену, но в другое время были плотно сжаты.

Она прошла к столу и некоторое время стояла неподвижно с опущенными глазами, словно пересчитывая медные безделушки на нем. Потом увидела стеклянный графин, плеснула из него в стакан и опрокинула его содержимое в рот быстрым коротким движением кисти.

— Вы некто по имени Марлоу? — Она присела на краешек стола и скрестила ноги.

Я ответил, что я — некто по имени Марлоу.

— Вообще-то я уверена, что вы ни на грамм не будете мне симпатичны. Давайте выкладывайте, что там у вас, — и отваливайте.

— Что мне нравится в этом заведении, — сказал я, — так это то, что здесь все абсолютно точно соответствует некоему стереотипу: полицейские у ворот, блеск и роскошь вестибюля, шикарные девицы, торгующие сигаретами; жирный сальный еврей с царственно скучающей танцовщицей; великолепно одетый, пьяный и безобразно грубый джентльмен, оскорбляющий бармена; молчаливый субъект с пистолетом; владелец ночного клуба с мягкими седыми волосами и манерами героя второсортных фильмов и теперь вы — высокая темноволосая певичка с небрежной усмешкой и уличным жаргоном.

— Вот как? — Она поднесла сигарету к губам и медленно затянулась. — А как насчет остроумного сыщика с прошлогодними шутками и манящей улыбкой?

— А какие у меня вообще основания разговаривать с вами?

— И какие же?

— Она хочет это вернуть назад. Срочно. Надо поторопиться, иначе будут неприятности.

— Я думала… — начала она и осеклась. Я наблюдал, как она борется с внезапным выражением заинтересованности на лице, вертя в пальцах сигарету и низко наклоня к ней голову. — Что она хочет вернуть, мистер Марлоу?

— Дублон Брэшера.

Она подняла на меня глаза и покивала, что-то припоминая и показывая мне, что припоминает.

— О, дублон Брэшера.

— Держу пари, вы о нем совершенно забыли.

— Почему? Нет. Я видела его несколько раз, — сказала она. — Вы сказали, она хочет вернуть его назад. Вы имеете в виду, она думает, что это я его взяла?

— Да. Именно так.

— Грязная старая врунья, — сказала Линда Конкист.

— Подозрения еще не делают человека вруном. Она может просто ошибаться. Значит, она не права?

— Зачем мне ее дурацкая старая монета?

— Ну, как… она стоит больших денег. Вы же можете нуждаться в деньгах. Насколько я понял, ваша свекровь не особенно щедра.

Линда резко хохотнула.

— Да, миссис Элизабет Брайт Мердок нельзя назвать очень щедрой.

— Может, вы говорите так просто со зла, — предположил я.

— А может, вам просто дать пощечину? — Она с отсутствующим видом затушила сигарету в медной пепельнице, проткнула окурок ножом для разрезания бумаги и потом стряхнула его с острия в мусорную корзину.

— Переходя к вероятно более серьезным вопросам, позвольте поинтересоваться: вы дадите ему развод?

— За двадцать пять сотен всегда буду рада, — ответила она, не глядя на меня.

— Вы не любите мужа?

— Вы разбиваете мне сердце, Марлоу.

— Он вас любит, — сказал я. — И, в конце концов, вы сами вышли за него.

Она лениво взглянула на меня.

— Мистер, не думайте, что я не заплатила за эту ошибку. — Она закурила следующую сигарету. — Но девушка должна как-то жить. А это не всегда так просто, как кажется. И девушка может ошибиться, выйти замуж не за того человека и не в ту семью, ища того, чего там нет. Безопасности, что ли.

— Но, не видя при этом необходимости любить, — добавил я.

— Я не хочу быть слишком циничной, Марлоу. Но вы бы удивились, если бы узнали, как много девушек выходит замуж только для того, чтобы обрести дом, — особенно девушек, у которых устали руки отбиваться от жизнерадостных посетителей подобных заведений.

— У вас был дом, и вы покинули его?

— Мне это дороговато встало. Старая накачанная винищем врунья сделала сделку невыгодной. Как она вам понравилась в качестве клиента?

— У меня бывали и хуже.

Она сняла крошку табака с губы.

— Вы заметили, что она делает с этой девушкой?

— Мерле? Я заметил, что она ее запугивает.

— Не просто. Девочка у нее живет с малолетства. Она пережила какое-то потрясение, и старая карга воспользовалась этим, чтобы полностью подчинить ее себе.

При посторонних она на нее орет, но наедине может гладить по головке и нашептывать в ушко. И крошка вроде как трепещет.