Над Арктикой и Антарктикой - Мазурук Илья Павлович. Страница 24

— Братцы, вот теперь всем смотреть внимательно — впереди должна быть Марха. Кто увидит первым — рубль в счет жалованья, — пошутил я, стремясь разрядить напряжение, возникшее после обмена “любезностями”.

— Спасибо за доброту, обрадовал, будем стараться! — шуткой на шутку ответил бортмеханик.

Все приникли к окнам. Женя остался верен себе — через десять минут раздался его торжествующий голос:

— Марха! Вон — слева! Как, Валентин, правильно я говорю?

— Теперь точно, Марха! — подтвердил штурман.

— То-то! Командир, мне обещанный рубль! Сомнений не было — перед нами желанная Марха Разворот влево почти на сто тридцать градусов, и мы пошли вдоль Мархи, лентой извивающейся среди тайги.

— Теперь, товарищи, ищите дым костров. Только рубль не обещаю, а то с вами ризоришься..

— Должны увидеть минут через десять—пятнадцать, — уточнил штурман

— Слышимость геологов улучшается, — радостно доложил Николай,

— Женя, снижайся до пятисот метров

— Слушаюсь, командир! четко, по-военному и теперь уже безо всякой обиды в голосе ответил второй.

— Вижу дым! — на этот раз отличился бортмеханик.

— Где? Где?

За небольшим поворотом открылся прямой участок реки. Два вертикальных столба дыма поднимались вверх, обозначая “ворота” посадочной площадки и свидетельствуя о том, что ветра нет.

— Командир, они нас видят! возбужденно доложил Николай

— Отлично, Коля. Передай, что идем на посадку в Хатангу — или с кем ты там работаешь, попроси, чтобы следили до самого вылета.

Я взял управление в свои руки, начал снижение. Хорошо просматривалась полоса, обозначенная темнеющими кучками елочек. Пролетев немного входные костры, полностью добрал штурвал на себя, но… Приземления я не почувствовал — самолет, казалось, продолжал лететь. “Высоко выровнял? — мелькнуло в голове. — Нет, не может быть”.

— Командир, — встревоженный голос Жени, — с моей стороны нет лыжи!

Бросаю взгляд влево — с моей стороны лыжи тоже не видно. Только стойка шасси вспарывает снег.

Прошли долгие секунды, прежде чем мы почувствовали энергичное торможение Самолет остановился. Неуклюже выбрасывая ноги, к нам торопились люди

— Ладно, выключай, Володя, с лыжами разберемся…

Из выходной двери опустили лестницу, которая вертикально повисла на верхних крючках Я прыгнул с последней ступеньки и оказался по пояс в снегу. Он был даже не рыхлым, а пушистым — иного слова не подберешь. Так вот куда “пропали” наши лыжи! Мы не почувствовали приземления потому что сели в полном смысле слова в снежный пух.

Геологи рассказывали нам йотом, что за всю зиму не было ни ветерка Снег, но их словам, падал вертикально, “как в Швейцарии”. Почему “в Швейцарии”, осталось непонятным, ведь никто из них там не был Меня, впрочем, любые образные сравнения мало волновали. Главное — как взлететь с этого “пухового” аэродрома? Сесть-то сели… Ну да ладно, это потом…

Незнакомые бородачи крепко жали нам руки, подкатила упряжка, вернее, то, что осталось от последней упряжки…

Быстро разгрузили продукты, сбросили бочку с бензином, которую взяли на всякий случай.

Больной был уже на месте, в самолете. Он, оказывается, пытался усовершенствовать печь, сконструированную из железной бочки. И когда рубил зубилом, осколок металла попал в глаз. Требовалось срочное медицинское вмешательство, поскольку глаз хотя ц не вытек, по чудовищно распух. А мы решали сакраментальный вопрос: как же нам всё-таки оторваться от “пуха”?

Винты почти касались снега, от них вперед при-шлось протаптывать дорожки. Как могли утоптали спереди и под лыжами. Лишь бы стронуться с места, а там… Счастье, что у нас Ли-2: он, по летной поговорке, если рулит — значит, взлетит И благо, что у нас впереди три-четыре километра прямой, без извилин реки.

Попрощались с геологами, выслушали слова благодарности, заняли свои рабочие места. Двигатели запущены. Полный газ!

Самолет ни с места. Настороженно переглядываемся. Отдаю штурвал от себя — самолет немного опустил нос. Затем резко на себя — какой-то еле заметный “клевок” и… Ура! Поехали! Моторы работают на полной мощности, температура головок цилиндров уже предельная. Штурман следит в окно за лыжами, я тоже успел бросить взгляд — они, словно подводные лодки, поднимаются из глубины снега на поверхность

— Скорость — девяносто, — докладывает бортмеханик.

— Закрылки пятнадцать!

— Есть пятнадцать!

Самолет, как говорят в авиации, “вспух” в трехточечном положении. Мы в воздухе, висим, но не набираем скорость.

По докладу штурмана, мы пробежали около двух километров. Взлет не из легких, конечно, но теперь-то все позади. Курс на Хатангу!

— Женя, давай тысячу!

— Я не брал.

— Хватит придуриваться, набирай тысячу мегров

— Слушаюсь! Свои ребята, сделаем!

Настроение у всех приподнятое от сознания успешно выполненного задания. Шутки, разговоры. Подошел Николай, доложил, что связь с Хатангой имеется, что погода хорошая как в Хатанге, так и на запасных.

— Спроси у штурмана. Николай, если ему пеленгатор больше не нужен, то отпусти девушку отдыхать, поблагодари за отличную работу.

…В Хатанге нас ожидали телеграммы от геологов и от командира авиагруппы. А Нелли Адриановна уже улетела в Дудинку, к большому сожалению многих членов нашего экипажа.

ПОСАДКА “НА ШИЛО”

С высоты трехсот метров картина выглядела впечатляюще. Еще полчаса назад морской буксир, неторопливо обогнув мыс Муостах, тянул но губе Буор-Хая длиннющий плот строевого леса, который с таким нетерпением ожидали строители поселка Тнкси А теперь внезапно разбушевавшийся шторм на наших глазах начинал растаскивать бревна. Из-под общего скрепляющего плот пояса безжалостные волны выхватывали отдельные связки, которые тут же рассыпались, рассеивались по всей бухте.

Помочь мы ничем не могли, конечно. “Мы” — экипаж “Каталины” под номером Н-481. Совсем недавно я был назначен командиром летающей лодки, моим инструктором-наставником стал Владимир Васильевич Мальков—один из тех, кто в 1944 году вместе с Мазуруком перегнал четыре гидросамолета из Америки. Да и “Каталина”, кажется, была той самой.

По заданию мы должны были проследить движение плота, а затем разыскать в Быковской протоке караван речных судов, которые по какой-то причине не выходили на радиосвязь. Теперь, сообщив о судьбе плота, мы развернулись на северо-запад и через залив Неелова направились к устью Быковской протоки, соединяющей бухту Тикси с Леной. Уже минут через пятнадцать мы увидели четыре колесных парохода, стоявшие без движения у северного берега протоки. Посоветовавшись, решили сесть у каравана и выяснить причину стоянки и радномолчания.

Никакого опыта полетов на гидросамолете у меня еще не было. Каждая посадка становилась для меня задачей со многими неизвестными. Владимир Васильевич, сидя на месте второго, как правило, не вмешивается в управление, но после окончания полетов критика его была уничтожающей.

На этот раз сели v каравана вполне благополучно. Подрулили к пологому берегу. К нам уже спешили двое моряков, один из которых оказался начальником каравана. Причиной их “молчания” оказались неверные радиоданные — они работали на другой частоте, нежели морпорт Тикси, а причиной стоянки был крепкий ветер, разгулявшийся в губе Буор-Хая. Они не рискнули туда идти, поскольку для плоскодонных речных пароходов — колесных (!). как в знаменитой кинокомедии “Волга-Волга”,—даже небольшая видна была, конечно, смертельно опасна.

Мальков рассказал! начальнику каравана обстановку в губе, наш радист дал частоты. И, тепло попрощавшись, мы легли курсом на Тикси, уже предвкушая ужин в аэропортовской столовой.

—- Командир, нам радиограмма! — подошел радист Степан Киселев.

“Борт Н-481, командиру, произвести посадку в дельте реки Яны у дизель-электрохода “Индигирка”, взять на борт начальника морпорта Трусова и доставить его в Тикси. Начальник аэропорта Жаров”.