«Нормандия». Гибель флагмана эпохи - Широков Алексей Николаевич. Страница 17

Для любителей вкусно поесть, не жался денег, за последней трубой на Шлюпочной палубе, расположенной пятью палубами выше главного ресторана, имелся ресторан-гриль. Удобное, непретенциозное помещение давало отличную возможность отвлечься от торжественного великолепия главного ресторанного зала.

Ресторан-гриль на 166 мест исполнял функции ночного клуба «Нормандии», ресторана a la carte [15] (или табльдота, или того, что сейчас называется «шведский стол»), танцевального и обзорного зала, а также бара первого класса одновременно. Из помещения почти овальной формы (прибл. 23 x 28 м), с окнами от пола до потолка, пассажирам первого класса открывался роскошный вид на море и кильватерный след судна, убегающий в бесконечность Атлантики. Это место также пользовалось популярностью, особенно у тех, кому хотелось закусить среди ночи.

Стиль оформления ресторана-гриль, разработанный Марком Симоном (Simon), был ближе к Баухаузу, нежели к ар-деко. Стальные столы и плотно обитые зелёной кожей хромированные рамы стульев служили контрапунктом длинным люминесцентным светильникам литого и крученого стекла, укрепленным на потолке. Пол помещения покрывал темно-коричневый линолеум, за исключением центрального паркетного овала, служившего танцплощадкой с инкрустированными на ней литерой «N» и якорем, плывущими по волнам. Стены были отделаны навощенной кожей.

За рестораном-гриль по левому борту располагались приватный бар и салон для карточных игр, по правому борту — отдельные кабинеты для пассажиров, склонных предаваться гурманству без свидетелей.

Особенным аттракционом ресторана-гриль была его замечательная терраса — почти прямоугольное продолжение тикового покрытия кормового окончания Шлюпочной палубы. Любителям океана на этой «пляжной» палубе предназначались два ряда деревянных зигзагообразных диванчиков в стиле ар-деко; навесные стеклянные панели защищали сидящих от холодного атлантического бриза. По вечерам терраса подсвечивалась шестью светильниками типа уличных фонарей.

Если бы рейсы «Нормандии» проходили в теплых водах, то эта эспланада была бы похожа на настоящую курортную террасу где-нибудь в Приморских Альпах. Но погода в Северной Атлантике лишала возможности выпить кофе или позагорать на открытом воздухе. Обитатели зигзагообразных диванчиков оставались тепло одетыми даже под ярким солнцем.

По первоначальному замыслу оформителей, дальний конец террасы должна была охранять бронзовая фигура Нептуна с трезубцем в окружении дельфинов. Однако статую, слишком тяжелую для палубы, пришлось установить на причале в Гавре.

Ни одно из многочисленных ресторанных помещений «Нормандии» не подходило двум особым категориям пассажиров: детям и прислуге. Горничным, камердинерам, шоферам, няням и прочей обслуге пассажиров первого класса отводилась специальная столовая, расположенная над главным ресторанным залом на палубе «В». За соседней дверью была столовая для маленьких детей, стены которой Жан де Брюнофф (de Brunhoff) украсил изображениями слонёнка Бабары, детского персонажа, выдуманного его женой.

Покинув ресторан-гриль и направляясь к салонам и залам первого класса, пассажир прежде всего попадал на верхнюю площадку просторной, внушительной парадной лестницы. Здесь была установлена La Normandie [16] работы Леона Бодри (Baudry) — бронзовая, покрытая лаком скульптура (вые. 2 м, вес 450 кг), изображавшая нормандскую крестьянку с фруктами в руках.

С этой доминантной точки пассажиры (при помощи бинокля) могли видеть курительный и главный салоны, галерею, верхний вестибюль, театральный зал и декорации на его сцене (в том случае, если все двери были открыты).

Неспешно спустившись по лестнице, пассажиры оказывались в огромном курительном салоне (17 х 26 x 7 м). Его стены были полностью обшиты деревянными панелями китайского лака с тончайшими золотыми росписями работы Жана Дюнана, одного из основоположников этой техники ар-деко.

Когда раздавались контракты на художественное оформление «Нормандии», Дюнан предложил тему «развлечения и наслаждения человечества», а именно — «спорт», «охоту и рыболовство», «укрощение лошади человеком», «танцы» и «сбор винограда». Коричневые сафьяновые диваны, мягкие кожаные кресла и лакированные карточные столы дополняли интерьер. Именно сюда удалялись пассажиры после обеда, чтобы подымить сигарой или трубкой и поиграть в покер с друзьями.

Из курительного зала пассажиры проходили в главный салон через громадную раздвижную дверь (7 x 8 м), также работы Дюнана. С одной стороны (курительный салон) они были украшены резными фигурами охотников и животных в джунглях, а с другой (главный салон) — росписями в восточном вкусе. В каждой створке электрофицированной двери, раздвинув которые, можно было объединить оба помещения, имелось но двустворчатой двери меньших размеров. Во время рейса оба помещения объединялись в одно ежедневно перед чаем и к началу вечерних развлекательных мероприятий.

Главный салон (именовавшийся также гранд-салон или гран-салун) был той же ширины, что и курительный (26 м), но в два раза длиннее (34 м); высота в центре зала достигала 9 м. Это помещение, самое высокое на океанском лайнере, можно сравнить только с залом ожидания Центрального железнодорожного вокзала в Нью-Йорке или ресторанным залом гостиницы «Метрополь» в Москве. Свод поддерживали десять пар позолоченных круглых колонн.

Стены главного салона были почти полностью закрыты гравированными стеклянными панно, расписанными с обратной стороны золотой, чёрной, платиновой и палладиевой красками в маньеристском стиле. Панели изготовил Дюна, соратник и друг Рульманна. На этих панно, посвященных истории мореплавания, — вернее, ее мифологической версии, — были изображены корабли, боги и богини, морские змеи и другие фантастические существа, а также острова с античными храмами и маяками.

Большую часть пола закрывал пушистый серый ковер; рисунок паркета центральной площадки для танцев представлял точную копию мозаики на полу тронного зала во дворце Фонтенбло. Днем паркет застилали огромным прямоугольным ковром ручной работы (12 х 8 м, вес 450 кт) — шедевром Обюссона, с узором в виде цветочных корзинок Эмиля Годиссара (Gaudissard). На протяжении трех месяцев его сплетали десять мастеров, сделав более восьми миллионов узлов.

По углам, в полукруглых вырезах ковра, стояли «световые фонтаны» рифленого опалового стекла работы Рене Лалика. Подобно тем, что были установлены в ресторанном зале, они напоминали его авторские работы, демонстрировавшиеся на Парижской выставке 1925 г. Каждый «фонтан», высотой около 4 метров, имел в основании круглый четырехместный диванчик. В противоположных концах салона возвышались две массивные латунные урны работы Дора.

Для размещения приподнятой над полом эстрады для оркестра мебель здесь разместили ассиметрично. Обстановка состояла из небольших столиков, массивных диванов и кресел без подлокотников, обитых красными обюссонскими гобеленами, также работы Годиссара. Их упругие спинки и сиденья украшали растительные узоры в форме цветочных букетов, вторившие рисунку центрального ковра. Мебель компенсировала некоторую холодность стен и придавала всему помещению тёплое настроение, Внушая ожидание чего-то радостного.

Главный салон был самым впечатляющим местом на судне, за исключением, пожалуй, главного ресторанного зала. Для пассажиров, находивших, что он чересчур велик, были предусмотрены два небольших салона (дамская гостиная и музыкальная комната) по левому и правому бортам, куда можно было пройти через двери, скрытые панелями Дюпа.

Салон был настолько большим, что мог вместить всех без исключения пассажиров первого класса по таким торжественным случаям, как балы-маскарады, боксерские состязания, фехтование, балеты, благотворительные базары и показ мод. На море эти мероприятия проходили под патронажем наиболее известных пассажиров. Иногда им оказывали честь своим присутствием Фред Астер, Артуро Тосканини, Яша Хейфец. В спокойные часы салон прекрасно подходил для игры в карты; подавали легкие закуски и напитки.