«Нормандия». Гибель флагмана эпохи - Широков Алексей Николаевич. Страница 27

«Её постоянство было действительно замечательным. Если остановиться на открытой палубе и повернуться лицом к бризу, который порождался движением, или посмотреть на быстро исчезающие "барашки" на поверхности волн, то можно было убедиться, что вы несетесь со скоростью нью-йоркского такси. Вообразите себе Эмпайр-стейт-билдинг, оторвавшийся от земли и устремившийся вдоль Пятой авеню со скоростью 34 мили в час, и вы представите себе, что значит "Нормандия"».

К концу ночи пассажиры туристского и третьего классов, чьи каюты располагались ближе к корме, поняли, что им предстоит необычный рейс. Они стали главными жертвами вибрации корпуса судна, которая была настолько сильной, что многие переселились в каюты, расположенные ближе к носу.

К счастью, практически все, кто «имел значение» для репутации «Нормандии» — в том числе пресса, — занимали каюты первого класса. Репортеры, конечно же, слышали о вибрации, но немногие испытали ее «на своей шкуре». Кроме того, всем было известно, что вибрация для новых судов — явление ожидаемое.

Репортеров больше занимала скорость. Вибрация, возможно, и заслуживала абзаца статьи, но «Голубой ленте» отводились целые полосы. «Нормандия» стартовала превосходно. Сразу после полудня пятницы, 31 мая, в середине вторых морских суток, Ричард Рейган, корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн», радировал следующее сообщение своей газете:

«С борта парохода "Нормандия " (в море), 31 мая. По результатам покрытия 744 морских миль за первые сутки рейса, новый французский суперлайнер претендует на мировой рекорд. В один шестичасовой промежуток с 10 вечера вчерашних суток до 4 утра сегодняшних, несмотря на сильное волнение и усиливающийся ветер, его средняя скорость составила 31,5 узла».

Чего Рейган не знал — фактически этого не знал никто на борту, кроме командования, — что в 7:00 утра произошла небольшая поломка одного из конденсаторов правого борта. Его удалось починить лишь к 12:15 дня 1 июня. В течение этого времени средняя скорость «Нормандии» упала до 28,07 уз. Пока механики занимались ремонтом, на борту весело и с выпивкой отмечали дневной рекорд «Нормандии».

В тот полдень мадам Лебрен формально открыла ресторан-гриль (плотники наконец-то его завершили) и той же ночью отправила в США радиограмму о том, что на борту был отпразднован День памяти павших в гражданской войне. «Я никогда не забуду священный долг перед павшими героями, который всецело разделяю с Соединенными Штатами», — сказала она.

Во время обеда команда Азара завершила ремонт конденсатора, «Нормандия» вновь стала набирать темп движения и к ночи шла уже со средней скоростью 30,2 уз., задействовав лишь 128 000 л.с. (при расчетной мощности в 160 000 л.с.).

На следующее утро капитан Пюнье информировал прессу о том, что он намерен повысить скорость после входа в Гольфстрим. «Мы не будем пытаться в этот рейс достичь предела, — сообщил он корреспондентам, — но мы с легкостью побьем все рекорды».

Так или иначе, но германские корреспонденты сочли это ошибочным. На следующий день газеты по всей Германии вышли с ликующими заголовками на первых страницах: «Владельцы "Нормандии" признали невозможность перекрытия трансатлантического рекорда скорости».

Склонность Германии к занижению достоинств «Нормандии» не была сюрпризом. В то время трансатлантические рекорды скорости принадлежали только судам из двух фашистских стран: Италии, чей «Рекс» установил рекорд западного перехода в 4 суток, 13 часов 8 минут на средней скорости в 28,92 уз., и Германии, чей «Бремен» установил рекорд восточного перехода, его показатели примерно на час и на один узел уступали «Рексу».

На закате кажется, что пароход держит курс прямо на солнце. Как только его розовеющий диск приближается к горизонту, на палубы высыпают пассажиры — провожать день. Закаты в океане как праздник. Кажется, будто в этот час небо и океан демонстрируют все великое богатство красок и тонов, из которых создан прекрасный облик нашей планеты. А если еще теплый вечер, да покойная вода за бортом! Ни на каком ином виде транспорта — только на корабле — могут быть вот такие минуты ощущения близости к природе, минуты, которые наполняют чувством покоя и душевного равновесия.

В 10:00 вечера того же дня в судовом театре прошел fete de bienfaisance [32] с участием французской писательницы Габриэль Сидони Колстт, на котором вниманию публики были представлены две короткие пьесы. Затем в главном салоне состоялось выступление артистов варьете, а в полночь в ресторане-гриль были танцы в сопровождении джаз-оркестра Крайслера.

На утро следующего дня, воскресенья, вездесущая мадам Лебрен посетила первую службу в церкви «Нормандии», которую проводил католический архиепископ Уильям Кугаш из Нью-Йорка. Судовая церковь была заполнена до отказа, и некоторым пришлось стоять в холле, что было весьма необычно, так как в среднем менее 15% пассажиров роскошного лайнера посещали воскресные службы. Остальные предпочитали нежиться в постелях, приходя в себя после греховных эскапад субботней ночи.

В этот же день шоколадный фабрикант Менье, ветеран-инвалид Первой мировой войны, пригласил Владимира Юркевича и его жену на коктейль в приватный бар. Здесь Юркевичей представили морскому министру Уильяму Бертрану, который, несмотря на очередное падение кабинета, еще сохранял свой пост до возвращения во Францию. Они были также представлены адмиралу Бито, и, кроме того, «дочери и белль фий президента Лебрен, — как писала об этом Ольга Всеволодовна. — Министр горячо благодарил моего мужа за исключительный успех его изобретения, адмирал Биго прочувственно пожимает руку и представляет все новым и новым присутствующим. Это было первое официальное признание заслуг инженера Юркевича, тщательно замалчиваемое из коммерческих соображений широкой французской прессой». Кроме того, в официальном списке пассажиров первого класса Владимир Юркевич значился директором опытного судостроительного бюро «Пеноэ» (Directeur du Bureau d'Etudes des Constructions Navales des Chantiers dc Penhoet).

Что до «Нормандии», с ее прекрасными двигателями, то она установила новый рекорд суточного перехода за 25 часов, завершившихся в воскресенье 2 июня: пройденное расстояние составило 748 миль на средней скорости в 29,92 уз. Между ней и «Голубой лентой» не оставалось ничего, кроме нескольких сотен миль открытого океана. Но вскоре пришлось столкнуться с действительной угрозой, которой опасался капитан любого судна, — плотный туман над Гранд-Бэнкс.

Пюнье смело отреагировал на это. Используя радио для определения расположения других судов относительно «Нормандии», он приказал дать судну полный ход. По его мнению, ни одно из судов не было достаточно близко, чтобы хоть как-то угрожать «Нормандии». Он также был уверен, что судну не грозила опасность айсбергов, потому что «Нормандия» держалась летнего (южного) курса, где в это время их не встречали. Поэтому громадный французский лайнер со свистом несся сквозь туман, не снижая скорости даже на долю узла. Он должен был прибыть в Нью-Йорк следующим утром, в понедельник, и Пюнье хотел добраться туда как можно раньше.

Перед рассветом следующего дня парижская контора КЖТ радировала Пюнье и просила пройти маяк Амброз до 11:30. Это была конечная точка, расположенная на Восточном побережье, после прохождения которой скорость «Нормандии» будет учтена и принято решение о том, поставлен рекорд или нет. КЖТ хотела, чтобы капитан подождал, так как новый нью-йоркский причал будет не готов к ее приему до 15:00. Снизить скорость «Нормандии», чтобы вписаться в график докования? В се первом рейсе? В погоне за «Голубой лентой»? Это было не в характере Пюнье. Так что «Нормандия» продолжала держать темп. Она неслась к Америке с наивысшей скоростью, которую только смогла развить за весь рейс: 31,69 уз. — 58,69 км/ч.

В 7:35 утра 3 июня над «Нормандией» пролетел крошечный самолетик. Его пилотировал Билл Кливленд, летчик, нанятый «Нью-Йорк джорнал», который позже напишет: