Горячая афера - Одувалова Анна Сергеевна. Страница 41

— Могу. — Лексия не стала отрицать. — Но никогда не изображаю, если на то нет жизненной необходимости. Я волновалась за платье.

— Платье? — Танир отступил. — Моя самооценка посрамлена…

— Удовольствие удовольствием… но нам еще выходить в люди.

— К демонам всех!

Танир властно накрыл поцелуем губы, подхватил Лексию под ягодицы и приподнял. Мошенница послушно обхватила ногами его за талию и через секунду почувствовала обнаженной спиной прохладный шелк простыней. Контраст обескуражил, закружилась голова, и Лексию затянула чарующая зелень глаз доменуса. Она чувствовала его каждой клеточкой разгоряченного тела, даже малейшее движение отзывалось наслаждением. Словно искорки пробегали по коже.

Лексия задрожала от предвкушения, притягивая мужчину ближе к себе и обвивая ногами. Плотная ткань брюк скользнула по обнаженной нежной коже внутренней поверхности бедер, грудь царапнула парча сюртука, а жадные губы целовали все упоительнее с каждой секундой, заставляя теряться во времени и пространстве. Лексия привыкла руководить процессом, главенствовать, но сейчас послушно подчинялась, извивалась и выгибалась навстречу ласкам, становящимся все настойчивее и откровеннее.

Танир перехватил ее запястья и завел безвольные руки за голову, прижав их к подушкам. Чуть отстранился, заметил затуманенный взгляд, раскрасневшиеся щеки и припухшие от поцелуев губы.

— Ты восхитительна… — хрипло прошептал он и оставил дорожку из обжигающих поцелуев на шее.

— Я могу быть разной…

— Но в любом обличье остаешься прекрасной.

Одной рукой он удерживал мошенницу за запястья, а другой нежно провел от ключицы по груди вниз к округлой лунке пупка с небольшим камушком, заставляя изгибаться в пояснице и, прикрыв глаза, молить о новой ласке. Его движения были порывистыми, но выверенными. Он играл на теле Лексии, словно на музыкальном инструменте, пробуждая все новые чувства и эмоции, пытаясь покорить не только отзывчивое разгоряченное тело, но и покрытую ледяной коркой душу. И ему это удалось — умелыми поцелуями, изощренными ласками и неожиданной нежностью. Разум затуманился, открывая истинную сущность Лексии. Маска пока держалась, но стала зыбкой и хрупкой. Дунь — и она упорхнет, словно бабочка.

Танир все еще был одет, и это заставляло мошенницу чувствовать себя особенно уязвимой, но сейчас такая уязвимость нравилась. Он чутко предугадывал желания. Когда надо — прижимался сильнее, царапая жестким материалом шелковую кожу, когда нужно — отстранялся и нежно целовал или резко прикусывал соски. Рука давно скользнула к низу живота и ласкала, доводя до пика блаженства, погружаясь все глубже и заставляя всхлипывать и стонать громче.

Не позволяя себе капитулировать, Лексия вывернулась из захвата сильных рук, приподнялась на локтях и обняла доменуса за шею, с лихвой возвращая полученные поцелуи. Нежность отошла на второй план, и вырвалась с трудом сдерживаемая страсть. Движения стали более смелыми и нетерпеливыми. Лексия дернула за отвороты сюртука, стаскивая его с сильных плеч, освободила доменуса от рубашки, любуясь совершенным, словно высеченным из мрамора торсом, но Танир не позволил себя разглядеть как следует, швырнул на подушки и взялся рукой за ремень брюк. Застежка не сразу поддалась нетерпеливым порывистым движениям.

Лексия задыхалась от желания и с наслаждением наблюдала, как темнеют глаза доменуса. Она видела, насколько сложно ему удерживать эмоции, усиленные зельем. Но все же он медлил, подходил неторопливо, словно давал возможность одуматься и сбежать. Мошенница привыкла скрываться от опасности, а стоящий перед ней мужчина, безусловно, был опасен, но вместе с тем притягательно красив. Отказаться от такого было бы преступлением, и Лексия, не сводя с него глаз, протянула руки, приглашая.

Намекать два раза не пришлось. Танир очутился рядом в тот же миг. Снова поцеловал, сначала медленно, упоительно лаская языком, а потом сильнее, жестче, так, что перехватило дыхание. Лексия думала, что задохнется, но он внезапно отстранился и замер, глядя с едва заметной полуулыбкой. В глазах бушевала страсть, полыхая изумрудным магическим огнем, а движения были медленными, дразнящими.

Мошенница сдерживалась, запрещая себе сойти с ума, а Танир пытался быть нежным и все контролировать, не понимая, что сейчас ей нужно совсем не это. Одно соблазнительное движение бедер, один призывный стон, и он словно сорвался, с рыком впившись в губы жадным требовательным поцелуем. Сильное поджарое тело, которое, казалось, целиком состояло из жгутов мышц, вдавило в кровать, а Лексии оставалось лишь чуть прогнуться в пояснице, чтобы принять его в себя и раствориться в сумасшедшем желании. Боль смешалась с наслаждением, стало все равно, что зубы оставляют отпечатки на плече. Ритмичные движения становились быстрее с каждой секундой. Дыхание сбивалось, перед глазами темнело, а сумасшедший вихрь желания нарастал и заполнял все вокруг, стирая границы дозволенного, заставляя уже не стонать, а кричать, целовать жарче, впиваться ногтями в ягодицы в попытке быть еще ближе, стать единым целым, чтобы потом вместе сгореть в одном, распыляющем на мельчайшие частицы, взрыве.

Отрезвление приходило медленно. Вместе со злостью на себя и обстоятельства, с усталостью, ноющими мышцами и неясными угрызениями совести где-то в глубине души. Замена Ласто нашлась слишком быстро, видимо, ветреность у Лексии была в крови. И хоть замена эта — на один день, но зато какая! Ноги дрожали до сих пор. Мошенница боялась, что одним разом не обойдется, горячий любовник — это как наркотик, сложно избавиться от зависимости. А иногда «подсесть» можно и с одного раза. Но она надеялась, что, когда зелье выветрится, контролировать себя будет проще.

На то, чтобы привести себя в порядок и внешне и внутренне, Лексии потребовалось минут пятнадцать, не больше. Из ванной комнаты она вышла холодная, сдержанная, и даже бледно-розовый укус на шее пропал, подчинившись воле хозяйки.

Таниру повезло меньше. Он не мог надеть маску, и следы бурно проведенного времени на нем были заметны отчетливее. Взлохмаченные волосы, помятое лицо. Доменус торопливо застегивал рубашку и старался не смотреть на Лексию. Это даже не обижало. Забавило. Мужчины так предсказуемы. Даже этот конкретный, очень занимательный экземпляр. Впрочем, немного досадно все же было. Не на него, а на обстоятельства.

Лексия знала, что это рано или поздно случится, но не так. Должна была быть игра, охота. Чувственный танец, растянутый во времени, и в конце этого танца — заставляющий потерять голову итог. Естественно, по ее замыслу, голову должен был потерять только Танир, а она — разбить еще одно сердце и исчезнуть, оставив после лишь мучительно сладкие воспоминания.

Сейчас же все вышло глупо и страстно, но больше глупо. А еще — спонтанно. Она открылась больше, чем хотела, он увидел больше, чем должен. Придется притворяться, лукавить и делать вид, будто для нее это норма. Ведь он считает именно так, иначе бы не был таким настойчивым.

Они стали жертвами зелья страсти, теперь обоим неловко, непонятно, как вести себя дальше, и неясно, что было истинным удовольствием, а что — влиянием отравы.

— Я… — Танир шумно выдохнул и взъерошил волосы. — Я не должен был…

«Как мило. Он чувствует смущение и способен раскаиваться. Задним числом это всегда делать удобно», — раздраженно подумала Лексия, но сказала совсем другое и непринужденно махнула рукой.

— Ах, доменус! Говорила же, что зелье коварно. Так какой смысл сейчас жалеть о чем-либо? На моем месте могла бы оказаться домена… вы уверены, что это было бы лучше? Я думаю, вам бы даже закончить начатое не дали. Все прервал бы разгневанный отец. Старая как мир схема, которая срабатывает снова и снова. Даже в наш прогрессивный век.

— Нет. Вы говорите ужасные вещи! — Доменуса даже перекосило. — Это трагедия.

— Вот именно поэтому молю вас: будьте осмотрительнее, тогда и мне страдать не придется. А об этом инциденте забыли! И не дай боги, кто узнает! Я не сплю с работодателями и законниками.