Светорада Янтарная - Вилар Симона. Страница 11

Как– то незаметно она вновь погрузилась в свои грезы, вспомнила ласковую негу волн, неожиданность встречи и смятение своих чувств. А их ласки там, на берегу… И то, как ее потянуло к красивому молодому мужчине. Она мечтательно смежила веки, пытаясь воссоздать в памяти блестящие капельки влаги на его смуглых плечах и чуть покрытую темной порослью грудь… Какие длинные у него ресницы! Как красиво они оттеняют его большие глаза! Очень светлые и прозрачные…

От грез ее отвлекло неожиданно сказанное кем– то слово о Руси. Светорада вмиг очнулась, вся превратившись в слух. Услышала, что Ипатий просит своего гостя из Херсонеса поведать, как теперь обстоят дела в этой далекой стране скифов.

Светорада почти безотчетно подалась вперед, так что заколыхались ее длинные янтарные серьги, ярко вспыхнули глаза. Ипатий посмотрел в ее сторону, понимая, что княжну не могут не заинтересовать эти вести, да и расспрашивал он Прокла с явным умыслом доставить приятное своей возлюбленной.

Тяжеловесный, суровый херсонит Прокл оказался довольно неплохим рассказчиком.

– Русский князь Олег, покорив соседние племена и подчинив своему граду Киеву удельных князей Руси, сейчас пребывает в мире и покое, – говорил он. – Недавно Олег женил своего родственника и наследника на очень известной на Руси женщине, удочеренной самим Олегом. Ее зовут Ольгой. Говорят, будто ее любовь с Игорем Киевским имеет давнюю историю. Мне даже сообщали, что Игорь долго не хотел жениться, предпочитая семейным радостям удел воина. Однако Ольга стала сейчас столь могущественной и почитаемой женщиной на Руси, что Игорь решился сделать ее своей женой, ибо равной ей нет никого в пределах Скифии.

Светорада слышала, как Прокопия шептала Грациане, что вон, дескать, женщина ждала своего избранника и дождалась. Светорада куда больше могла бы рассказать об отношениях этих двоих, и у нее даже забилось сердце, когда она поняла, сколько выдержки, ума и такта пришлось приложить Ольге, чтобы соединиться с милым ее сердцу Игорем.

Между тем Ипатий сказал Проклу, что, когда он покидал Таврику, там все больше говорили о некоем беспрецедентном по своей дерзости походе молодого предводителя русов на берега Хазарского моря, [36] в город Бердаа. Прокл ответил, что такой поход и впрямь имел место, причем русы захватили этот город и даже продержались в стране Арран [37] около года, отбивая атаки мусульман. Русы полностью подчинили себе город, однако их стали преследовать болезни, многие погибли, и они в конце концов взяли награбленное добро и отправились восвояси. Русы вроде бы заключили договор с Хазарией о том, что им беспрепятственно позволят вернуться через хазарские земли. Однако, когда русы возвращались с награбленной добычей, хитрые хазары напали на их поредевшие войска, и тем пришлось весьма несладко. Но все же они смогли прорваться. А их предводитель (Прокл все не мог припомнить его имя, но считал, что это, скорее всего, Игорь Киевский), вернувшись домой, не получил долгожданной славы, так как слишком много русов полегло в этом походе. И для него единственным способом вернуть расположение подданных было решение сойтись в браке с прославляемой и почитаемой на берегах Днепра Ольгой.

– Мне рассказывали, что вся их варварская столица веселилась на этом свадебном пиру, весь город представлял собой одно сплошное застолье и игрища, – закончил Прокл и мрачно поглядел на жующих и переговаривающихся под его рассказ гостей: вот, старайся для них, а им и дела нет до того, что происходит за пределами их мира.

В это время к Светораде приблизился управляющий и осведомился, не настала ли пора снова развлечь гостей?

– Сейчас иду, – ответила княжна, но еще какое– то время сидела, раздумывая о только что полученных вестях с родины.

Игорь… Он всегда желал добиться воинской славы, но постоянно проигрывал. А ведь Ольга, несмотря ни на что, так любила его! Некогда и Светорада была просватанной невестой Игоря, но сбежала перед свадебным пиром с тем, кого любила без памяти. Именно Ольга и помогла им, хотя сделала это главным образом для того, чтобы избавиться от нежелательной соперницы. Позже, когда они с Ольгой встретились вновь, на их долю выпали нелегкие испытания, сблизившие и сдружившие их. После небезызвестных событий у смоленской княжны остался сын Ольги и Игоря, маленький Глеб, [38] которого Светорада вот уже много лет называет своим сыном, не признавшись даже Ипатию, что это не ее дитя. По крайней мере Ипатий, одно время страстно хотевший, чтобы она родила ему ребенка, благодаря Глебу не попрекал ее бесплодием. Что до отца Глеба, то Ипатий никогда не спрашивал о нем… А она ничего и не говорила.

Вздохнув, Светорада извинилась перед соседками по столу и покинула их. Гости продолжали беседу, пробуя новые блюда, которые расторопные слуги подавали на стол. На сей раз это была рыба, по традиции приправленная корицей, гвоздикой, индийскими специями, грибами, уксусом, медом, виноградным соком и укропом. Запивать рыбу полагалось неразбавленным вином, терпким и ароматным, и некоторые гости заметно охмелели. Поэтому, когда звуки хора неожиданно смолкли и зазвучал бубен, к которому присоединились приятные мелодичные переливы, издаваемые арфой и кифарой, [39] они стали удивленно озираться.

Сперва улыбающиеся юные слуги посыпали мрамор пола легкими розовыми лепестками, потом на полукруглом проеме, ведущем в триклиний, откинулся занавес и в зал ровной вереницей стали входить танцовщицы. Гости оживились, а некоторые даже пьяно трясли головами, когда заметили впереди юных танцовщиц саму хозяйку поместья.

Обычно в Византии знатные ромейки не позволяют себе плясать на пирах, однако Ипатий, знавший, как дивно умеет танцевать его княжна и как она любит танцы, не посмел ей перечить, когда она выказала желание примкнуть к хороводу набранных в окрестностях девушек. Сейчас Светорада гордо и величаво шла среди них, ее золотистые глаза в обрамлении янтарных украшений ярко блестели, а движения были необычайно грациозны. К тому же танец был вполне пристоен: плясуньи едва ли показывали пирующим больше своих босых ножек, выглядывающих из– под длинных юбок.

Танцовщицы, двигаясь под звуки резкой и своеобразной музыки, то кружили тесными группками, то плавно выстраивались в одну цепочку. Светорада хорошо поработала с плясуньями, в их танце чувствовалась слаженность, одинаковые движения рук уподоблялись колыханию ячменных колосьев, а в изящных наклонах стана, когда они, соединив пальцы, проскальзывали в некоем замысловатом узоре, казалось, таилось нечто, что нельзя было назвать даже скромностью… Скорее гордостью. И только эти босые ножки, которые мелькали среди то и дело взметающихся ароматных розовых лепестков, могли смутить воображение зрителей, считавших это вызовом, напоминанием о телесности, о ее соблазнах и греховности.

Между тем величавые звуки арфы сменились более живым и быстрым ритмом, девушки сходились и расходились все быстрее, плавно кружились, на их разрумянившихся лицах сияли улыбки, а распущенные волосы словно летели вслед за ними. Они все живее двигались то в одну, то в другую сторону, пока не выстроились перед зрителями полукругом, грациозно подняв руки. Миг – и музыка смолкла, плясуньи замерли. Наступила тишина. Но лишь на миг. Потом раздались рукоплескания.

Ипатий первый встал, хлопая в ладоши, а там и Агир поднялся, и иные гости. Женщины, невольно пораженные и смущенные тем, что произошло, тоже били в ладоши, только не смели встать. Некоторые улыбались, когда девушки и госпожа Ксантия выходили из триклиния, и даже ворчливая Анимаиса заметила, что некогда в самом Палатии при второй императрице Зое исполнялись такие танцы, причем августа тоже принимала в них участие. Тем не менее Анимаиса не удержалась, чтобы не добавить ложку дегтя в мед, и сказала, что об упомянутой ею императрице Зое из рода Заутца поговаривали, будто она была бесстыжей и распущенной особой. Однако ее муж Агир со своего места громко добавил, что это не мешало Зое Заутца быть обворожительной женщиной, а император Лев любил супругу без памяти и долго ее оплакивал, когда она внезапно скончалась.