Светорада Янтарная - Вилар Симона. Страница 34
Продолговатое лицо Зои Карбонопсины даже потемнело, как бывает со смуглыми людьми, когда к коже приливает кровь.
– Возможно, тогда милая Ксантия расскажет нам, – осмелилась вмешаться она елейно сладким тоном, – как ей удалось накормить своих гостей в поместье столь отвратительной бурдой, какую по ее рецепту приготовила здесь уважаемая Анимаиса? Впрочем, гости милой Ксантии были в восторге, а вот мы в Палатии…
Она не договорила, скривив яркий ротик и сделав пренебрежительный жест.
Похоже, эта история со стряпней Анимаисы и впрямь осталась в памяти у придворных, ибо они стали посмеиваться и перешучиваться, а сама жена проэдра, стоявшая за Зоей, так и вспыхнула.
– О, милую Анимаису просто постигла неудача, – испросив у Льва разрешения продолжить, заметила Светорада. – Она оказалась не слишком догадлива и что– то перепутала в рецепте. То, что мое блюдо было изысканным и вкусным, могут подтвердить присутствующие тут проэдр синклита и препозит Зенон. Они хвалили мою стряпню. Если, конечно, не притворялись. – Княжна лукаво улыбнулась восседавшему неподалеку Агиру.
Лев тоже усмехнулся и произнес:
– Может, вы все же поведаете нам, в чем заключается ваш рецепт?
Светорада скромно потупилась, сообщив, что, вообще– то, это ее тайна. Но она так польщена тем, что светлейшего и мудрейшего базилевса интересует такая мелочь… Ведь для человека, который разрабатывает труды по военной стратегии, который пишет проповеди и церковные гимны, смягчает законы о рабстве, снижает налоги да еще и создал целый свод законов под названием «Василики», просто немыслимо уделять свое внимание такой мелочи, как рецепты блюд. Но это свидетельствует о невероятной широте его взглядов.
Патриарх поглядел туда, где у входа в кафизму с показным смирением стоял Феофилакт. Что ж, Заутца действительно угодил ему, представив эту женщину. Она не только красива и соблазнительна, но и умна настолько, чтобы тонко польстить базилевсу, оценив его труды, написанные на благо империи. Она даже разговором о кулинарии смогла его заинтересовать. И патриарх вместе со Львом и его окружением стали слушать, что для приготовления оного супа надо отварить каплуна в кипящей воде, затем отделить белое мясо и растереть его с большим количеством миндаля, добавить в полученную смесь бульон и пропустить через сито.
– Я сама следила за приготовлением блюда, – рассказывала Светорада, весело улыбаясь и не смущаясь смотреть в глаза самому базилевсу, словно перед ней был закадычный приятель, отчего Зоя просто кипела. Но Лев тоже улыбался, и княжна продолжала, уточняя некоторые подробности: полученную смесь надо еще раз проварить до густоты, а затем поджарить очищенные ядра миндаля и добавить их в разлитый по тарелкам суп. Да, и еще не забыть положить в суп несколько зерен спелого граната и немного сахара.
– Забавный рецепт, – произнес Лев, выслушав ее. – Не знаю, что там напутала уважаемая Анимаиса, но, слушая вас, я сам захотел отведать вашу стряпню. Итак, решено: вы сообщите со всеми подробностями, как готовить упомянутый суп, нашему палатийному повару, он его приготовит и подаст на сегодняшнем пиру. Вы же будете присутствовать и проследите, чтобы все было как положено и нам снова не подали к столу нечто почти неудобоваримое.
И опять смешки и лукавые взгляды в сторону обиженной Анимаисы. Только Зоя язвительно заметила, что вот, дескать, при Палатии появилась новая кухарка. Светорада пропустила эту колкость мимо ушей: она помнила, что ее умение готовить уже не раз сослужило ей добрую службу, и знала, что мужчины всегда оценят хорошую хозяйку. А главное, она видела довольный взгляд патриарха. Только об Ипатии княжна сейчас старалась не думать, понимая, что его честь будет задета решением базилевса пригласить на пир именно ее, а не человека, невестой которого она считалась. Это можно было понять и по тому, как помрачнел Зенон. Он таки попытался исправить ситуацию, напомнив о своем брате, однако Лев сухо заметил: миртаит Ипатий Малеил столько раз выказывал свое пренебрежение двору, избегая службы, что вряд ли сильно огорчится, если сегодня его имени не окажется в списке приглашенных.
Тем временем песчаное покрытие на беговых дорожках ипподрома уже разровняли, на специальном стенде выставили большие диски, которые означали один круг заезда, а зрители, утомленные ожиданием, оживились. Следовало начинать последний тур скачек. Паракимомен Самона решился заметить базилевсу, что пора бы им уже отвлечься от кулинарной темы и объявлять новые бега.
– Наш самбазилевс все же решил принять участие в этом заезде? – спросил Лев у Самоны. И, получив утвердительный ответ, поинтересовался, на какой квадриге будет скакать кесарь Александр и какая кличка у левой пристяжной лошади.
Теперь он словно позабыл о сидевшей рядом красавице, и она смогла немного перевести дух. Светорада поймала на себе взгляд патриарха Николая, одобряющий, почти веселый. Когда же он чуть кивнул ей, это же заметила и Зоя. На миг ее прекрасное лицо исказилось от ярости, когда она поняла, что встреча с янтарной шлюхой была заранее подготовлена Николаем, ее врагом и соперником в борьбе за влияние на императора. Светорада опять ощутила на себе ее прожигающий взгляд, но смотрела только туда, где над воротами, из которых должны были появиться участвующие в забеге колесницы, возвышалась квадрига бронзовых коней.
Рядом Самона сообщал императору:
– Ваш августейший брат пожелал скакать на четверке гнедых лошадей анатолийской породы, которая уже участвовала в первом забеге. Но в прошлый раз она пришла третьей, хотя Александр считает, что эти лошади на редкость хороши и неудача квадриги случилась исключительно по вине нерадивого возничего. Ибо левой пристяжной там значится Аврора, а она всегда показывала неплохой результат и прекрасно выезжена. Кесарь готов показать лучший результат, он даже уверен в победе, однако…
Самона умолк, чисто женским жестом проведя пальцами по волосам.
– Что тебя смущает? – спросил базилевс.
– О мудрейший, разумно ли ему позволять этот заезд, если вместе с кесарем в нем примет участие сам известный Гаврилопул?
Тут даже Светорада заинтересовалась. Как и все жители столицы, она была наслышана о Гаврилопуле, лучшем возничем, не проигравшем ни одного заезда и ставшем любимцем Константинополя. Поговаривали, что Гаврилопул уже заслужил право быть вылитым в бронзе, чтобы затем его статую установили на «спине» разделительного заграждения ипподрома. Говорили также, что в скачках он дерзок, неуступчив, не щадит в соревновании ни себя, ни животных, ни соперников. И нередко состязающиеся с ним возничие предпочитают уступать, поскольку знают, что вошедший в раж Гаврилопул может пойти на сшибку, что опасно как для людей, так и для лошадей.
Светорада украдкой покосилась на императора. Тот задумчиво потирал свой внушительный нос. Его брат, недовольный сегодняшней победой, просто вытребовал, чтобы в день его рождения ему позволили, вопреки жеребьевке участников, вновь скакать на квадриге. Но состязаться с Гаврилопулом…
– Пусть едет, – сказал Лев. Его голос прозвучал сухо и холодно.
Да, своему брату базилевс позволял все – как разумное, так и неразумное.
Между тем уже дважды томительно и громко пропела труба, ипподром стихал, готовясь к волнующему зрелищу. Все головы как по команде повернулись в сторону кафизмы. И вот император поднялся и, приняв из рук препозита Зенона белое полотнище, взмахнул им, ознаменовав начало состязаний.
Громогласно ударил гонг. Ворота под бронзовой квадригой распахнулись, и колесницы загрохотали по беговому кругу. Четыре экипажа «голубых» и четыре «зеленых» неслись по беговой полосе, а на возничих, поверх специальных кожаных доспехов, развевались короткие накидки цвета той партии, за которую они выступали. На головах у них были кожаные шлемы с предохранявшими лицо нащечниками. К тому же возничих удерживали в колесницах специальные ремни, однако у каждого с собой был нож, чтобы в случае, если колесница перевернется, обрезать ремни и благополучно выбраться из нее. Оставаться в перевернутой колеснице было опасно, хотя каждый из управляющих квадригой надеялся, что он достаточно искусный возничий, чтобы избежать катастрофы. И когда копыта лошадей упруго били в песок бегового круга, никто из смелых ездоков не думал о возможных несчастьях, а только о победе.