Линия ангелов - Флакс Фелиция. Страница 19

— Хватит вина, — проговорил Ангел-city, наблюдавший за мной из тени.

— Позволь это решать мне самой, — вспыхнула я.

Как он смеет мне указывать?!

— У твоего вина особый вкус…

— И что это значит?

— Свеча скоро догорит.

Сегодня Гарланд изъяснялся как безумец. Но смотрела я не на него, а на потрескивающую свечу. За столь короткое время она уменьшилась наполовину. Старинные восковые свечи слишком быстро тают, истекая прозрачным воском. Их бесцветные капли — как слезы. Умирая, свечи плачут.

Наверное, я тоже свихнулась. Двое безумцев за одном столом. При умирающей свече.

— Прежде чем она догорит, я бы все-таки хотела выпить еще вина, чтобы затем, в потемках, не пронести бокал мимо рта. — Я требовала тоном разгневанной королевы.

Будь у меня на макушке корона, она бы сейчас угрожающе надвинулась на лоб от резкого мотания головой.

— Выпей лучше апельсиновый сок. — Ангел-city был категоричен и нежен.

Подозрительно категоричен. Подозрительно нежен.

Меня же стало «заносить». В голове потихоньку все начало крениться и плавно съезжать со своих мест. Как на корабле в большую качку. Я подозревала, что, если рискну подняться со стула, меня тоже начнет качать из стороны в сторону. Здравый смысл точно вымыло алкоголем. Вместо него образовался горячий вакуум.

— Если я не выпью еще вина, то разобью этот чудный бокал, — сообщила я, удивляясь собственному голосу — он сделался хрипящим.

— Бей. — Ангел из мрака, похоже, тихо рассмеялся.

Смех его решил судьбу бокала. Я с силой швырнула прекрасную вещь на пол, наслаждаясь убийственным звоном, испугавшим тени.

— Ты купишь новый? — поинтересовалась я, торжествующая.

С клокочущей злой радостью в сердце. И с по-прежнему пустой вакуумной головой.

— Увы, уже не смогу. Этому бокалу двести восемь лет. Было…

Потрясенный возглас вырвался у меня. Боже мой, что я творю? Комната во мраке качнулась и едва не перевернулась на 360°. Что-то стальное вдруг начало сдавливать влажные виски. Я дотронулась до них дрожащими холодными пальцами, пытаясь избавиться от давящего ощущения. Оно сделалось еще сильнее. От давления начали закрываться глаза.

— Мне очень жаль. — пролепетала я, с ужасом понимая, что глаза мои вот-вот закроются без моего желания. — Я не знаю, что со мной сейчас происходит…

И я даже не уверена, услышал ли меня Гарланд на другом конце стола, потому что едва слышно шептала пересохшими губами.

— Смотри на свечу, она уже догорает. — Ангел-city опять на мгновение проступил из переплетенных теней, и его лицо, светлое-светлое, удивительное и чуть-чуть печальное, вновь показалось мне иконным.

Свеча напоследок мигнула, занялась темно-синим, пронзительно затрещала и погасла.

И я выпала из реальности. С головокружительной высоты опрокинулась в абсолютную тьму. И, кажется, разбилась насмерть…

…Глаза открывались медленно-медленно. Веки казались тяжелее бетонных плит Когда же, наконец, глаза открылись, то поначалу ничего не увидели, ибо перед ними клубился серый туман. Потом туман стал рассеиваться, и проступила комната со всеми предметами.

Знакомая комната.

Крохотная, с низкими потолками, выцветшими дешевыми шторами, оклеенная бледными обоями в розовый цветочек и криво повешенной люстрой на пять плафонов, из которых горел только один.

Я страшно вскрикнула, вскакивая и снова падая… на кровать с продавленным матрацем. У него одна пружина сильно впивается куда-то чуть пониже седьмого позвонка. Матрац пора давно выбросить на помойку, но тогда следует купить новый. А на беготню по магазинам у меня никогда не хватало времени.

…Я лежала на собственной кровати, в своей городской квартире. За окном раздавался шум несущихся бесконечным потоком автомобилей. К этому гулу примешивались гудки, возгласы, стуки и еще черт знает что, как обычно бывает в большом городе, когда окна выходят прямо на оживленный проспект.

Я сделала вторую попытку встать. Со второго раза у меня это получилось. Но, сделав два бездумных шага, остановилась, не зная, что мне делать дальше. Стояла и дико озиралась по сторонам, содрогаясь от холода.

Почему так холодно? Ах да, я же в легком открытом платье. Белом. В том самом, в каком восседала на ужине при единственной свече. Когда это было? И было ли это вообще?

Каланта…

Ужасно далекое слово.

Может быть, мне приснится чудесный остров, пропахший орхидеями, и черный ангел на этом острове?

Я оглянулась на зеркало, которое отразило меня: бледную, растрепанную, но в вечернем наряде. В моем гардеробе таких платьев отродясь не имелось. Сон продолжается?

Резко взревевший за окном какой-то дикий автомобиль заставил меня подпрыгнуть на месте и осознать, что сон закончился. Я проснулась. Точнее, воротилась в обычную будничную реальность, в которой нет места орхидеям и ангелам. Предчувствие меня не подвело.

Ангел-city позабавился и вышвырнул меня из рая, как отцветший цветок, даже не переписав сценария похищения. Он просто опоил за ужином какой-то очередной дрянью (именно поэтому вино имело такой странный жгущий привкус) и в бессознательном состоянии переправил по линии ангелов в мир иной. То есть в мой мир.

Отличная месть.

А я-то еще гадала, каким будет наше прощание, не предполагая даже, что со мной вообще не попрощаются.

Я навзрыд рассмеялась. Я не ощущала боль. Может быть, потому, что сердце впало в кому. А душа… душа осталась на Каланте. Не кусочек, не частичка — вся целиком. И теперь мне надо научиться жить с погасшим сердцем и потерянной душой. И с воспоминаниями об утраченном рае. Множеством воспоминаний — светлых, чудесных, полных красок и цветов…

«Никсон»!

Я судорожно вздохнула, вдруг вспомнив про фотоаппарат, и похолодела. Неужели он остался на острове? Мутные глаза отчаянно заметались по комнате, не надеясь обнаружить верного друга. Но «Никсон» вернулся вместе со мной. Лежал на подоконнике. Значит, Ангел-city оказался не так жесток, чтобы нас разлучить.

Я бросилась к фотоаппарату, намереваясь сейчас же увидеть и роковые орхидеи, и черные эльфские глаза, и выразительную татуировку, и ангелов, раскинувших мраморные крылья, и смеющиеся небесные очи Скарамуша, и плещущийся пенный океан. И…

Флэш-карта была абсолютно пуста. С нее стерли все снимки. Почти полторы тысячи. Все исчезло…

У меня не осталось ни-че-го.

И это предполагалась с самого начала. Именно поэтому Ангел-city не возражал против снимков, разрешая снимать все и всех подряд. Именно поэтому никто не скрывал своего лица, и все так открыто смотрели в мой объектив.

Все оказалось продумано заранее. Ангел отомстил люто.

Жуткий вопль отчаяния исторгся из меня. Господи… Именно сейчас, когда я смотрела на ужасную «табулу расу», я поняла, что мир развалился на куски. Я нахожусь среди острых обломков, и никогда уже мое бытие не сложится в гладкую картину.

Потом я заметила конверт, прислоненный к витой океанской ракушке, полной вздохов океана. Мне не хотелось брать его в руки и вскрывать. Потому что там наверняка — слова. Пустые, банальные слова, о чем-то…

Но я ошиблась. В конверте находилась фотография. Едва я взглянула на нее, как она выпала из моих разжавшихся пальцев. Фотография изображала меня совсем голую, с закрытыми глазами, раскинувшуюся на кровати Гарланда в окружении алых орхидей. Видимо, он сделал этот снимок, когда я лежала в беспамятстве, опоенная соком той загадочной орхидеи, что растет на Филиппинах.

«Красота — всегда наказуема» — так, кажется, сказал Ангел-city.

Я сползла на пол. Мне хотелось только одного — умереть.

10

Когда я появилась на работе, ничуть не изменившийся Барни, такой же землисто-бледный, лохматый и потный, взглянув на мое лицо, поинтересовался: уж не в загробном ли царстве я провела свой отпуск.

Я ответила, что в раю.

Тогда Барни сказал, что если из рая возвращаются вот с такими физиономиями, то он постарается съездить отдохнуть в ад.