Цветок змеиного дома - Нигматулина Галина. Страница 39

Вот и попробуй после такого заявления не признать и отказать.

Лорды еще не успели сообразить, какой им дать ответ, а Шэйтассс уже поднялся из кресла вместе со мной и, холодно прошипев, – мы скоро вернемс-с-ся, – заскользил к высокой арке, ведущей в сторону покоев, где Анаишшш приводил себя в порядок перед Советом.

Нам в спину раздалось едкое замечание:

– Верно. Ее жизнь дейс-с-ствительно бесценна, нитх. Завидую и, в то же время, сочувс-с-ствую тебе, Дэйрашшш. Как и Шэйтасссу. Наверное, все время у наложниц проводите? Такая нежная и хрупкая со-рин, захочеш-ш-шь – не согреет. Сколько раз ты смог ее попробовать после «права ньера»? А твой ши-ар? Хотя… Главное, чтобы стабильно приносила нам детеныш-ш-шей. Самочек… – притворно сочувствующий, масляный голос. – Кстати, по этому поводу хочу предложить тебе контракт, у меня восемь наследников…

Кто это был и что ответил Дэй, я не успела расслышать: мы с Шэйтасссом уже покинули центральный зал. Зато вдоволь налюбовалась на беснующиеся жгучие глаза, полные тьмы и желания затолкнуть эти слова обидчику обратно в глотку. Обидчику, так нелестно отозвавшемуся об ассиэри дома черных ниидов, о его альффин. Которая совсем потухла и теперь нервно теребила пальцами подвеску на эбонитовой змеиной груди, чувствуя комок в горле и боль в душе. Потому что, ладно, когда ты сама об этом думаешь, но когда твои страхи и сомнения озвучивают со стороны и при всей империи (для протокола снимают), это еще хуже. Понимаю, что для чужаков я всего лишь ценное имущество ньера и его дома, но… Никогда еще не чувствовала себя так скверно, как в данный момент. А ведь всего полчаса назад порхала, как бабочка. И это только начало. Начало Совета. Мне с этими лордами в холоднокровии и близко не тягаться. Особенно когда я начала сомневаться в чувства х своего темного зверя…

– Лена, посмотри на меня. Ты и правда в это вериш-ш-шь, мой альффин?

Меня осторожно приподняли за подбородок гигантскими пальцами, подтянув мое тело так, чтобы на ши глаза оказа лись на одном уровне.

– Я не хочу в это верить, ниид. Но согласись, многое звучит очень убедительно. Понимаю, что сейчас не время выяснять отношения, но ты ведь знал о возможности завести от меня ребенка? Верно?

– Только догадывалс-с-ся, – напряжение.

– Вот видишь, – я горько усмехнулась. – Поэтому ты и расстался с «даром жизни» не задумываясь, а не потому что… – замолчала. – Два в одном. И в постель по закону уложил свой экзотический цветок, и детеныша получил, возможно, женского пола. Детеныша, которого я буду любить, как ни одна со-рин до этого не любила своего малыша, если, конечно, позволишь и не заберешь свое сокровище в сектор черных ниидов.

Лицо нааганита, похожее на застывшую маску, дернулось. – Лена… – хрипло.

– Не перебивай, – подняв руку, без страха прижала ладонь к тонким трансформированным губам кровавого зверя империи Амморан, задев острые иглы выпирающих клыков. – Я тебя за это не осуждаю, Шэйтассс. Ты тот, кто ты есть, – нааганит. Такова твоя сущность. Но у меня к тебе есть один очень важный вопрос, на который я хочу получить честный ответ, и не лги. Сейчас это уже не нужно, ведь ты и так получил все, что желал. Сам тогда сказал…

В черной бездне змеиных глаз, прочерченных огненным росчерком вертикального зрачка, взиравших на меня с болью, отчаяньем и снова пробирающей до дрожи тоской, потому что чувствовал – теряет, можно было сгореть и превратиться в пепел. Я и сгорала. Вернее, оттаивала. Потому что, уж что-что, а читать эти глаза я давно научилась.

– Кто я для тебя, ниид? Альффин или со-рин? Твоя самка или твоя собственность? Скажи, я хоть капельку грела твое сердце по-настоящему? Или все же играл? Вот что я хочу знать. Вот, что для меня очень важно, Шэйтассс. Вот…

Договорить мне не дали.

Издав непонятное шипение-клекот, эбонитовый нааганит с кровавыми всполохами по чешуе опустил меня на пол. Отодвинулся, чтобы не задеть. А потом, не сводя с меня немного безумных, но уже полных ответа глаз, начал свою трансформацию…

Через пару минут к стене меня уже прижимал мужчина. Высокий, мощный, довольно грубый и нетерпеливый. С раздувающимися ноздрями и горящими глазами. Рычащий и, честно признаться, немного пугающий, потому что с трудом себя контролировал.

Жадные голодные поцелуи, пьющие мое дыхание и тепло.

Треск ткани, и платье на плечах разорвано, а по моей шее гуляет гибкий язык и хозяйские клыки; клыки, ищущие место для… клейма. Вскрикнула от боли. Довольное урчание, руки перехватили и завели мне за голову, снова начав терзать горящие, расцарапанные от его несдержанности губы, сильнее вжимая меня в стену своим твердым возбужденным телом.

– Глупая Альффин, – хриплый шепот над ухом, и мочке тоже досталось от острых игл, а также гибкого языка и жадного мужского рта, втянувшего в себя нежную плоть, – да я ни одну женщину так не желал, как тебя, мой цветочек. Никого так не щадил и не берег. Ни от кого так не зависел. Совет двенадцати, а я думаю только о твоих глазах. Глазах, в которых перестал видеть свое отражение. Почти перестал. Ты не предс-с-ставляеш-ш-шь, как это больно, моя Альффин. – Освобожденную от корсажа грудь болезненно и в то же время бережно сжали, уделив внимание и горошине чувствительного соска. – Слышишь, я называю тебя «моя Альффин». Мой цветочек. Мое с-с-сладкое безумие. Самка, которую я выбрал. И не из-за потомс-с-ства. Грран ошибался… Он не знал… Советовал применить к тебе «право ньера», железа удалена, и скоро я не смогу им пользоваться. Да, я хотел… Это был единственный шанс в эту ночь. Но я не смог… Не смог… – мое лицо обхватили широкими ладонями, заглядывая прямо мне в душу всепоглощающими озерами тьмы, – слышишь, Лена, не смог!

– Почему? – едва слышно проговорила я, стараясь удержать предательские слезы, которые, вопреки моей воле, все же снова пролились.

– Потому что я болен тобой, моя доверчивая маленькая девочка. Невинный цветок, не познавший в полной мере жестокости моего мира. Мою жестокость. Вот почему… – мужчина прижал меня к себе так, что я вздохнуть не могла. Так отчаянно. – Болен, и выздоравливать не хочу. Ты яд, Лена. Сладкий, нежный яд, разъедающий мое нутро. И я убью любого, кто попытается меня от тебя избавить. Любого! Даже арри… И он это знает. – Глухо…

На Совет мы вернулись только минут через двадцать, после того, как кое-кто полностью поправил мне здоровье. Разорванное черно-зеленое платье, традиционное для со-рин, пришлось срочно заменить другим, послав по нуарру одного из альминов в ближайший гарем. Представляю себе его удивление. Регалии на себя четвертый лорд цеплял тоже в спешке…

А весело тут у них без нас. Даже жарко! А с нашим появлением в расхристанном виде стало еще жарче. Правильно… На больную и «забитую» я уже ну никак не тянула. Губы горят. Глаза прячу, потому что слишком довольные. На щеках румянец от смущения, но не от того, что пялятся всякие холоднокровные, а от того, что я еще помнила новый мужской вкус и то, как его пробовала. Зыркнув в сторону зависших от такой возвратившейся меня Анаишшша и Дэйрашшша и почему-то прямо-таки подавшегося вперед с раздувающимися ноздрями медного нидда, я, помня обидные слова, брошенные нам с Шяйтасссом вслед, взяла и, словно невзначай, «сыто» потерлась щекой об эбонитовую грудь своего вальяжно развалившегося в кресле темного ньера. Н-да-а. Рубиновые глаза сидящего почти напротив нас двенадцатого лорда империи Амморан Ингарра просто надо было видеть! Такая, как я, и кровавый зверь?!! Это было выше его нааганитского понимания. Да и не только его… Хмык над головой, и сильные пальцы зарылись мне в растрепанные волосы, больно дернув за локон в знак предупреждения, чтобы не заигрывалась. А потом просто начали гладить, как котенка, прижимая к змеиному телу. Хозяин…

Нет! Этот медноволосый меня определенно бесит! И чего так принюхиваться? Можно подумать, голограмма что-то чувствует! Хотя… Чувствовать не чувствует, а новое платье на мне нельзя было не заметить. Говорю же, первое попавшееся из гарема. Обменять? Не хватило времени. Нам с Шэйтасссом было не до этого. Мы… Мирились.