Почти брат (СИ) - Чайка София. Страница 27

— Отрабатывать спасение будешь. Натурой. — Феодор посмотрел в ее сторону и, слегка пошатываясь, насмешливо добавил: — Не трусь. Писать тебя буду.

Сеня едва не сползла по стене от своеобразного облегчения, поскольку о спокойствии речь не шла. Чего еще ожидать от Феодора, она не знала.

— А это обязательно — снимать одежду?

— Я рисую исключительно обнаженку. Специализация такая. Хватит скромничать. Ничего нового я не увижу. — Он подождал, пока Сеня снимала с себя халат, подошел к ней и отобрал одежду. Оглядев ее тело, словно она — неживой предмет, скомандовал: — Эти желтые тоже долой и ложись на диван. Руки закинешь за голову.

Смирившись, девушка сделала, как он велел, и уставилась в стену. Сегодня она стыдилась гораздо сильнее, чем вчера на автостоянке. Феодор некоторое время раздавал команды — куда повернуться и в какую сторону смотреть, а затем приступил к работе.

Со временем Сене кое-как удалось расслабиться, и она с любопытством наблюдала за процессом. Феодор походил на сумасшедшего, бегая вокруг холста, раз за разом ероша то пряди сальных волос, то бороду и размахивая кистью. При этом он что-то бормотал, хмурил кустистые брови и периодически поправлял ее руки и ноги. Создавалось впечатление, что бородач изображал не женское тело, а девятибалльный шторм.

За окном сгустились сумерки, когда Феодор засунул кисть в банку с какой-то жидкостью и вытер руки тряпицей, измазанной красками.

— Устал я, — заявил мужчина, но стоило Сене шевельнуться и попытаться прикрыть руками уязвимые места, как он скомандовал: — Лежать!

— Я только хотела посмотреть, — оправдываясь, пробормотала девушка.

— Потом увидишь. — Феодор подошел к дивану и какое-то время изучал ее лицо. Сеня замерла, интуитивно чувствуя опасность. Художник растянул губы в пьяной улыбке. — А теперь — награда. Детка, у тебя шикарный рот.

Он навалился на нее, впиваясь в губы и одновременно неловко расстегивая брюки. Сеня не отвечала на поцелуи. Она вообще старалась не двигаться, еще надеясь, что мужчина оставит ее в покое. Когда же он силой раздвинул ей ноги, девушка зажмурилась и попыталась не думать о том, что с ней происходит. Вместо она девушка принялась вспоминать счастливые моменты своей жизни — маму, бабушку и Сергея, тех, кто о ней заботился, был к ней добр, но сейчас не мог помочь по разным причинам.

За следующий месяц Сеня сумела смириться с новой жизнью. Она готовила еду, стирала одежду — свою и Феодора. Ей пришлось пожертвовать еще одной рубахой, чтобы сшить себе наряд на смену халату в клетку. Сеня выдраила дом и познакомилась с соседкой по даче, назвавшись племянницей Феодора. Она не знала, поверила ли ей пожилая женщина, но зато девушке удалось заполучить кабачки и петрушку в обмен на посильную помощь.

Обычно Феодор появлялся с кое-какой едой, естественно на свой вкус, но той хватало ненадолго. Гораздо больше художника интересовала выпивка. Иногда он пропадал на несколько дней, не объясняя, куда отправляется и сколько времен его не будет. Это имело свои положительные и отрицательные стороны. Когда Сеня оставалась в домике в одиночестве, к ней никто не приставал со своими мужскими потребностями, а вот ночевать оказалось страшновато. Обычно в таких случаях она засыпала только под утро, опасаясь незваных гостей.

Гость таки явился в их крохотный дом. Это случилось в тот момент, когда на Феодора нашло очередное вдохновение. Сеня едва успела прикрыться халатом, когда в дверь протиснулся крупный пожилой мужчина в светлом костюме с белоснежной копной волос, очень напоминавшей львиную гриву. Он остановился у порога и оперся на трость, молча обозревая присутствующих.

— Давид! — Подвыпивший Феодор подплыл к гостю и радостно потрепал мужчину по плечу. — Сколько лет, сколько зим!

— Два месяца прошло, Слимак.

Именно это имя фигурировало на нелепых картинах, расположенных у стен ветхой дачи. Значит, на них — настоящая фамилия бородача, а не псевдоним. Сеня решила, что та ему подходит, но долго об этом не думала. Пожилой мужчина не спускал с нее хмурого взгляда. Поежившись, девушка принялась быстро натягивать на голое тело одежду. Руки дрожали. Ей было ужасно неудобно перед этим человеком.

Закончив с пуговицами, она сложила руки на коленях, не зная, куда их девать. Феодор же совершенно не обращал внимания на ее суетливые движения. Он тянул гостя к столу, словно позабыв о Сене.

— Я и говорю, давно. Садись. Кажется, у меня осталось полбутылки пива.

— Благодарю, но нет.

— Ах, да, ты же пьешь только вино. Красного нет. Извини. Ты продал мою картину?

Мужчина тяжело упал на табуретку.

— Переговоры — на завершающей стадии. Кто это? — кивнул он в сторону Сени.

Девушка выпрямила спину. В конце концов, это не ее вина, что она оказалась в таком положении.

Феодор бросил в ее сторону удивленный взгляд, будто впервые увидел. На несколько мгновений задумался, а затем выдал:

— Кристина. — Он почесал живот и поинтересовался уже у Сени: — Ты же Кристина?

Она поспешно кивнула.

Пожилой мужчина устроил трость между коленей и обратился к ней — спокойно, словно добрый дядюшка:

— Кристина, пожалуйста, погуляй немного. Нам с Феодором нужно поговорить.

Сеня тотчас взвилась с дивана, сунула в карман трусики и выскочила из дома. Уже на улице она закончила одеваться и уселась под окном — подслушивать. Совесть ее не мучила. Интуиция подсказывала девушке, что разговор пойдет о ней.

Обняв колени руками, Сеня прижалась ухом к облупленной краске и вдруг подумала, что если ей придется задержаться на даче до поздней осени, или даже зимы, она вряд ли выдержит здесь без одежды и обогревателя. Стены домика казались почти картонными, а одинарные стекла едва удерживали натиск ветра.

Нет, так дело не пойдет. Она должна верить, что вскоре все наладится, как-то решится. Иначе…

— Откуда эта девочка?

— Понравилась? Я пока не готов делиться.

— Она не похожа на шлюх, которых ты называешь натурщицами.

— Только не нужно читать мне нотации. Она — взрослая и сама решает, где ей быть. И с кем.

— Так откуда?

— Давид, лучше выпей. Зачем тебе лишняя головная боль?

— У нее вид ребенка из приличной семьи. Я хочу знать, как она здесь оказалась.

— Прибилась.

— Она — не овца и не корова, чтобы прибиваться. Феодор, ты же знаешь, я не веду дела с сомнительными личностями. Если ты не скажешь мне, откуда взялась эта Кристина, я расторгну контракт, и ты начнешь продавать свою мазню сам.

Сеня мысленно согласилась, что пожилой мужчина прав. Художества Феодора ей тоже не нравились. Она, конечно, в этом — не эксперт, однако даже на ее неискушенный взгляд агент по продаже должен знать об искусстве много, если не все. Что ее действительно беспокоило, так это настойчивые расспросы Давида.

Чего он добивается и чем ей это грозит?

От раздумий девушку отвлек пьяный возглас Феодора.

— Минуточку! А убытки? Тебе придется за это заплатить. Оно тебе надо? Или слишком богат? Может ты у нас подпольный миллионер? Зачем тогда возишься с подобными мне неудачниками?

— Я привык выполнять обещания. Если ты помнишь, хозяин этой хибары, уезжая за границу, попросил меня помочь тебе. Вот я и пытаюсь по мере сил. Откуда девочка?

Упрямец не отступал, и Сеню пробрал озноб. Она не знала, что в этом случае лучше: молчание Феодора или его рассказ об их необычной встрече. Давид казался более приличным человеком, чем Слимак, но она могла ошибаться — как тогда, с Аллой.

Озноб усилился. Сеня прижалась спиной к домику, прикрывая спину.

— Она не хочет говорить. И мне это не интересно. Я ее пишу, она здесь живет.

— А это чья работа? — Насторожившись, Сеня пыталась вспомнить, что могло привлечь внимание Давида. — Решил поэкспериментировать со стеклом?

Они обнаружили ее банки из-под кабачковой икры!

Однажды, во время долгого отсутствия Феодора, заскучав, Сеня попробовала украсить нарисованными цветами импровизированную вазу. Это занятие ей понравилось. Девушка не раз поглядывала в сторону бутылок из-под пива, но не решилась взять. Слимак сдавал их в пункт приема стеклотары, чтобы купить очередную порцию выпивки или закуски. Сеня испугалась, что художнику может не понравиться ее самоуправство. Как она могла забыть и не спрятать их на нижней полке буфета?