Берег холодных ветров (СИ) - Корнилова Веда. Страница 39
Еще Айлин перед уходом отдала матери то самое незаконченное письмо, которое писала незадолго до пожара — мол, передай его Тариану, если тот в их отсутствие вдруг одумается, придет сюда, и начнет интересоваться бывшей женой и сыном. Правда, письмо было оборвано на полуслове, но заканчивать его Айлин не стала — на это просто не было времени, и потом, главное она успела написать, а насчет всего остального бывший муж пусть догадывается сам…
— Мама, а куда мы едем? — голос сына оторвал Айлин от дум. Оглянувшись, она заметила, что они давно миновали пригород, и сейчас телега катит среди перелеска.
— Сынок, доедем до деревни, которая называется Белые Ключи, а на следующее утро поедем дальше.
— Куда?
— Довольно далеко…
Только сейчас женщина заметила, что возница слез с телеги, и идет рядом с лошадью. Кажется, в этом нет ничего особенного, но Айлин поняла — этот человек просто пытается оказаться как можно дальше от неприятного ему человека. Как видно, крестьянину по-настоящему тошно находится рядом с ней, иначе он вряд ли пошел бы пешком, тем более что до Белых Ключей путь не близок. Да и Кириан находится не рядом с матерью, а забрался на другой край телеги, туда, где были сложены мешки и корзин, поставленные одна на другую. Что ж, сейчас она в очередной раз видит перед собой наглядное подтверждение слов Бораса.
До Белых Ключей доехали несколько раньше, чем предполагала Айлин. В этом нет ничего удивительного, ведь мужик всю вторую половину дороги понукал свою лошадь, торопил, чтоб она шла поскорей. Конечно, вполне может быть и так, что он хочет как можно быстрей попасть домой, но молодая женщина была уверена — крестьянин просто-напросто стремиться как можно быстрей избавиться от своей неприятной попутчицы.
Предположения молодой женщины оправдались полной мерой, как только телега оказалась на околице деревни. Там мужик остановил лошадь, и с видимым облегчением пробурчал:
— Все, слезайте. Приехали.
— А вы не могли бы довезти нас до постоялого двора… — начала, было, Айлин, но мужик только что руками не замахал.
— Не, не! Я и без того в городе припозднился, меня давно дома ждут, так что вылезайте скорей, некогда мне с вами разговаривать! А до постоялого двора добраться легче легкого — идите по улице прямо, никуда не сворачивая, как раз до нужного места дойдете. Так что давайте деньги, и шагайте по своим делам…
Делать нечего — до постоялого двора женщине с сыном пришлось добираться пешком. Ну да в этом нет ничего страшного, — Айлин невесело усмехнулась про себя, — следует радоваться уже тому, что мужик не высадил их по дороге, хотя ему явно хотелось это сделать. Что ж, в этом случае стоит благодарить извечную привычку скуповатых крестьян не терять деньги понапрасну — если он в пути высадит неприятных ездоков, то не видать ему пяти медяков, обещанных за проезд до Белых Ключей, а по деревенским меркам это довольно-таки неплохие деньги…
На постоялом дворе Айлин удалось снять самую дешевую комнатку, в которую она сразу же ушла вместе с сыном: в дорожном мешке было немного еды, взятой из дома, так что терять время на ужин в общем зале они не стали. В крохотной комнатке, где из всей мебели была только одна кровать, мать с ребенком немного поели, а потом Кириан заснул — за один день для ребенка оказалось слишком много впечатлений, а вот Айлин еще долго лежала подле сына, не в силах забыться сном. В голову лезли думы о завтрашней дороге, о том, как Кириан вынесет дальнейший путь, вспоминала о матери и Борасе — как-то у них все сложилось?!
Молодая женщина и сама не поняла, отчего в ее памяти вновь всплыл образ Тариана, припомнились разговоры о его предстоящей свадьбе… Она, конечно, пыталась думать о прежнем муже как можно реже, только вот подучалось это плохо. Вот и сейчас Айлин было тяжело вспоминать о бывшем муже, и дело было не только в ее личной обиде — еще ей было по-настоящему горько представлять, что может ожидать Тариана в дальнейшем. Касиди говорила Айлин, что на ее бывшего мужа и его нынешнюю невесту наложен сильнейший приворот, с которым ей никак не справится: дескать, многие думают, что в привороте нет ничего особенного, и даже более того — он благо для тех, кто никак не решиться ступить в брак… К сожалению, все обстоит совсем иначе.
Помнится, знахарка тогда долго качала головой, и вздыхала: у некоторых людей совсем нет ума, когда они заказывают колдунам такой обряд! Почему она так говорит? Причин много, и одна из них та, что судьба детей, рожденных у пары, соединенной при помощи приворота, как правило, никогда не бывает счастливой, или же те дети могут родиться не совсем здоровыми. Мол, приворот — это самое настоящее насилие над личностью, и, по сути, представляет собой один из видов порчи, то есть в корне меняет человеку судьбу, предначертанную ему свыше, а это большой грех. По словам Касиди, в мире все должно находиться в равновесии, в том числе добро и зло, и если кто-то согрешит, то отвечать за это все равно придется. Совершенное хоть кем-то зло и добро — оно возвращается назад, только вот, к сожалению, частенько ответственность за чужие прегрешения несут их дети, а то и потомки…
Айлин вновь вспомнились первые дни после ее свадьбы, ведь именно тогда она стала понимать, что это такое, когда тебе в мужья достался по-настоящему любящий человек, а именно таким и был Тариан. Сейчас об этом можно вспоминать с улыбкой, но вначале она боялась начала семейной жизни, не знала, как вести себя с человеком, к которому не испытывала даже малейшей привязанности. Но все оказалось иначе, молодым людям было хорошо вдвоем: они разговаривали, шутили, смеялись, танцевали при свете свечей, читали или же просто молчали, и это молчание соединяло не хуже слов любви…
К сожалению, те счастливые мгновения безвозвратно ушли, так что и думать об этом не стоит, только вот в голову Айлин безостановочно лезли мысли о том, что, очевидно, и свою новую жену Тариан будет любить так же сильно, как когда-то любил и ее. От подобных предположений на душе становилось еще больнее, только вот сделать хоть что-то для того, чтоб изменить происходящее, было ей не по силам, и от осознания собственной беспомощности слезы сами собой текли из глаз, скатываясь на подушку из грубой дерюги, набитой прошлогодней соломой…
Утром, Айлин с сыном сидели в общем зале, стараясь поесть перед дорогой. Почему стараясь? Увы, здешний повар явно не был мастером своего дела: каша была мало того, что комковатая, так еще и подгорелая. Ну, Айлин еще могла уговорить себя съесть то, что было положено с ее миску, а вот Кириан хныкал, и наотрез отказывался пробовать подгорелую серую массу. Конечно, ребенок привык к другой еде, да и бабушка готовила замечательно, так что даже пробовать незнакомую пищу, к тому же неприятно выглядевшую и плохо пахнущую, он никак не хотел. Вдобавок ко всему мать и сын сидели едва ли не в одиночестве за длинным столом, хотя народу в обеденном зале хватало — просто через какое-то время, когда Айлин и Кириан сели за стол, вокруг них оказалось пустое пространство: постепенно сидящие рядом люди, прихватив свои кружки и тарелки, пересаживались на другие места.
Пожалуй, все это становится слишком заметным, и потому надо быстрей уходить. Айлин заставила сына выпить кружку молока, купила в дорогу ковригу хлеба и копченую грудинку. Не стоит тут попусту засиживаться, мозолить глаза окружающим, ребенок потом поест, в дороге…
Несколько дальнейших дней пути были непростыми, но, по счастью, без особых происшествий. На дороге хватало людей, идущих куда-то по своим делам, и на женщину с ребенком никто не обращал особого внимания. Если удавалось, то какое-то время мать с сыном ехали на крестьянских телегах, но куда больше приходилось идти пешком. Сердобольные крестьяне не раз предлагали подвезти мать с сыном до ближайшей деревни, но такие поездки длились недолго, а если точнее, то до того времени, пока у очередного возницы хватало терпения выносить эту неприятную особу, то есть Айлин. Пару раз молодая женщина пыталась пристроиться к паломникам, идущим на поклонение в очередной монастырь, но проходило совсем немного времени и люди настолько открыто начинали избегать Айлин, что она и сама старалась уйти от них.