Навь и Явь (СИ) - Инош Алана. Страница 100

После завтрака гости собрались в путь. Цветанка, склонившись над малышкой, ласково пощекотала ей пяточку, и девочка захихикала, дёрнув ножкой. Однако уже через мгновение веселье на её личике сменилось тревогой, и когда воровка взяла Светланку на руки, та громко разревелась – видно, чувствовала расставание.

– Ну, ну… Я скоро вернусь, не печалься, – поглаживая ребёнка по спинке, пробормотала Цветанка, чувствуя в горле острый и нелепый, горький ком, засевший неловко и мучительно.

Солнце причиняло боль, но воровка-оборотень нашла выход: соорудив из куска древесной коры что-то вроде козырька, она привязала его над глазами. Яркий день оставался по-прежнему тяжёлым испытанием для её зрения, но так убийственные лучи хотя бы не лились сверху слепящим потоком. Солнечные зайчики были её злыми врагами, а сверкающие струи встречного лесного ручейка заставили Цветанку сморщиться и отвернуться. Она с нетерпением ждала, когда вечером сила солнца пойдёт на убыль.

Направление на Волчьи Леса подсказывала Дубрава, время от времени превращаясь в горлицу и взмывая в небесную высь. Впрочем, Цветанка и без её подсказок нашла бы путь: разве она могла забыть холодный шелест Северного моря, принесшего ей беду в лице Серебрицы? Теперь она кожей чуяла леденящее дыхание его серых волн, а вслушиваясь, различала среди беззаботного дневного гомона мрачный шёпот и далёкое биение сердца тьмы, таящейся в неприступной глубине тех лесов.

Первый день пути таял в синей вечерней дымке. Истерзанные солнцем глаза Цветанки блаженствовали, и она прибавила ходу, забыв о том, что её спутники – люди, неспособные потягаться с нею в силе и выносливости. Вратена, впрочем, упорно шагала вперёд, превозмогая усталость, а вот Боско и Голуба уже еле переставляли ноги.

– Передохнуть бы, – едва слышно проронил мальчик. – И кушать очень хочется…

– Ну, тогда привал, – объявила Цветанка. – Могу поймать кого-нибудь на ужин.

– Нет уж, у нас сухари есть, – повела плечом Дубрава.

– А пусть словит, – решила Вратена. – Зачем отказываться, коли есть возможность поесть как следует?

– Я плоть живых существ есть не могу, – передёрнулась девушка.

– Ты – как хочешь, – пожала плечами её тётка. – Ешь сухари, а мы мяском силы подкрепим.

Остальные не возражали, и Цветанка отправилась на охоту. Бродя по лесу в облике зверя, она наткнулась на уединённое озерцо, одетое тишиной и заросшее камышом. Зеленоватый туман плыл над водой, а в небе дремали беззаботно-розовые облака, подрумяненные последним отблеском заката – чудесная картина, но охотнице было не до красот природы: её намного больше привлекала стая диких гусей, дремавшая в камышах. Дабы не вспугнуть птиц шорохом и плеском, Цветанка велела хмари расстелиться над водой тонким слоем.

Цап! Бульк! Подкравшись к гусям, Цветанка ухватила одного за шею, а остальные тут же с переполошённым криком взлетели. Недолго птица била мощными крыльями: одно движение челюстей – и её полупудовое тело обмякло, а голова повисла на перекушенной шее. Вернув себе человеческий облик, Цветанка уселась на берегу и принялась ощипывать ещё тёплую тушку.

Когда она вернулась к месту стоянки, там уже весело потрескивал костёр, играя рыжими вихрами пламени: видно, ему не терпелось что-нибудь поджарить или сварить. Вручив женщинам птицу, Цветанка с усмешкой уселась у подножья дерева. Дубрава с подчёркнутым равнодушием грызла сухари, а вот Голуба с Боско в предвкушении сытного ужина охотно поучаствовали в его приготовлении. Гуся опалили, выпотрошили и разрезали на куски, чтобы мясо лучше прожарилось на вертеле.

Дымок с вкусным духом жарящейся гусятины плыл над травой, густо-медный отблеск огня лежал на ближних стволах, а Цветанка растянулась на прохладной земле. Лишь день прошёл, а сердце уже грызла тоска по Светланке… Как она там сейчас? Наплакалась, наверно, до хрипоты и дрыхнет. Память у маленьких детей короткая – а что, если девочка уже и помнить Цветанку не будет, когда та вернётся? Это опасение печальной льдинкой царапнуло сердце, и воровке стало неуютно на ложе из лесных цветов.

Кусок поджаренного мяса на палочке дразняще повис над её носом: это Голуба уселась рядом, окутанная таинственным сумраком. Лесные духи светлячками липли ей на косу, мерцающим венком украшали голову – ни дать ни взять лесная кудесница склонилась над Цветанкой.

– Что закручинилась? По дочке скучаешь? – словно прочитав мысли воровки, спросила девушка.

– Светланка не кровная мне, – уточнила Цветанка, ловя зубами мясо. – Ты ж видела, что её Невзора кормит, а не я.

– Ну, откуда ж мне было знать… Может, у тебя молока просто нет, – улыбнулась Голуба. – Всяко бывает.

– Это дочка Нежаны, подруги моей. – Это имя далось Цветанке с нежной болью и тоской. – Умерла она в родах.

– Не печалься, – ласково молвила Голуба. – Душа твоей подруги рядом с ребёнком.

Мясо не лезло в горло, хлёсткая тоска обвила сердце, словно плеть с шипами. Да и не успела Цветанка ещё толком проголодаться после недавней ночной трапезы: наевшись от пуза в зверином облике, она обычно забывала о голоде на три дня. Возможно, завтра в животе и зашевелится жгучий уголёк, а пока воровка лишь из вежливости отщипнула несколько мясных волокон и мягко отвела руку девушки.

– Не голодна я, благодарю, – проронила она, снова укладываясь на траву.

Продолжить путь в прохладе и полумраке было бы в самый раз, но приходилось подстраиваться под людей, которые едва ли могли двигаться по три дня кряду без отдыха, а ночами привыкли спать.

Одиночество неотступно стрекотало в ушах. Летающие огоньки, стоило их мысленно окликнуть, устремлялись к Цветанке, щекоча ей ладонь; чтобы услышать их голоса, ей пришлось напрячь все душевные силы и отдаться чарам лесного мрака, выкинув из головы все мысли. Духи разговаривали не словами, они стучались прямо в сердце, царапая его беззвучными намёками и зовущим, тревожным зудом. «Иди за нами», – скорее, улавливала душой, чем слышала Цветанка. Но как идти? Не бросать же остальных! Будут ли духи видны днём – вот что беспокоило её.

Путники поднялись затемно, когда утренняя синь начинала светлеть только на небе, а земля ещё оставалась погружённой в сонный мрак. Заботливо разметав погасший костёр, они двинулись в дорогу.

Между деревьями прорезалась заря. С каждым шагом источник наводящего жуть морока становился чуть ближе, а Цветанке пришло в голову завязать себе глаза: щекотное, призрачное наитие осенило её, подсказывая способ и спастись от слепящего солнца, и увидеть растворённых в этом нестерпимом сиянии духов. Удивительная картина предстала перед ней! Крошечные огоньки облепляли собой всё вокруг, будто муравьи – каждую травинку, каждое дерево, и у воровки отвисла от восторга челюсть при виде волшебно мерцающих очертаний леса, словно обрисованных какой-то светящейся краской. Её глаза были плотно завязаны тряпицей, сквозь которую не просачивался даже самый маленький лучик света, но у неё открылось совершенно новое, иное зрение. Благодаря ему она различала всё – вплоть до корней и ямок под ногами, а потому могла не опасаться, что споткнётся.