Навь и Явь (СИ) - Инош Алана. Страница 175

– Ему нужна вода из Тиши! – тихо плакала от бессилия Ждана, заламывая руки. – Паучки убьют его!

– Он опасен, госпожа, – ответили стражницы. – Он пытался убить государыню и тебя, как мы можем пускать тебя к нему? И речи быть не может, прости.

– Это не он! В нём был Вук! – уже ни на что не надеясь, объясняла Ждана.

– Почему ты веришь, что этот зверь уже покинул его? – не поддавалась на уговоры охрана. – Нет, госпожа, не гневайся – не можем мы тебя пропустить.

– Ну, меня не пускаете – так хоть вы сами ему воды дайте! – рыдала Ждана.

– Думаешь, не пробовали? Пытались в него влить, а он зубы стиснул и не пьёт, – огорошили её дружинницы неутешительным ответом. – Не ломать же ему челюсти…

Так ничего и не добившись, она неприкаянно бродила по дворцу, шатаясь от стены к стене на подгибающихся ногах. Вдруг кто-то невысокий дёрнул её за рукав, Ждана глянула вниз и увидела младшую княжну.

– Отойдём-ка в укромный уголок, – заговорщически шепнула Любима. Слёзы девочки уже высохли, а на её хитрой мордашке был написан какой-то замысел.

Ждана поразилась, с какой быстротой девочка овладела собой, воспрянула духом и даже успела что-то придумать. Указывая ей на лавочку под окном, княжна закрыла дверь.

– Ты хочешь дать своему сыну воду из Тиши, да? – зашептала Любима, когда они уселись. – Это не сам Радятко ранил матушку, его заставили, я знаю. Я слышала, что ты кричала.

– Да, ты всё верно поняла. Мой бывший муж, Вук, руководил им через паучков, которых подсадил в него, – сказала Ждана. – Но эти маленькие твари убивают Радятко, жрут изнутри. Может, вода из Тиши поможет? А меня даже не пускают к нему!

– Не горюй, – подмигнула княжна. – Есть один способ заставить стражниц отступить. Я стащу волшебные гусли, заиграю, и стражницы у нас ох как попляшут! Только тебе надо будет тоже на чём-нибудь играть, а то сама в пляс пустишься. Давай-ка, не вешай нос, беги за водой, а я покуда гусли добуду. Один раз я их уже стащила, стащу и во второй.

Ждана видела эту диковинку – гусли-самоплясы, а дочь когда-то со смехом рассказывала ей о шаловливой выходке маленькой княжны, заставившей плясать до упаду всех обитательниц дворца, включая и саму княгиню. Очутившись в Белых горах, Дарёна сперва столкнулась с настороженно-враждебным отношением кошек, не доверявших пришельцам с запада; суровая начальница дворцовой стражи отняла у неё домру, а Любима, обладая острой тягой к справедливости, не могла спустить этого Яромире с рук. Вот и сейчас, видимо, это стремление защищать обиженных не оставило младшую дочку Лесияры равнодушной к беде Жданы и её сына. Стоило настоящему горю постучаться в дверь, как долгие месяцы неприязни и ревности были перечёркнуты.

Ждана бросилась в пещеру Прилетинского родника, где беспрепятственно набрала кувшин целительной воды. Сперва напившись сама, она ощутила светлую, тёплую силу, заструившуюся по жилам живительным летним пламенем; вода была горячей, но голову она Ждане, как ни странно, остудила, смягчив надрыв души. Вернувшись во дворец, Ждана растворила в кувшине ложку тихорощенского мёда для пущей целебности.

Любима уже ждала её с гуслями и дудочкой.

– На, будешь дудеть, а то и твои ноги в пляс пойдут! Я постараюсь отвести стражниц подальше, а ты тем временем делай своё дело.

– Ты храбрая и мужественная, как целый взвод воинов, – улыбнулась Ждана, погладив девочку по голове.

Княжна не отвергла ласку – уже достижение.

– Пошли, – кивнула она.

Это было ещё то зрелище: по сумрачным каменным переходам темницы шествовала Любима с весело поющими гуслями, а за нею следовала Ждана, играя на дудочке. Дудочница, если честно, из неё вышла не слишком умелая – сопелка то придушенно хрипела и нелепо верещала, то завывала, как кошка, которой прищемили хвост, но и этого хватало, чтобы ноги оставались в её собственной власти, защищённые от плясовых чар. Под это странное музыкальное сопровождение они с княжной приблизились к двери, за которой находился Радятко.

– Это ещё что?! Вы что творите? Госпожа Ждана, госпожа Любима, прекратите сей же час! – вознегодовали стражницы. – Узник опасен, как вы не понимаете?!

Но собственные тела больше им не повиновались: ноги пошли притопывать и выкидывать коленца, а руки выпустили оружие и принялись прихлопывать.

– А ну-ка, все за мной! – вскричала княжна и мигнула Ждане: мол, действуй.

Стражницы, приплясывая, последовали за гуслями. Ждана дула в дудочку, пока волшебный звон струн не стих вдали, а потом открыла проход сквозь запертую дверь. Радятко, конечно, кольца лишили, и он лежал на соломе, закованный по рукам и ногам в усмиряющие кандалы. Нутро Жданы обдало холодом при виде его искажённого не то яростью, не то страданием лица. Сквозь оскаленные зубы рвался стон, а глаза судорожно закатились под верхние веки.

– Радятушка… Сынок, – вырвалось у неё.

Поставив кувшин на пол, она опустилась на колени около сына. Тот от прикосновения рук Жданы дёрнулся и вдруг посмотрел прямо ей в лицо. Неподвижная, иномирная чернота его зрачков сверлила ей душу ледяным острием.

– Ты ему ничем не поможешь, никакие отвары его не спасут, – проскрежетал он чужим, пронзительно-стальным, низким голосом.

– Вук, отпусти его! – обращаясь к бывшему мужу, крикнула Ждана. – Как ты можешь с ним так?! Он же твой сын! Твоя плоть и кровь! Неужели в тебе не осталось совсем ничего человеческого?!

– Он – сын Добродана, – рявкнул Вук из горла Радятко. – Добродана больше нет!

У Жданы не хватало духу трясти его за плечи и причинять боль, ведь тело принадлежало сыну. Глаза его опять закатились, и не было никакой возможности влить ему хоть глоток воды сквозь стиснутые зубы. Что же делать? Отчаяние накрыло душу тёмным пологом, а горький гнев испепелял сердце.

– Отпусти, отпусти, отпусти его немедленно, нелюдь проклятый, – рычала и стонала она, прижимаясь своим лбом ко лбу сына и словно пытаясь проникнуть в его разум.

Чьи-то невидимые руки вдруг стиснулись на её горле, и душный колпак черноты упал сверху. «Свет Лалады… Свет Лалады», – только и могла повторять про себя Ждана, обледеневшая от ужаса, подвешенная в бесконечной пустоте. Она звала на помощь в этом противостоянии всех: Твердяну и Горану, матушку Крылинку, Тихую Рощу, дев Лалады; она взывала к недрам Белогорской земли, к её светлому и вольному духу, к Огуни и Ветрострую, к соснам и елям, к рекам и озёрам, к седому блеску горных вершин. «Встаньте за моей спиной, – молила она, – дайте мне сил… Дайте сил…»

Солнечный свет хлынул из её груди, и удушающая хватка на её горле разжалась, тьма упала. Радятко с хрипом широко распахнул глаза, и Ждана узнала их – они принадлежали её сыну.

– Ма… матушка, – позвал он.

– Сейчас, родной мой, сейчас, – не вытирая слёз, засуетилась Ждана. – Вот, выпей эту водичку!